Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2007)

• Название: Новый Мир ( № 2 2007)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Гендерная несостоятельность разлита по нашей жизни, точно масляная пленка по поверхности воды на месте экологической катастрофы. Мужчины не верят любимым и не верят в себя, малахольны, малодушны, не выполняют обещаний и меняют принятые решения, непоследовательны и слабы. И все же женщины-героини в пьесах Исаевой прощают им эти изъяны — совокупно и каждый в отдельности. Не загадывая, чем обернется выданная индульгенция. Не осторожничая. Как говорит бесшабашная Люся из “Абрикосового рая”: “Разве можно думать, чем кончится, когда только начинается? <…> На вас любовь ведрами лить надо, а вы засыхаете”.

Сборник пьес Елены Исаевой “Лифт как место для знакомства” — не ведро, а целый водопад любви, неиссякаемый и щедрый источник добрых чувств. Для “новой драмы”, имеющей устойчивую репутацию рассерженного и зачастую — безжалостного искусства, такая настроенность на душевную терапию, пожалуй, может показаться чрезмерной. Но только для наблюдателя внешнего и холодного, не включенного в театральный “новодрамовский” процесс. В среде драматургов, объединенных словом “Любимовка”, Исаева столь же органична, как лирический мотив в саундтреке к лихо закрученному триллеру. Не случайно, что в серии книг, получившей в издательстве “Эксмо” технологически точное название “Иной формат”, пьесы Исаевой соседствуют с драматургией других лидеров “новой драмы”, среди которых — заклинатель времени Михаил Угаров, визионер Максим Курочкин, метафизики быта Дурненковы, Слава и Миша, и филологи-хулиганы Пресняковы, Олег и Владимир.

В чем “иноформатность”, необычность драматурга Исаевой? Из всего возможного пасьянса отношений между мужчинами и женщинами она выбирает только одну комбинацию под названием “любит — не любит”. Для изощренного в своем недоверии к простоте современного мира, казалось бы, слишком очевидная схема. Но то, что у других выглядело бы банальностью, Исаева безо всяких усилий превращает в притчу или в страницы интимного дневника.

Меняются картинки-воспоминания в пьесе “Про мою маму и про меня”.

Поглощены воспитанием чувств герои “Третьеклассника Алеши”.

В безупречно гармоничный, пусть и неизменно окрашенный грустью мир женского ожидания в пьесе “Лифт как место для знакомства” врывается обезображивающее его насилие.

Проживают сценарии будущих драм четверо друзей-врагов из “Абрикосового рая”.

Даже в “Dос.торе”, кажется, единственной пьесе в сборнике, где социальное заметно теснит уютно-домашнее начало исаевских пьес, возникает эта тема — теплота живой жизни, которую нужно зашить по разрыву, прооперировать, спасти. Ради чего? Через год вчерашний чудом (а больше — усилиями врача) выживший пациент возьмет кирпич и проломит череп опостылевшей жене. Но, как говорит Хирург, alter ego не только того провинциального врача, что рассказал Исаевой все эти истории, но и самого автора: “Я вижу только рану — субстрат, с которым работаю”.

Этот импульс долга — изначально мужской импульс. Во всяком случае, в патриархальных цивилизациях, ориентированных на жесткое распределение социально-половых ролей. Между тем мужчина-защитник, мужчина-спасатель — фигура какая-то не слишком нынешняя. Даже на фоне постоянства наших новостей, когда телевизионная картинка не может обойтись без людей в холодно-синей форме МЧС. Но можно быть спасателем по службе и губителем или просто тюфяком по жизни. Исаева знает: без любви, без постоянных душевных затрат на ту женщину, что доверилась тебе, мужчина теряет и внешний кураж, и внутреннюю уверенность в правильности своих решений.

“Мама. Из зала на сцену вдруг поднимется — красивый, ослепительно улыбающийся мужчина! Прямо к тебе! И это будет он — Сережка.

Лена. Ты ж сказала, что он станет толстым и лысым!

Мама. Это если он тебя не полюбит и не оценит, то обязательно станет толстым и лысым, а если прямо к тебе, прямо из зала, то обязательно красивым и ослепительным!”

Поиск Мужчины в “Третьекласснике Алеше” привел к парадоксальному, но очень точному результату. У пьесы есть две версии. Первая была опубликована в журнале “Современная драматургия” — во втором действии, спустя энное количество лет, героиня пьесы Оля впутывается в приключения в духе лермонтовской “Тамани”. Главным “контрабандистом” оказывается ее возмужавший друг детства.

