Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2007)

• Название: Новый Мир ( № 3 2007)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Родиться снова

Городницкий Александр Моисеевич родился в Ленинграде в 1933 году. Поэт, бард, автор мемуарной прозы. Живет в Москве. В нашем журнале печатается впервые.

 

*    *

 *

На одной из картин Шагала

Смерть рождается вместе с ребенком

И лежит в младенческой люльке

С небольшою своей косою.

Беспокойно ночами плачет,

Просит грудь и болеет корью,

Начинает вставать на ножки,

Понемножечку вырастая.

После в школу она поступит

И освоит азы науки,

Вместе с нами переживая

Неудачи романов первых.

Едет в отпуск, сидит в застолье,

Бесполезные пьет лекарства

И умрет близнецом сиамским,

Чтобы с каждым родиться снова.

Постоянной своей соседки

Мы, как правило, не замечаем, —

Лишь художники и поэты

Ощущают ее дыханье.

 

В кафе

Вниз ведущая крутая ступенька.

Сигаретный над стойкою дым.

Забегают сюда выпить частенько

Ленин вместе с Николаем Вторым.

С Красной площади сбежав от туристов,

От валютных небогатых щедрот,

Двести граммчиков возьмут или триста

И в придачу иногда бутерброд.

Выпьют водочки с закуской попроще,

Залатают перед зеркалом грим

И вернутся на морозную площадь

За два доллара сниматься с любым.

Потешается эпоха другая,

Не боящаяся прожитых бед.

А история глядит не мигая

Двум подвыпившим актерам вослед.

Лента яркая в петлице алеет.

Тускло светит мишура эполет.

Одному из них брести к Мавзолею,

А другому — за Уральский хребет.

 

Кремлевский полк

Мажор барабанного ритма

И знамени вьющийся шелк.

Кого охраняет элитный

Кремлевский отлаженный полк?

Из массы рабоче-крестьянской

Отбор неизменен и прост:

Была бы наружность славянской,

Лицо без изъянов и рост.

Охотно родители сына

Пошлют в президентскую рать,

Но трудно, ворчит медицина,

Их стало теперь отбирать.

С казарменным жестким укладом

Не каждый сживется пацан.

В ладонях зажаты приклады,

Подковки звенят по торцам.

Кремлевские звезды алеют

Над бездной тяжелых годин,

И Ленин лежит в Мавзолее

Уже без охраны, один.

Не зная сомнений и страха,

Стоит караул над плитой,

Где горсть безымянного праха

Укрыта в могиле пустой.

А рядом творят преступленья,

Политик болтает, нечист,

Под Грозным трубит отступленье

Израненный пыльный горнист.

Не ведая внешнего вздора,

Хоть каждый смышлен и толков,

Шагают они, гренадеры,

Под марши минувших веков.

И глаза внезапная влага

Меня убеждает, что есть,

Еще существуют — отвага,

Держава, достоинство, честь.

 

Полярный конвой 2003

М. Спиридонову.

Крики чаек сливаются в общем хоре.

Ветеранам военные будни снятся.

Мы идем через Баренцево море

По следам конвоя PQ-17.

Штормовую синоптик сулит погоду.

Волн глухие удары как залп орудий.

Мы везем венки, чтобы бросить в воду

На местах, где гибли суда и люди.

Новый день встает за Югорским Шаром.

Приникает вахтенный к эхолоту.

Мы идем в былое на судне старом

С адмиралом, что жизнь свою отдал флоту.

Над сонаром колдует отряд поисковый,

За работу готовый вот-вот приняться.

Мы идем через Баренцево море

По следам конвоя PQ-17.

Злая память — ее никуда не денешь,

Точит сердце, как волны прибрежный камень.

На покатой палубе судна “Сенеж”

Я стою с уцелевшими стариками.

Здесь моих соотечественников трое,

Англичанин, немец и два канадца, —

Их свела воедино судьба конвоя,

Рокового конвоя PQ-17.

Капитан Хил Вилсон, еще кадетом

Моряком в неполных семнадцать ставший,

Побывал на транспорте в море этом,

Где отец капитанил — Хил Вилсон-старший.

Он стоял у зениток, готовых к бою,

Самолеты высматривая в небе,

И не зря на судно привез с собою

Этот флаг: “Canadian Merchant Navy”.

Англичанин, сержант ВВС Билл Лоус,

Вспоминая морозные русские зимы,

Загрустил, перелистывая былое,

Где архангельский порт и подруга Зина.

Он об улочках деревянных узких

До сих пор вспоминает благоговейно,

Где когда-то жил, обучая русских

Оседлать британские “харрикейны”.

Роберт Ферли. С шестнадцати лет на флоте,

Уроженец туманного Ливерпуля.

Он привык в конвоях к морской работе,

Там, где бомбы рвались и свистели пули.

Он возил самолеты, танки, моторы,

А под осень сорок четвертого года —

Русских пленных в Мурманск возил, которых

На заклание Сталину Черчилль отдал.

В сорок пятом о гибели судна внезапно

Из немецкого радио мать узнала,

Но подбитое судно уже назавтра

Дотянуло все-таки до причала.

Алексей Нахимовский, это имя

Получивший от крейсера, ставшего домом,

Много сотен миль в пароходном дыме

Пропахал по этим полям ледовым.

И ему довелось подорваться на мине

В октябре сорок пятого, после победы.

Все механики флотские и доныне

Своего старейшего любят “деда”.

Боевой офицер Анатолий Лившиц,

Что войну курсантом безусым встретил

И в своей стране оказался лишним

В пятьдесят печально известном третьем.

Много раз, по команде отдав швартовы,

Уходил он от мурманского причала,

Жизнь свою за отчизну отдать готовый,

Что его не слишком-то привечала.

Смотрит Яковлев в воду Евграф Евлогьич,

От поморов ведущий свой корень древний.

В сорок третьем пришел он, подобно многим,

В школу юнг из голодной своей деревни.

Он горящий брезент с бензиновых бочек

Под бомбежкой сбрасывал молчаливо,

Не своим спасением озабочен,

А желанием танкер спасти от взрыва.

А профессор Дремлюг Валентин Валентиныч,

Сорок пять моряков от гибели спасший,

Не пошел в этот рейс — врачи запретили:

Обветшалое сердце уже не пашет.

Он грустит в ленинградской своей квартире —

И ему войну вспоминать непросто,

Бывший штурман Дремлюг Валентин Валентиныч,

Человек большой небольшого роста.

Нас качает медленною волной

Над могилой конвоя PQ-17.

Мысли странные овладевают мною,

В чем, боюсь пока что себе признаться.

День горит перед нами полярный летний,

Полыхая бледною синевою.

Рядом немец стоит девяностолетний,

Что топил когда-то суда конвоя.

Бывший оберст люфтваффе Хайо Херман —

Глаз арийских сияние голубое,