Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2009)

• Название: Новый Мир ( № 7 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Потому-то Полевой и встретил с такой неприязнью гоголевские «Вечера…», что, как показал Ю. Манн [9] , усмотрел в них подделку под великорусские вкусы. Знаменитое и вполне комичное восклицание критика («...Вы, сударь, Москаль, да еще и горожанин») вызвано изумлением того же рода, которое выражено и в рецензии «Телескопа» на «Украинский альманах»: малоросс ведет себя неправильно; гопак не так танцуется! Или, говоря более строго, украинская литература не должна дублировать великорусскую ни содержанием, ни стилем.

Примечательно, что одновременно с Полевым – но с другой, сугубо украинской точки зрения – выступил Алексей Стороженко, насчитавший в «Вечерах…» (и справедливо) десятки этнографических ошибок. Свою статью он напечатал под псевдонимом Андрій Царынный, разъяснив в специальном примечании, что «царынный» – это сторож у сельского шлагбаума [10] : он не даст невеждам пробраться в святые пределы украинской деревни.

В недоверии к национальной (или этнографической) чистоте Гоголя Стороженко смыкался с Полевым, но в остальном их отзывы оказались совершенно различны. Полевой, перейдя от общего тезиса к конкретным аргументам, стал повторять то же. История Малороссии являет события – разумеется, «дикие»; песни малороссийские выражают «дикую Поэзию степей»; а поскольку ассимиляция захваченных земель есть дело решенное и для всех очевидное, то «малороссиянин есть человек прошедшего времени», что и сам сознает (русский, понятное дело, – «весь для настоящего»). Конечно, малорусский язык – не испорченный поляками древнерусский, но полноправный восточнославянский; конечно, малорусская литература в XVII веке оказала сильное влияние на великорусскую – но писалась-то она на «мнимом», искусственном языке. Как же обстоит дело в современности? Был «казак-стихотворец» Климовский, был общий любимец Котляревский, но сейчас малороссы ведут себя как-то странно. Неправильно ведут себя. «В новейшее время явились опыты стихотворений на малорусском народном языке, но поэты не понимали, кажется, что такое народная поэзия. Забыв свою поэтическую Историю, они – переводили Мицкевича, Гёте, Биргера...»

Ни Полевой, ни другие рецензенты «Вечеров…» – да что там говорить, и Гоголь! – не понимали, что стали свидетелями перелома в украинском национальном самосознании. Для многих даже эти слова показались бы нелепостью. Для чего «туземцу», не вполне отделившемуся от дикой природы, читать Гёте, да еще в переводе на народный язык. Не будем винить Полевого: и тридцать лет спустя это было неочевидно для такого убежденного деятеля украинского движения, как Николай Костомаров.

Но, чтобы разобраться с тем, что намеревалась приобрести украинская культура, нужно понять, и что она потеряла.

 

Деградация шляхты (или, говоря современным языком, «элиты») на протяжении XVIII века – история чрезвычайно печальная и, увы, для украинской истории вполне типичная. Борьба за политические права длилась десятилетиями и закончилась вполне закономерным и добровольным «обрусением».

В петровские времена бригадир Вельяминов мог сказать гетману Полуботку: «А ты кто?»; только в 1733 году само звание гетмана официально приравняли к генеральскому; еще в 1761 году украинцы официально не имели права поступать в шляхетский кадетский корпус, поскольку в Малой России дворян не было . Понятно, что украинская шляхта, хранящая «привилеи» польских времен, особого желания соединяться с русским дворянством не имела. Но стремление доказать свои права – было; вопрос в том, какие [11] .

В 1762 году «генеральной канцелярии переводчик Семен Дивович» написал поэму «Разговор Великороссии с Малороссиею», которая, конечно, не могла быть тогда опубликована, несмотря на чрезвычайную благонадежность содержания. Через полвека после Полтавской битвы еще приходилось доказывать, что измена «от одного Мазепы только произойшла». «С коим никогда о том не соглашалась я», – тут же добавляет Малороссия.

