Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2009)

• Название: Новый Мир ( № 5 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“Знаете, что объединяет Андрея Битова, Павла Басинского, Гюнтера Грасса, Владимира Бондаренко, Дуню Смирнову? Они все любят Захара Прилепина. А если и не любят, то уж во всяком случае интересуются его творчеством и симпатизируют автору „Саньки””.

“Один недоброжелатель назвал прозу Прилепина „женской”. Он неправ. Женская проза бывает жесткой, с налетом цинизма. А проза Прилепина сентиментальна”.

“Прилепин писатель неровный, успехи у него чередуются с провалами, неудачами. Это нормально для начинающего литератора. Но Захара Прилепина уже считают зрелым мастером. Он получил несколько престижных премий. Его книги издает уже не радикальное Ad Marginem, а респектабельное АСТ. Переводят за границей. Критики числят его среди ведущих современных прозаиков. А он как был, так и остается начинающим писателем”.

Андрей Битов. Пушкин подарил нам столетие. Беседу вел Юрий Беликов. — “Литературная газета”, 2009, № 7, 18 — 24 февраля <http://www.lgz.ru>.

“Пушкина, по сути, никто по-настоящему не читает и не понимает. Ниспровергать — слишком легкий способ попадания в разряд оригинальных персон. А вот понимать — это сложнее. От Пушкина все пытались отделаться, стараясь вписать его в обязательную идеологическую структуру. Это началось с первого памятника и речи Достоевского и так до сих пор и идет: то Пушкин одно предвидел, то он предвидел другое, а в результате за пределы школьной программы и диапазона оперы его фигура не выходит и как текст не воспринимается”.

Леонид Бородин. В тумане гражданской смуты. — “Москва”, 2008, № 12.

Среди прочего — в связи с Ходорковским: “В мои времена нас, политзаключенных, было ну от силы триста-четыреста человек, и сотни миллионов советских граждан не знали о нас и знать не хотели. Мы в том никакой трагедии не видели и претензий к миллионам не имели, потому что знали, за что сидим и милости не просим, — в той или иной степени мы имели именно политические претензии к власти, так или иначе оглашали их и, отнюдь не мечтая о тюрьмах и лагерях, попадая туда каждый в свое время, принимали это как должное и неизбежное”.

Дмитрий Быков. Федин беден. Один из них. — “Русская жизнь”, 2009, № 2-3, февраль <http://www.rulife.ru>.

“Лет в двенадцать-тринадцать я посмотрел фильм Зархи по „Городам и годам” [Константина Федина] с замечательным Старыгиным в главной роли, прочел роман, и некоторое время он был у меня одним из любимых, причем въелся даже глубже, чем казалось: сочиняя в „Орфографии” пародию на типичный русский революционный эпос, я неожиданно довольно точно изложил именно фединскую фабулу — с роковой любовью и бесконечным переходом всех героев, включая главного лощеного злодея, то на сторону красных, то в стан белых, то в банду зеленых. Но штука в том, что роман Федина в самом деле похож на все революционные эпосы сразу, — старший „Серапион” создал их идеальную квинтэссенцию”.

“Серапионы провозгласили установку на сюжетную прозу, сильную фабулу, социальную остроту — и „Города и годы”, писавшиеся как демонстрационный, первый, образцовый роман нового направления, все это в себя вобрали. Тут получилось что-то вроде импровизированного салата или пиццы, куда набухано все, что есть в доме, — но поскольку и время было безнадежно эклектичным, получилось непредсказуемое соответствие. <...> Пожалуй, роман Федина — наиболее удачный (в смысле наглядности) пример романа на знаменитую тему „Интеллигенция и революция”: что делать во время революции человеку, который не хочет убивать”.

“Проблема в том, что Федин был писатель по преимуществу европейский — потому, скажем, К. Симонов и другие коллеги предпочитали именовать его именно европейцем, акцентируя элегантность и отутюженность его седовласого облика. Конечно, это не Европа, а „Европа”, книжный, адаптированный вариант, slightly abridged — настоящей-то Европой, как ни ужасно это звучит, был Эренбург, вечно лохматый, засыпанный пеплом, одетый черт-те как, очень еврейский и при этом очень монмартрский. Видимо, Эренбургу в силу его еврейской натуры особенно удавалась переимчивость — у Федина все выходило очень уж провинциально, он так и не понял, что высшим лоском является отсутствие лоска; но прозаиком он был европейским и к войне, а также к революции подходил с традиционными европейскими критериями. То есть он пытался их обсуждать в категориях добра и зла. Но с революцией так нельзя”.

