Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2011)

• Название: Новый Мир ( № 5 2011)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

На самой первой минуте фильма она встречает в вагоне метро своего двойника — девушку с такой же балетной спиной, с таким же пучком, но зато — в темно-сером. Это Лили (Мила Кунис) — соперница Нины на всех фронтах, ее «Тень», ее темная половинка. Лили сексуальная, раскованная, с бесстыжим взглядом танцовщицы у шеста; одевается она, понятное дело, в черное и для наглядности имеет на спине еще и татуировку — черные крылья.

Итак, Нина приходит в театр; Тома объявляет о постановке «Лебединого озера», и героиня вступает на путь великой борьбы за роль — борьбы с самой собой. Она крутит дома перед зеркалом фуэте до кровавых мозолей… Намазав губы уворованной у Бетти ярко-красной помадой, преодолевая мучительную неловкость, выпрашивает у балетмейстера заветную партию. Тот смеется Нине в лицо, издевательски целует зажатую барышню в губы; в ответ Нина пребольно кусает его и тем доказывает, что по части стервозности небезнадежна. Тома заинтригован. Одетту-Одиллию под завистливый скрежет зубовный всего балетного коллектива отдают ей.

И дальше Нине мучительно приходится преодолевать одно испытание за другим.

Публичность: прием в театре; Нина в белом вечернем платье с бокалом шампанского стоит на лестнице рядом с Тома. Он ее представляет как новую приму. Уволенная Бетти смотрит на нее с испепеляющей ненавистью. Блудливая Лили подлавливает в сортире и снимает перед ней трусики. Нина держится, но из последних сил. С кровью сдирает заусенцы на пальцах…

Чувство вины: после приема Бетти то ли попадает, то ли специально бросается под машину; она — в больнице с переломанными ногами. Нина чувствует себя виноватой — ведь это из-за нее! Но Тома велит: плюнь, не думай об этом. Партия в «Лебедином» — твой шанс. Это твой звездный час! Переступи! И Нина переступает.

Секс: это, наверное, для нее самое сложное. После приема Тома везет Нину к себе, предлагает заняться любовью, но она зажата до такой степени, что он дает ей домашнее задание — мастурбировать. Она бы и рада, но как, если мама следит за ней днем и ночью? А в театре Тома откровенно терроризирует бедняжку, публично издевается над ее фригидностью, потом вдруг хватает на репетиции промеж ног… Нина уже было заводится, начинает тяжело дышать и тянется к мужчине всем телом, но проклятый искуситель бросает с издевкой: заметь, это я тебя соблазнил, а нужно, чтобы наоборот.

Нина плачет. Тут же появляется фальшиво сочувствующая Лили, сразу все просекает: «Ты запала на учителя!» Немедленно пробалтывается о Нининых чувствах Тома… Нина унижена, ранена в самое сердце. Устраивает сцену коварной подружке. Та в порядке примирения приглашает ее в кабак, и, наплевав на негодующие вопли маман, Нина наконец уходит в отрыв. Она напивается, принимает наркотики, бешено пляшет в толпе, трахается в сортире с какими-то парнями и заканчивает вечер долгим оргазмом в постели с Лили. Разбуженное либидо, сорвавшись с цепи, слепо мечется и топчет робкие, едва проклюнувшиеся сердечные чувства. Стыд, полный хаос и непонятки.

Ну, и самое страшное испытание для «хорошей девочки» — враждебность, людское коварство. Подружка Лили мало того, что сбивает героиню с пути истинного, так еще и посягает на ее роль. Это выясняется, когда Нина после удачной генеральной репетиции приходит снимать мерки для костюма белого/черного лебедя. Тут же обмеряют и Лили. Ну еще бы! Этой сучке раз плюнуть — соблазнить балетмейстера, вот он и назначает ее дублершей Нины. Нина умоляет Тома не делать этого. Тот только смеется в ответ.

Комплекс «хорошей девочки» предполагает иллюзию защищенности от конфликтов. Раз ты «хорошая» — тебя никто не тронет и не обидит. Но вот ты перестаешь быть «хорошей», неосмотрительно ввязавшись в схватку за место под солнцем, и вытесненный страх материализуется в ощущение неодолимой враждебности этого мира, где всякий только и мечтает коварно предать тебя, подставить, унизить и растоптать.

Нина бросается в больницу к несчастной Бетти. Теперь она видит в бывшей приме себя — затравленную, беззащитную жертву. Нина судорожно возвращает ей все — губную помаду, сережки, пилочку… Просит прощения: я просто хотела быть как ты — совершенством. Я не совершенство, мрачно бросает Бетти, я — никто. Хватает пилочку и протыкает себе щеку, потом еще и еще… Жуть!

