Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2011)

• Название: Новый Мир ( № 3 2011)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Бродя по городу, я, сколько ни старался, не мог себе представить Гузель ни среди озабоченных и хмурых ленинградцев, ни среди гуляющих толпами по Невскому всесоюзных туристов. Силился разглядеть ее образ в отражениях облаков на тревожной ряби каналов, в солнечных бликах листвы на аллеях парков, в мерцающих в тумане окнах и в полумраке зрительных залов.

Несколько раз писал в Томск по месту ее последней ссыльной работы, разыскивал ее в Риге, но ниоткуда не получил ответа, в те годы только родственники имели право заявки на розыск. От Гузели я знал, что родственников у нее не осталось.

Через много-много лет в Вене в музее перед витриной с очками Шуберта я вдруг почувствовал за спиной ее живое дыхание, ощутил прикосновение ее щеки к своему плечу.

— Я же говорила, — сказал ее голос, — у Шуберта все о любви... Даже трещинка на очках. Если долго-долго смотреть, она исчезает...

Принят, а не отвержен

ДМИТРИЙ САРАБЬЯНОВ

*

ПРИНЯТ, А НЕ ОТВЕРЖЕН

 

 

Сарабьянов Дмитрий Владимирович родился в 1923 году. Фронтовик. Искусствовед, автор многочисленных монографий и исследований по истории русского и мирового искусства. С 1992 года действительный член Российской академии наук. Автор двух книг стихов. Живет в Москве.

*     *

 *

Я подгоняю строки парами,

Не пользуясь резервуарами,

Гашёной известью загруженными,

Лесами, арками подпружными.

Я на глазок леплю юродивых.

Они в ответ послушны вроде бы,

Но временами хорохорятся —

Друг с другом и со мною ссорятся.

Как возомнятся Заратустрами —

Не столь уж мудрыми, сколь шустрыми,

Заполонят пространство значимое

Пустыми мыслями растраченными.

Мне их приходится обманывать —

Ряды и буквы строить заново,

Чтоб им и звуком и значением

Служить другому назначению.

Обман когда-нибудь раскроется,

И мне тогда не поздоровится,

И старику напомнят снова,

Что поначалу было слово.

Но как найти слова заветные,

Пусть тихие и незаметные,

Хранящие приметы местные,

И мне, и всем другим известные?

 

*     *

 *

Покой не снится мне никогда.

Снятся людьми набитые поезда,

В асфальт одетые города,

В их лабиринтах текущие дни —

Вдали от близких, от всей родни.

Тонет каждый шаг в пустоте,

Как первая строчка на белом листе.

Так же будет, когда концы

Отдашь, как правнукам леденцы.

 

*     *

 *

В полночь выйдешь, чтоб запереть дверь,

И остановишься у порога.

За спиной — Москва, впереди — Тверь.

Рядом — в избах Павел, Борис, Серёга.

Они не спят. Еле-еле горят огоньки

В окнах комнат, нарушая ночной порядок,

Слабым светом, как фитили из пеньки,

Вставленные в жёрла отстрелявших давно снарядов

(Тех, что с военных лет в памяти задержались).

Но хвастливо сияет деревенский фонарь,

Соревнуясь с луной и ей подражая.

И падают звёзды в ночную хмарь,

Скрываясь за спинами горбатых домов,

В которых никто не живёт, да и жить не может

Не только осенью и зимой,

Но и в летние месяцы тоже.

Но присутствие тех, кто ушёл давно,

И тем более тех, кто покинул сей мир недавно,

И, как показалось многим, — бесславно,

Ощущаешь, как жизнь, поглощённую сном,

Но текущую рядом — за занавешенным шалью окном.

Почему всё вместе здесь собралось —

Луна, люди — близкие и чужие,

Свет фонаря, падение звёзд,

Тени ушедших, что прежде жили?

Жизнь не гнушается волей случая.

Её забота — собрать воедино

Время и место. И если получится,

Вручить их Владыке и Господину.