“Быть литератором в современной России то же самое, что быть водителем…” Беседу вела Алена Бондарева. — “Читаем вместе. Навигатор в мире книг”, 2009, февраль <http://www.mdk-arbat.ru/magazines.aspx>.

Говорит Илья Бояшов: “История вообще является мифом. Это не наука, а творчество. Чем литературно одареннее историк, тем более интересной и захватывающей она видится. Карамзин, Ключевский, Соловьев, монах Нестор — прежде всего талантливые литераторы”.

“Дело в том, что стиль, ритм современной прозы меняется на глазах. Проза теряет свою неторопливость, вальяжность, цветистость — на смену приходит ритм, рваный, быстрый, нервозный. Язык катастрофически меняется. Первая предтеча — молодежные „ sмs -ки”. Обратите внимание: одним словом, пусть даже сленгом, выражается целая гамма чувств. Достаточно одной фразы — молодежь сразу понимает — где, когда, кто, с кем, при каких обстоятельствах. Компьютерный язык появился. Сухой. Точный. Без эпитетов. Телеграфный. Огромное количество глаголов. Огромное количество англицизмов с чисто русским подтекстом. Боюсь, старшее поколение, воспитанное на классицизме, современную литературу перестанет понимать. Уже сейчас перестает”.

Януш Вишневский. “Любовь — это наркотик”. Беседу вела Юлия Бурмистрова. — “Частный корреспондент”, 2009, 14 февраля <http://www.chaskor.ru>.

“Химические структуры, возникающие в мозгу человека в состоянии влюбленности, — страшные структуры. <...> Если бы на их основе создали препарат и люди носили его в кармане, их бы сразу забрали в тюрьму. Они относятся к группе наркотиков — амфетамины, опиаты. У героина и у любви много общего в смысле химии. Их воспринимают одни и те же мозговые рецепторы”.

“Астроном сидит на пляже и наблюдает заход солнца. Он знает, что это звезда средней величины, на поверхности которой шесть тысяч градусов, он знает химический состав — дейтерий, образующий гелий, и еще много всего. Но, глядя на солнце, он испытывает некий восторг — не от знания, а от красоты момента. На любовь можно посмотреть и как поэт, и как лаборант. В своих книгах я стараюсь смотреть с обеих сторон”.

Игорь Волгин. Женщине дано иное зрение. Невеста без места: личные трудности Инны Кабыш. — “НГ Ex libris”, 2009, № 7, 26 февраля <http://exlibris.ng.ru>.

“Лермонтовское „…но странною любовью”, пушкинское „черт догадал меня родиться в России…” и т. д. — ни одного из этих самооправданий-самообвинений „не объяснит рассудок”. Инна Кабыш в своих отношениях с Родиной еще более иррациональна: „Даже если ты станешь богатой и сильной, / я буду тебя любить”. Но до этого (то бишь до богатства и силы) еще очень неблизко. А „в натуре” — метафизическая реальность (не знаешь, какая Россия метафизичнее — земная или небесная), которая диктует ставшие уже хрестоматийными строки: „Кто варит варенье в июле, / тот жить собирается с мужем…” На сакраментальный (и общенациональный) вопрос „что делать” В. В. Розанов в „Эмбрионах” ответил просто: „Если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай”. Его не послушались — и спустя почти век приходится констатировать: „Кто варит варенье в России, / тот знает, что выхода нет”. <...> Надежду на будущее дает только отсутствие надежды: этот эсхатологический оптимизм, кажется, не чужд жителям страны, в которой „не больно умирать” и к которой принадлежит Инна Кабыш”.

Восстание масс. Записали Зоя Машковцева и Илья Будрайсткис. — “ OpenSpace ”, 2009, 4 февраля <http://www.openspace.ru>.

Говорит Валерий Подорога: “Выход из неустойчивости и хаоса 90-х годов потребовал консолидации власти, и эта консолидация началась с 2000 года (приход Путина в Кремль). Однако постепенно власти теряли обратную связь с обществом — этому, кстати, помогала мировая экономическая конъюнктура (рост мировой экономики, цены на сырье и пр.). Впервые за многие годы россияне стали жить лучше, это стало основным условием общественной стабильности, но одновременно и политической апатии. <...> Произошел натуральный обмен: радостей потребления на политические свободы . Общество без раздумий согласилось. Сегодняшний кризис, разве он не бьет прямо по этому негласному договору конца 90-х годов? Бесспорно”.