 

Так мы с тобою равны и одно составляем,

Одному, не двум государям присягаем, –

Почему почитаю тебя равну себе, –

 

слишком запоздалое напоминание. Когда в 1654 году Хмельницкий потребовал, чтобы московские послы присягнули от имени царя, как и гетман присягает царю, это вызвало лишь недоумение: никаких равноправных субъектов права Россия в Переяславском договоре не видела. И уж тем более не могла увидеть сто с лишним лет спустя, за год до отмены гетманства и за тринадцать – до ликвидации Запорожской Сечи.

От просьбы об уравнении чинов до прошения о праве владения крепостными (такова-де давняя малороссийская традиция) – один шаг: и то и другое относится к 1763 году. Наконец в 1783 году украинская шляхта получила все права русского дворянства, не теряя прежних, польских, вольностей, так что Екатерине пришлось выправлять перекос уже в другую сторону.

Число мнимых дворян, жаждущих получить все и сразу, превысило все мыслимые пределы. Историки подозревают, что и Яновские, доказавшие свое происхождение от «полковника Гоголя», без подлога не обошлись. За считаные годы возникло новое-старое дворянство, которое прекрасно знало, кому обязано благополучием, и было глубоко равнодушно к политической и – тем более – культурной автономии Малороссии. Многие ринулись в Петербург, как Вакула: только честный кузнец, получив черевички, вернулся в Диканьку, а многие его соотечественники – начиная с Разумовских и Безбородко – оказались куда более амбициозны. Кстати, и «своих» не забывали: уже при Павле I начнутся жалобы на засилье малороссов, а Пушкин будет говорить о тех, кто прыгнул в князья «из хохлов», с такой же брезгливостью, как и о тех, чьи предки торговали блинами. Даже и четверть века спустя Евгений Гребёнка писал: «Петербург есть колония образованных малороссиян. Все присутственные места, все академии, все университеты наполнены земляками, и при определении на службу малоросс обращает [на себя] особенное внимание» [12] .

Упрекать имперских малороссиян в «запроданстве» (выразительное украинское слово) – по меньшей мере неисторично. Кроме того, стремления к автономии оставались сильны и в этой среде... до поры до времени. А если в 1791 году Василий Капнист (известный поэт и драматург) действительно просил у Пруссии помощи на случай антироссийского козацкого восстания, – значит Малороссия, какой ее изобразил Дивович, мягко говоря, лукавила [13] .

На рубеже XVIII – XIX веков (точную дату и авторство установить невозможно) возникает знаменитая «История Русов» – полулегенда-полупамфлет, сочинение, проникнутое уверенностью в глубокой древности украинского народа и в его праве если не на самостоятельность, то уж во всяком случае – на широкую автономию. Примечательно, что слово «Украина» автор не любит, предпочитая ему «Русь»: подразумевается не мифическая близость к «корням», а вполне конкретная политическая преемственность.

Но было уже поздно – и не только потому, что для центральной власти какая-либо независимость малороссийских губерний казалась нелепостью. Проекты возрождения козачества в 1812 и 1830 годах провалились, а когда в 1801 году Василий Полетика (один из кандидатов на авторство «Истории Русов») потребовал восстановления гетманства и присоединения к Малороссии Новороссийской губернии, – его тут же заподозрили в том, что он намерен действовать «по примеру Мазепы».

Но главное в другом: за какие-нибудь пятнадцать-двадцать лет украинское дворянство – получив, повторяю, все – перестало интересоваться чем бы то ни было; несложно проследить это по прошениям дворянских съездов.

«– Как! Дворянина? – закричал с чувством достоинства и негодования Иван Иванович...»

Примечательно, что именно это – условно говоря, «миргородское» – дворянство, вполне ничтожное в политическом смысле, в гордыне своей охотно приняло версию о близости Украины к Древней Руси: а что ему еще оставалось? «...Нет, никто мне не говори, где именно Россия; спорю и утверждаю, что она у нас, в Малороссии, – восклицает пан Халявский, герой романа Григория Квитки-Основьяненко (1839). –  Доказательство: когда россияне еще были славянами (это я, не помню, где-то читал), то имели отличные меды и только их и пили. Когда какому народу хотелось попить меду, то они ехали к славянам. В великой России таких медов, как у нас, в Малороссии, варить не умеют: следовательно, мы настоящие славяне, переименованные потом в россиян...»