Если это единство принято,

Жизнь течёт под крылом Господним,

Соединяя вчера и сегодня.

Всё, что утрачено, всё, что отринуто,

Возвращено без дознания строгого.

Всё это общее, всё это Богово.

Деревня Алексино

Хоть зимой ты дрожишь, а в июне страдаешь от зноя,

Хоть ты стала последнее время по моде дурной одеваться,

Я хочу с тобой встретиться поздней весною.

Не подумай, что некуда больше деваться.

Я привык к твоему одномерному ритму,

К колыханию ветра, что с севера дует в окошко,

К холодильнику, где пребывает в печали поллитра,

Из которой я пью за обедом две рюмочки — понемножку.

К полям, что вокруг, окружённым гущею леса.

В них всегда отраженье небесной тверди.

Какое счастье, что в твои владенья залез я,

Тобою был принят, а не отвержен.

Основал тебя, видно, давненько мудрец Алексей иль Алексий.

Для тебя он сыскал едва ли не лучшее место.

Ты росла потихоньку, без бурных скачков, без последствий,

Хорошела, не очень полнела, осталась в невестах.

Объезжали тебя трактора и справа и слева,

Не хотели топтать твоё тело и портить твой запах.

Продолжал глотать Николай, а Нюрка осоловела

В его воровских, но очень красивых лапах.

Но ты на это смотрела сквозь пальцы.

Тебе интересней было увидеть, как доживает Серый —

На твоём краю маячивший старый мерин.

Он ведь один в лошадином списке остался.

Ты принимала пришлых в людское своё поголовье.

Уходили старики и старухи, приходили дети.

Образовалось алексинское сословье.

Ничего особенного. Но всё же не те, а эти.

Если прибавить к людям ежей и удодов,

Иволгу, местных кукушек, собак и кошек,

Множество птиц, неизвестных по имени, разной породы,

Бабочек, мух, комаров и мельчайших мошек…

Можно составить такой же список кустов и деревьев,

Трав и цветов, заверить его в сельсовете.

Чтобы никто не мечтал о покупке такой дорогой деревни,

Чтоб в ней оставались не те, а эти.

Что касается нас — меня, жены, детей и дальше по списку,

Мы служить тебе будем до последнего вздоха.

Но не вздумай нас вписывать в перечень на поверхности обелиска,

Что стоит в твоём центре: получится плохо.

Вместо тайны общенья живущих громко и ушедших тихо

Казённая справка с круглой печатью и пропуск на выход.

Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями

СЕРГЕЙ БЕЛЯКОВ

*

ПАРИЖСКИЙ МАЛЬЧИК ГЕОРГИЙ ЭФРОН МЕЖДУ ДВУМЯ НАЦИЯМИ

 

 

 

Беляков Сергей Станиславович – критик и литературовед. Родился в 1976 году в Свердловске (ныне Екатеринбург). Окончил Уральский государственный университет. Заместитель главного редактора журнала «Урал». Постоянный автор «Нового мира» Живет в Екатеринбурге.

 

 

У меня нет ни капли французской крови,

но в моих жилах течет кровь Франции.

Ромен Гари

 

В истории литературы Георгий Эфрон, более известный под домашним именем Мур, остался лишь сыном Марины Цветаевой. Да, он мог бы стать известным литературоведом, переводчиком. А мог сделать карьеру политического аналитика, специалиста по международным отношениям. Предпосылки к этому были: в пятнадцать лет новый состав французского Кабинета министров интересовал его больше, чем прелести одноклассниц, о наступлении англичан в Греции, об отношениях Французской компартии с Коминтерном, об интересах Советского Союза Мур судил с профессионализмом дипломированного между­народника. Увы. Мойры не были милостивы к Муру: его ждал фронт и безымянная могила у деревни Друйка, где в самый разгар знаменитой операции «Багратион» сын Марины Цветаевой принял последний бой.