Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2008)

• Название: Новый Мир ( № 1 2008)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

— Наверно, да только изба пуста.

— Деревни, поди, не предка-

ми живы. Да и деревни пусты.

Что крики земли и крови?

— Наверно, их слышат одни кресты.

— Стволы, поди, мрут на таком прислови-

и — по-лу-иссохли…

 

*        *

  &nbsp  *

Возможно ли взгляду быть с куполом в ссоре?

Под сводом дым ладана солнцем зажжен.

И воздух, клубясь, полыхает в соборе,

Где венчано столько мужей и жен.

И певчие вывели несколько ноток

Высоких, старинный распев творя.

И всякий треск пламени краток и кроток

Пред тайной закрытого алтаря.

 

*        *

  &nbsp  *

Мне казалось, так просто расставить над i все точки.

А теперь мне не кажется: я стопроцентно уверен.

Потому это так, что все рыцарские заморочки

Не относятся к нашему веку ни в коей мере.

К нашей жизни вообще и к моей, получается, тоже

Не относятся. Но уточню: не должны относиться,

Потому что на деле по-рыцарски хочется все же

Поступать, чтобы смело в чужие заглядывать лица.

Вот и вышло теперь, что дела бесконечно плохи

У души у моей, прикипевшей к Средневековью:

Ничего ж не прихватишь из темной, забытой эпохи;

Всем без разницы, как у них там в идеале — с любовью.

Но важна современность, и дама однажды мне скажет:

Не выпендривайся, потому что с тебя уже хватит.

То есть не благородничать? Как-то обидно даже,

Что поступки мои на сегодня — слишком некстати.

В общем, готика чувства — прощай! Заявлю правомочно,

Что свершаю не подвиг, а просто великое чудо! —

Книжку Хёйзинги “Осень Средневековья” ночью

Перечитывать? я? Никогда — ни за что — не буду.

 

*        *

  &nbsp  *

И ночь, и тишь былинно-безъязычная:

Ни воя волчьего, ни клика сов;

Спят на болотах ягоды брусничные

Под редкий треск рассохшихся стволов;

Не слыхивали о ветрах простуженных

Сегодня две недвижные сосны —

Высоко на угоре уж завьюжены

С травой сухой седые валуны;

Не говорит река: река запрятана

Под корку запорошенного льда;

Меж деревень вдоль колеи накатанной

Все та же тишь, столбы и провода;

В деревне ж — над избушкой скособоченной

Уж первый появляется дымок;

У Млечного Пути черны обочины —

Луна поглядывает на восток,

Где долька неба звездного отколота

И зорька полыхает; и в тоске

Ударом гулким деревенский колокол

Расколет лед на северной реке…

*        *

  &nbsp  *

Кричат мальчишки во дворе.

Гордятся вновь забитым голом.

Они увлечены футболом.

Они так преданы игре.

Девчонки пусть еще малы,

Но знают жизнь не понаслышке:

Ведь посвящают им мальчишки

Свои забитые голы.

А я — я, прислонясь к столбу,

Слежу за продолженьем боя.

Но — мяч: он с игрового поля

Врывается в мою судьбу.

Кто весел, молод и горяч,

Тот и не думает о бегстве,

Когда уже летит из детства

Истрепанный надутый мяч.

И было б не отбить — грешно!

Отбить — одна моя забота.

Мной траектория полета

Мяча — направлена в окно.

И тишина, весь двор накрыв,

Вдруг разразилась бранью бренной.

Гол был красивым — несомненно!

Вопрос: насколько был красив.

И во дворе один как перст

Стою. Сбежавших я прощаю.

А подвиг… подвиг посвящаю

Одной из будущих невест.

Рукой помашет из окна,

Разбитого мной накануне.

Так посмотреть на полнолунье

Меня теперь зовет — она.

Мы с ней глядимся в вышину

И видим, как пинают в бездне,

Ведут античные созвездья

Свой мяч — надутую луну.

 

*        *

  &nbsp  *

Наслаждаюсь, счастливый, горами скалистыми.

Вся поэзия — цепь высочайших гор.

Здесь великими становятся органистами,

Сотрясающими музыкой скалистый собор.

Впечатленья поспешно схватив, я быстро

Перекладываю на музыку душу мою.

Но беспомощно путаюсь в органных регистрах

И — растерянный, молча в горах стою.

 

*        *

  &nbsp  *

Да никак я тебя не люблю,

Потому что любить не умею:

Каждый брошенный взгляд — ловлю,

А поймав — каменею, немею.

Застываю, но столб соляной

Мне не родственник: схожи — мало.

Я ж не думал, что ты за спиной

Кулачки на удачу сжимала,

Чтобы дальше, чтоб дольше смотрел,

Чтобы мучились мы, не зная:

Я ли тот непутевый пострел,

Для которого ты — неземная.

Это глупо — смотреть не в глаза:

Время, брошенное на ветер.

Ветер, вихри — почти гроза.

Грозовое: я взгляд не встретил.

И рвануться опять к тебе,

И засматриваться украдкой.

…Я скольжу по чужой судьбе

Неразгаданною загадкой.

 

*        *

  &nbsp  *

Скоро за полночь. И Мольера

На диванной подушке том.

Абажур на колонне торшера

Электрическим бредит огнем.

Там за кроною гнется крона.

Грозовой вырастает ор. —

Здесь лишь легкое у балкона

Колыхание шелковых штор.

Шелк раздвинул. И тюль — в сторонку.

Лбом горячим припав к стеклу,

С непосредственностью ребенка

Я смотрю в грозовую мглу.

Вырастают из тьмы силуэты.

На секунду — когда сверкнет.

Можно с бури писать портреты,

Только бури никто не вернет.

Пейзаж Челябы

Костырко Сергей Павлович — прозаик, критик, эссеист, обозреватель; редактор электронной версии “Нового мира”.

 

1

"А сейчас вы увидите куски Челябы старой. Купеческой”, — говорит наша экскурсовод Н. Н., останавливаясь перед полудекоративной аркой с гербом уездного Челябинска. На гербе — верблюд. А за аркой — улица-заповедник Кировка. Официальное ее название: улица Кирова, но челябинцы называют Кировкой, как бы переориентируя название улицы с фигуры загубленного — по некоторым данным, Сталиным загубленного — пламенного революционера, а также крепкого хозяйственника и жизне/женолюба на марку знаменитого завода.

На Кировку мы входим, оставляя за спиной проспект Ленина, разливающийся в этом месте площадью Революции с памятником на противоположном берегу. Памятник, естественно, — Ленину. Под серым, но чуть прояснившимся — дождь со снегом, шедший с утра, уже закончился — небом силуэт Ленина кажется черным. Основную массу его составляет вздыбившееся под ветром бронзовое пальто. С внешностью вождю не повезло: невысокий плотненький господинчик, лысина, бородка, пиджачок, жилетка — не тянула она на госсимвол. С Дзержинским монументалистам было легче — лицо аскета и долгополая шинель. В челябинском пальто вождя тоже есть что-то от шинели Дзержинского. И вообще — от Шинели. Собственно говоря, шинель — это что? Пальто. Но пальто — статусное. То есть Шинель как персонификация статуса. Статуса не только сословного или государственного, но и — метафизического. Что остро почувствовали, например, новые русские 90-х, разрешавшие проблему самоидентификации с помощью монументальных, как шкаф, пальто.

От ветра, вылепленного скульптором в полах ленинского пальто, веет привычной жутью.