Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2006)

• Название: Новый Мир ( № 11 2006)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“Июл. 13, 2006 01:52 pm — Татьяна Толстая и Бездарная Девушка.

Дуня Смирнова рече: Мне рассказывала Т. Н. Толстая, что, когда она преподавала creative writing в Америке, была у нее одна студентка, девушка милая, неглупая, но совершенно бездарная. Создавая рассказ по заданию Толстой, девушка столкнулась с неразрешимой проблемой: на протяжении десяти страниц ее героиня никак не могла сдвинуться с места и прибыть из пункта А в пункт Б. Она выходила из квартиры, запирала дверь, входила в лифт, спускалась на первый этаж, выходила из лифта, нажимала кнопку, открывающую подъезд, выходила из подъезда, шла в гараж, находила свою машину, отпирала ее, вставляла ключ в зажигание, заводила машину, трогалась с места, разворачивалась, выезжала из гаража и т. д. На призывы Т. Н. Толстой плюнуть на все это и просто сразу же переместить персонаж в пункт Б студентка мучительно морщила лобик и говорила: „Ну как же, она же не может просто взять и оказаться там, она же должна доехать!”

Это, как мне кажется, педагогическая несостоятельность. Вместо того чтобы ставить клеймо „бездарная”, можно было бы обратить эту естественную склонность к описанию мельчайших подробностей в сильную сторону, помочь человеку это развить до чего-то художественного. <…> Какие-то рабфаковские курсы литературного мастерства. У писателя как-то по-другому должна быть устроена так называемая голова. И органы восприятия реальности. Мне так кажется” <http://ddanilov.livejournal.com/218651.html?mode=reply>.

Да, Данилову это не только “кажется” — он это знает и умеет как уже состоявшийся художник.

И еще одна, тоже “конкретная”, проза на “Полутонах” — “О Сабуровой Даче” <http://polutona.ru/premia/?show=rets25_2005_afanasyeva> молодого харьковского поэта и прозаика Анастасии Афанасьевой. Сабурова Дача — это психиатрическая лечебница, где Афанасьева проходила студенческую практику. Написано в жанре автобиографической лирической прозы, с использованием стиля профессиональных записей врача-психиатра: “Н. не хочет и не понимает, зачем она должна жить именно в этой эре, потому на вопрос о том, сколько ей лет, отвечает — 20, хотя на самом деле ей уже 25. У Н. шизофрения, параноидная форма, непрерывное течение. Зав. отделением рассказывает, что Надя выписывается, получает пенсию, встречает во дворе шпану — те сразу раскручивают ее на пиво. Выпьем: первый за аминазин, второй за галоперидол, третий за любовь. Потом ее имеет вся компания по очереди. Ей хватает одной бутылки, чтоб растормозиться. Ее доставляют в отделение грязную, затраханную, в состоянии психомоторного возбуждения — агрессивную, матерящуюся, непредсказуемую. „Галоприл 2 мл в/в два раза в день; аминазин 2 мл в/м 2 раза в день; трифен 3 раза в день” — это заклинание для изменения стержня восприятия”.

Перед нами проза, в которой все — из жизни. Автора здесь как бы нет и не должно быть. Тем более — преображающей силы искусства. Но странным способом вот в этом “безыскусном письме” с самого начала проступает индивидуальность автора, его голос, его глаз. Вроде бы обреченное на монотонность повествование — один больной, другой, третий, четвертый... — кажется стремительным и наполненным. Художник пытается увидеть логику, последовательность в “безумии” — “безумии” не только больных, но и жизни вокруг них, вокруг себя, в себе, наконец (“— Положи ладонь на ствол дерева. Что ты чувствуешь? — Какое-то покалывание. — Теперь подойдем к дому, положи руку на стену. Что ты чувствуешь сейчас? — Ничего. — Чем отличаются эти два ощущения? — Первое живое, второе — нет. <...> Мы медитировали под Жана Мишеля Жарра, после сидели под звездами, и он рассказывал мне, будто может видеть будущее. Ему 15, мне 14”). Страшные, шокирующие детали быта психиатрической лечебницы пугают, конечно, но не только — повествование втягивает в размышление, затягивает странной глубиной, которая чудится автору вот в этих сдвигах реальности и нормы. Нет, я не о “психоделике”, а о наличии в самом взгляде автора на мир некой точки, где сходится, гармонизируется вся эта изображаемая им дисгармония бытия.