Новая версия родилась, когда пьеса была поставлена в Театре.doc — под влиянием режиссера Исаева переписала второе действие. Героиня приезжает в сказочный южный город детства с сыном-третьеклассником и надеется отыскать там Алешу. Взрослая жизнь (описанная в других пьесах) успела изрядно поколебать уверенность Оли в мужчинах. Третьеклассник, когда-то трогательно влюбившийся в выпускницу школы, кажется ей воплощением мужского начала — единственным, кто эту роль выдержал до конца. Но когда ночью Олю подкашивает сильнейший сердечный приступ, она вдруг понимает, что рискует оставить сына сиротой. В ожидании “скорой”, которая так и не приедет, сын ведет себя мужественно, трогательно заботится о матери, не дает ей впасть в сон, за которым может последовать смерть, поднимает ей настроение. Оля дает зарок: если выздоровеет, она не станет искать мальчика из своего детства, пожертвует им ради сына... И — выздоравливает!

В каком-то смысле это и есть вывод из драматургических исканий Елены Исаевой и жизненных исканий современных женщин: единственным мужчиной, на которого может положиться героиня, оказывается сын — ребенок, не вышедший за рамки младшего школьного возраста. (Выйдет — и еще неизвестно, что будет...)

При внешней бесхитростности пьесы Елены Исаевой продуманы, как шахматные партии, где каждый ход имеет предысторию и получит продолжение, иногда роковое, иногда — счастливое. Пространственно-временные конструкции, на которые опирается действие, выстроены крепко и не без влияния кинематографа: много флешбэков, возвращающих героев на исходные позиции, когда веер возможных сценариев был еще целым, не истрепанным ни пошлостью адюльтеров, ни усталостью прожитых лет. Есть герои-маски — Фанни Каплан, Юдифь, Шарлотта Корде — не исторические лица, а наполовину обработанные поэзией, наполовину отшлифованные массовым сознанием образы, комментирующие то, что происходит на сцене, а при необходимости вносящие свою дозу непредсказуемости в интригу. Течение диалогов перебивается стихами, а “вербатимная” естественность речи вдруг обретает силу античной трагедии, когда преодоление судьбы превыше всех обстоятельств и даже смерть не может прервать круговорот вечного возвращения. К утраченным когда-то иллюзиям, к бывшей жене или к преферансу — в сущности, не все ли равно?

Много, много неожиданностей подстерегает читателей “Лифта как места для знакомства”. Но еще больше открытий ждет зрителей, которые (может и так случиться) не видели ни одного спектакля по пьесам Елены Исаевой. Исправить эту беду нетрудно: идите в Театр.doc, в афише которого и “Dос.тор”, и “Третьеклассник Алеша”, и “Про мою маму и про меня”. А не удастся — что ж, Исаеву ставят в Томске и Калининграде, в Нижнем Новгороде и Кирове. “Пьесы ее — помогающие, не в прикладном каком-то, боже упаси, смысле, а в самом высококачественном терапевтическом”, — написал в предисловии к сборнику театральный критик Григорий Заславский. Соединяя в одном тексте реальность и вымысел, лирику и проповедь, Елена Исаева среди ныне живущих драматургов была и остается самой большой мечтательницей, для которой даже “жесткач” становится поэзией, а боль всегда оставляет место спасению.

В Исаевой-драматурге поражает еще одна особенность. В большинстве пьес она твердо, почти вызывающе придерживается канонов драматургии, за незыблемостью которых прячется новизна высказывания. И в то же время Исаева тихо и незаметно стала пионером важнейшего современного жанра (или технологии) — вербатима.

Вербатим (лат.: verbatim — “дословно”) — метод создания пьес, а шире — текстов вообще на основе диктофонных интервью с представителями какой-то определенной социальной группы. Так получилось, что “пилотной” российской пьесой, созданной по этой технологии, стала драма Исаевой “Первый мужчина” (опубликована в № 11 за 2003 год журнала “Новый мир”, поставлена в Театре.doc). Особенности русского документального вербатима видны здесь предельно отчетливо: отсутствие заданной темы или конфликта (первоначально автор хотела собрать материал о девочках-старшеклассницах, а по ходу выяснилось, что многие пережили опыт инцеста с отцами); музыкально-тематический принцип построения пьесы вместо сюжетно-нарративного; отсутствие авторского вмешательства в речь персонажей; купирование и перемонтаж расшифрованных фрагментов как единственно допустимая форма работы с исходным текстом.