Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2005)

• Название: Новый Мир ( № 10 2005)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Сначала обе молчали. Застыли возле океана тишины — тихого океана, — и каждая опасалась ступить в него босой, оголенной душой: вдруг обожжет...

Первый шаг сделала Анна:

— О, Муза плача, прекраснейшая из муз!..

Читала чужое величаво, как свое. Присвоила.

Уже со второй строфы Марине захотелось вскрикнуть: “Шестнадцатый год! Это было так давно!” Но сдержалась, не перебила.

Как только зазвенела тишина после конечного “и сердце свое в придачу!”, она почти инстинктивно, не успев даже подумать, что лучше, разумнее всего сейчас прочитать, заговорила:

— Ну, вот и двустишье...

“Поэма Воздуха” с первой же строфы наэлектризовала крохотную камеру.

Анна слушала хорошо: не сгорбилась, не ерзала, только пальцы иногда взлетали к горлу и перебирали коралловые бочонки. Как четки. Ее губы разжались и заалели, будто во рту у нее — крылышко розы.

Профессиональные музыканты никогда не хлопнут в ладоши после очередной части даже незнакомой им симфонии, так и Анна ни разу не дернулась невпопад, но когда поэма окончилась — многоточием, она подрезала его:

— “Ты сладострастней, ты телесней живых, блистательная тень”. Баратынский. — Эпиграф прогудела ровным, бесцветным голосом, а потом без всякой торжественности почти запела свое: — Распахнулась атласная шубка...

Мелодия была такая мощная, что сперва пересилила раздражение, которое у Марины вызывали “голубка”, “коломбина” и “арапчата”, так диссонирующие со временем и с ее жизнью. Она расслышала кощунственно-праздничный звук, издаваемый этими словами, только поздно вечером, когда в темном коридоре своей квартиры столкнулась с полуголым, замурзанным соседом. И тогда же подумала: из-за пафоса такие стихи будут недолговечными. Каждой эпохе нужен свой, новый пафос. Если, конечно, не сумеешь сделать его материалом, как получилось, может быть, только у Некрасова...

Но это потом, позже.

А пока... Как только тишина стала устойчивой, обозначая конец чтению, в дверь осторожно поскреблись. Хозяйка напомнила, что пора в театр. Марина даже не спросила, какой спектакль, — ей было все равно, лишь бы не отрываться от Анны. Та же хозяйка похлопотала насчет билета.

— За мной хвост, не оглядывайтесь, — глядя вперед, на ходу пробормотала Анна. Не испуганно, а как-то победно.

— За вами? А может быть, за мной? — не уступила Марина, усмехнувшись.

Они шутили. Обе еще не спустились на землю, в мертвецкие объятия беды.

Если б можно было им помочь...

— Две немолодые женщины борются за одного юношу. Естественно, что он достается третьей, девочке, — куда-то в сторону прогудела Анна после спектакля.

О чем это она? Марина не могла бы пересказать то, что происходило на сцене. И совсем невозможно для нее было сравнивать действия героев со своей жизнью... Да и при чем тут они, когда вот оно — счастье... Слиться с другой, быть с ней одним целым.

Все три акта она — и про себя, и вслух — говорила с Анной, пусть та останавливала: осторожно, даже нежно сжимала Маринину руку, вцепившуюся в подлокотник, если слова вырывались наружу во время действия на сцене.

Был их диалог реальным или происходил только в ее воображении?..

И вдруг такое житейское замечание... Хорошо, что уже нужно по домам, не то бы Анна все испортила.

— А завтра? Давайте завтра снова встретимся.

(Кто предложил? Конечно Марина. Поступила по-женски. Как всегда, они, проклиная мужчину, кидаются к телефону и покорно или надменно — суть не меняется — умоляют о свидании...)

Анна царственно согласилась.

Умные, владеющие собой люди не отказываются от исторических встреч. Но они же знают, что для закрепления картинки нужны свидетельства не столько участников, сколько посторонних. И мгновенно вспомнила: завтрашний вечер уже обещан.

— Николай Иванович — один из моих ближайших друзей. Он не любит моих стихов... — Анна лукаво посмотрела на Марину, но ответного взгляда ей поймать не удалось. И тогда она величаво продолжила: — Ну и что? Великая пошлость: не любить человека, если не нравятся его стихи...

Она, конечно, не спрашивала, а утверждала, но так, что оставляла место для несогласия.