До сих пор, представляя сайт “Полутона”, я говорил о нем как о сайте молодой литературы. Это не совсем так. Да, это сайт молодых литераторов, составивших “Содружество „Полутона””, но на этом же сайте вполне естественно смотрятся и тексты писателей более старшего поколения. В конечном счете литературе нет дела до возраста автора. Есть черты, которые роднят молодых авторов “Полутонов” с тем, что делают их более зрелые коллеги, и поэтому вполне органичным выглядит на “Полутонах” представление текстов Алексея Цветкова, Майи Кучерской, Владимира Гандельсмана, Дарьи Суховей, Аркадия Драгомощенко, Кати Капович и других. Да и само сообщество “Полутона” собрало не только молодых. Представленный выше Борис Херсонский как раз член этого сообщества, при том что он примерно ровесник Алексея Цветкова. А с другой стороны, авторы тех же “Полутонов” регулярно вывешивают свои тексты и на других сайтах (Дмитрий Данилов — на “Вавилоне”, в “Красном матросе”, “Тенётах”, “Топосе”; Борис Херсонский — в “Крещатике”, “Галерее Гельмана в Киеве”, на сайте “Vernitskii Literature: Молодая русская литература”; Анастасия Афанасьева — в “Топосе”, “Вавилоне”, “Сетевой словесности” и т. д.). И эта ситуация для нынешнего Интернета нормальная. Каждый сайт создает свой “литературный ракурс”, и вот этот “ракурс” проводит уже собственный отбор. Есть — и о нем-то идет речь в этом обзоре — свой “литературный ракурс” у “Полутонов”. Я попытаюсь сформулировать его с помощью двух определений, в меру общих, в меру конкретных.

Первое из них — Вавилон как смешение разнообразных голосов, поэтик, художественных ориентаций. Скрытый вызов, который присутствовал в названии одноименного сайта, авторы “Полутонов” приняли и свою Башню, на мой взгляд, построили.

Ну а второе определение отчасти связано с самим названием сайта: “Полутона”. И чтобы не повторять уже много раз сказанного, я просто воспользуюсь цитатой из Ортеги-и-Гасета о природе искусства, которая исключает использование в качестве главных средств воздействия в литературе внеэстетических приемов — открытого гражданского пафоса, публицистической остроты, эмоционального надрыва реальных жизненных ситуаций и проч. Литература — не художественное комментирование реальной жизни, не прямой инструмент для ее обустройства, это инструмент более глубинного воздействия, помогающий созданию образа мира, образа бытия. И потому — “радоваться или сострадать человеческим судьбам, о которых повествует нам произведение искусства, есть нечто очень отличное от подлинно художественного наслаждения. Более того, в произведении искусства эта озабоченность собственно человеческим принципиально несовместима со строго эстетическим удовольствием”; “Искусство не может основываться на психическом заражении — это инстинктивный бессознательный феномен, а искусство должно быть абсолютной проясненностью, полуднем разумения. Смех и слезы эстетически суть обман, надувательство. Выражение прекрасного не должно переходить границы улыбки или грусти. А еще лучше — не доходить до этих границ” (Ортега-и-Гасет, “Дегуманизация искусства”). Подлинное искусство, продолжим мысль философа, должно быть внешне успокоенным, чтобы внутреннее его содержание не заглушалось грохотом механически перенесенной в него реальности. Искусство предполагает сосредоточенность и потому избегает слишком яркого, кричащего цвета — оно ориентировано на полутона. Слово “полутона” в этом контексте можно употребить и как эстетическую характеристику одноименного сайта.

.

Послесловие от составителя (прощальное):

WWW-обозрения я пишу семь лет, с 2000 года, и писал я их спокойно и уверенно только в первые года два-три. А потом почувствовал нечто странное. Как будто объект, который мне следовало методично описывать, начал расплываться, а потом — просто таять. В 2000-м литературный Интернет, или даже шире — net-культура, net-пространство, — несмотря на свою почти безбрежность, еще было пространством (явлением) теоретически обозримым. У явления, которое я взялся описывать, была своя специфика, были границы, и не важно, что до них я никогда не доходил. Это ситуация нормальная для любого обозревателя — кинокритик, скажем, сознает, что никогда не сможет просмотреть все снятые фильмы, и тем не менее чувствует право писать свои обзоры, право это дается неизменностью специфики обозреваемого им пространства. Но подобная аналогия быстро начала терять смысл. Сетевое пространство, вначале казавшееся нам чем-то вроде расширенного электронного аналога СМИ, гигантской библиотекой, меняло свою природу на глазах — Интернет осваивал все новые функции, вторгался во все новые и новые сферы жизни. И в конце концов как объект Интернет растворился. Точнее, объект стал просто средой. И разговор об Интернете как явлении сохранил актуальность исключительно как разговор о глобальных проблемах современных коммуникаций, о технологии функционирования складывающейся на наших глазах цивилизации (что очень хорошо почувствовал и о чем стал писать мой коллега и мой “сменщик” по веб-обзорам в “Новом мире” Владимир Губайловский). Соответственно писание веб-обзоров, скроенных по колодке литературно-критического обозрения, начало терять смысл. Этой темы я уже касался, описывая процесс превращения литературного Интернета из самостоятельного явления нашей культуры в инфраструктуру при этой культуре (“Новый мир”, 2004, № 2) <http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2004/2/s19.html>.