Нина в ужасе несется домой, там в одном углу — окровавленная Бетти в больничной сорочке, в другом — чудовищные говорящие портреты, написанные маман (мама в живописи избывает невроз). Нина срывает их, бросает на пол. Тут на пороге вырастает уже сама мама, что, безусловно, еще страшней. Нина в панике запирается у себя, яростно чешет спину… Из расчеса на спине начинают вдруг лезть черные перья, и под конец ее ноги подламываются коленками назад, как у лебедя. Все, приплыли! Нина падает и проваливается в темноту.

Ну а дальше — спектакль. Апофеоз.

Нина опаздывает. Мама не выпускает ее из дома: «Ты больна! Эта роль погубит тебя!» Прячет ручку от двери, как в психбольнице. Преодолев бешеное сопротивление мамы: «Ты мне просто завидуешь! И всегда завидовала!», — Нина несется в театр. Врывается за кулисы. Тома удивлен: ты же болеешь! Я уже отдал твою партию Лили. Как бы не так! Нина упрямо гримируется. Выходит на сцену. В первом же акте партнер, подбитый мелкой завистницей из труппы (Нина видит, как за кулисами она ласкает его между ног),  роняет Нину на сцене. Катастрофа. Полная катастрофа! На лице Тома — отвращение. А в гримерке уже сидит Лили в черной пачке и готовится к выходу в роли Одиллии. Нина, обезумев, кидается на соперницу. Разбитое зеркало, две воздушные барышни бьются насмерть за роль. Лили душит Нину, та хватает длинный осколок зеркала и вонзает в живот подружке. Затем деловито тащит тело в сортир…

Кадр: балерина в белом за ноги волочит балерину в черном по осколкам битого стекла — это уже абсолютный, запредельный бурлеск в духе фильма «Кошечка» Гриши Константинопольского (это там, где Михаил Ефремов в пачке произносит монолог пожилой балерины). Но Аронофски плевать, хихикает зритель или сидит, вжавшись в кресло. Он — зверски серьезен.

Дело сделано, «плохая девочка» освободилась, полностью сорвалась с цепи, и Нина выходит на сцену в роли Одиллии. Она хищно раздувает ноздри, ощутив блаженные мурашки на коже; крутит победное фуэте, и с каждым оборотом ее спина и руки все больше оперяются черным, так что она заканчивает па, торжествующе воздев вверх огромные, роскошные, антрацитово-черные крылья. Публика беснуется: браво! Нина стоит под градом рукоплесканий. Ее руки обнажены, но зато тени, которые она отбрасывает, — крылаты (Боже! Ну разве можно так в лоб? — Можно!).

Нина властно целует в губы Тома. На его лице — счастливая мальчишеская улыбка. Он покорен. С торжествующей, «королевской» спиной (а спина Портман не менее выразительна, чем лицо) Нина идет в гримуборную; там бестрепетно прикрывает розовым полотенцем кровавое пятно на полу и начинает переодеваться к третьему акту… Стук в дверь. Это Лили, пришла поздравить: если честно, — ты меня поразила!

Безумная, вдохновенная маска торжествующей стервы сползает у Нины с лица: Лили жива? В сортире никого нет. Розовое полотенце валяется на сухом полу… Нина все понимает. Сидит перед зеркалом и по-детски рыдает; слезы текут по вымазанному белым гримом несчастному личику. Она убила не соперницу, она убила себя. На животе в белых перьях — красная рана. Нина вынимает оттуда длинный осколок зеркала.

Последний акт она танцует с рубиновым пятном на белоснежном лебедином наряде. Взлетает на помост; прощальный взгляд на Принца, на Злого гения, на публику (там — мама, она в восторге), — падает навзничь на постеленный за сценой матрас и умирает со словами: «Я была совершенством».

Ну да. Один раз. На краю могилы. Вытесненная часть личности оказалась настолько огромной, а «я» настолько крошечным и незрелым, что эту самую «Тень» просто некуда было вместить. Не хватило места, чтобы ее интегрировать. «Тень» вышла из-под контроля и довела свою обладательницу до безумия и погибели.

Если вспомнить «ВНУТРЕННЮЮ ИМПЕРИЮ» Дэвида Линча — фильм, несомненно занимающий весьма почетное место в списке картин, откуда Аронофски черпал свое вдохновение, — то там крестный путь «хорошей девочки», голливудской актрисы Никки Грейс (Лаура Дерн) [8] к полному творческому самораскрытию проходил через лабиринт, состоящий из множества разных миров. Это было сошествие во ад, где с каждым новым кругом женское страдание становилось все безысходнее, унижение все страшнее, боль — невыносимее… И только согласившись принять в себя всю эту боль, Никки Грейс «рождалась до конца», оказывалась способной до конца воплотить и тем самым отпустить на покой пленную душу своей героини.