А Марине было все равно. Любовь — стихия, никакие “если, то...” ею не управляют! Что тут спорить... Она уже ушла в себя.

Следующим утром вспомнила про свою беспомощность: без провожатого ей не найти Александровский переулок в далекой Марьиной Роще.

“Так захотелось пойти с тобой. Тебе было бы интересно. Но как тебя разыскать? Не письмом же до востребования...” — пожаловалась Марина.

Да уж... Евгений тут же продиктовал ей номер телефона, что висит в самом начале длинного коридора коммуналки в Уланском. На будущее. Он, конечно, не струсит, пойдет на такую встречу. Анна не смутится и после ни одного вопроса не задаст — вот его прогноз. А ему самому захочется объяснять-оправдываться? Ну, это по обстоятельствам...

Провожатый, конечно, нашелся. Другой.

Анна, кажется, промолчала всю встречу. Это было нетрудно: Марина говорила и говорила. Поток обиды и обличения... Приговор за приговором. Садилась на стул и тут же вскакивала. Свободно летала по крохотной — опять крохотной — комнатке. Перелистывая книгу — подарок хозяина, — возбужденно отчеканила:

— Хлебников — мой словарь. Не хватает слова — мысленно полистаю и подхвачу. А стих его — океан. Не ввысь, а вширь. И рифмы игрушечные, юмористические. Но — люблю!

Часа через два, заметив, что с ней не спорят, выкрикнула:

— Борис не хочет меня видеть!

И опять нет отклика. Опять молчание. А ведь Анна с ним дружит, могла бы заступиться...

— Никогда не слушайте суждений обо мне! — Не спрашивая разрешения, Марина закурила папиросу. Глубоко затянулась и продолжила: — Особенно друзей! — Затянулась еще раз. — Я многих задела. Любила и разлюбила, нянчила и выронила. — И еще затяжка. — Для людей расхождение — вопрос самолюбия, которое, кстати, по-мужски и по-божески — щажу! Мое “в упор” всегда встречало робкую “кось”, чаще мужскую, чем женскую! — И без паузы она перешла на рукопашную: — Как вы могли написать “отыми и ребенка и друга”?! Ведь вы уже знали, что сбудется все написанное!

Будто в вату била — такой равнодушной показалась ей наступившая тишина. Но не она была ответом, она была рычагом, на конце которого закрепилась реплика Анны:

— А как вы могли написать “Молодца”...

— Это только сказка! — уже понимая, что бьет по воздуху, огрызнулась Марина.

— Знаем мы эти сказки, — пробормотала Анна, глядя в окно, на холодную дрожь нагретой летним солнцем зелени.

Марина судорожно сунула в свою кошелку пустую пачку от папирос, коробку спичек и метнулась к двери.

— Посидите еще десять минут, — ровным голосом промолвила Анна, не вставая со своего стула.

Еще четверть часа Марининого монолога, и после ее уже никто не останавливал.

“Несостоявшейся встречей больше... Сколько их было в моей жизни, этих несостоявшихся встреч!” — таков был Маринин вердикт в конце ее рассказа.

Евгений засиделся за машинкой. Не столько писал, сколько думал об обеих.

В фундамент Анютиной стойкости впаяна ее слава. Ранняя. Понятая и усвоенная. Она сумела укротить ее огонь, и он теперь греет. Тепла хватит, чтобы выжить...

А Марина? Славу подсекла революция. Да все равно, у нее не получилось бы поддерживать очаг. Безоглядно летит ввысь, а пейзаж под ней постоянно меняется. Дворянская Москва... Голодная Россия... Берлин, Прага, Париж... Враждебная ей эмиграция и снова Москва. Советская. Если на земле в очередной раз случится взрыв, то первый же шальной осколок ее собьет... И пули не надо...

Светало.

Ладно, это — завтра. То есть уже сегодня...

Выдернув шнур настольной лампы под зеленым абажуром, он вставил в розетку штепсель от недавно починенного лампового приемника.

— Говорит Москва. Сегодня воскресенье, двадцать второе июня, шесть часов утра... — объявил диктор.

 

12

В мае сорок четвертого Евгений, корреспондент “Красной звезды” на Северном флоте, был командирован в Москву. Получить награду за лучшие военные репортажи и поощрение — два дня полной свободы. Третьего не дали. Так что съездить на Урал, к своим, не получилось. Зато выспался, впервые после госпиталя, и уже раздумывал, что дальше, как позвали к телефону.