Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2004)

• Название: Новый Мир ( № 7 2004)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Федор. Но родина! Родина! (Несколько раз лобызает телефонную будку.)

Алексей. Ты серьезно, что ли? Или репетируешь?

Федор. Родина — это как бы такое место, которое как бы нужно любить.

Оба уходят.

 

Картина 2

Прошел еще один год. Однокомнатная квартира. Большой стол посередине. На нем — фаянсовое белое изваяние Толстого. По полу разбросаны детские игрушки. В наличии также диван и детская кроватка. С кухни, где обедает дядька Леонид, доносится звяканье,

иногда что-то падает.

Лариса (развешивая выстиранных игрушечных зверей прищепками — кого за лапы, кого за уши) . А отец-то! Никогда к нам с мамой не приходил! И на похоронах ее не был. А теперь Игореху нашего все время берет к себе на выходные, игрушками завалил внука — стирать не успеваю. В чем тут секрет?

Виктор. Да в деньгах. Раньше у мужиков не было денег, и все были злые, как я сейчас. Надо чаще тосты поднимать! (Достает из настенного шкафа бутылку и стопку.) За то, чтоб Зеркальцева скорее выпустили!

Лариса налетает на него как вепрь, выхватывает у него все и ставит на самую верхнюю полку.

Голос дядьки Леонида (с кухни). Когда-нибудь я встану! И все достану! Ох достану!

Лариса (перебивает). Мама говорила: мы строили кооператив для себя, как вороны вон за окном, по хворостинке… А все досталось отцу и мачехе.

Виктор (кричит.) Тебе помочь, дядька Леонид?

Голос дядьки Леонида. Защитник Белого дома не нуждается в вашей помощи!

Лариса. Когда все мои подруги удалялись замуж, я за мамой лежачей ухаживала. Она меня иногда спрашивала: “Красивая девушка, вы кто?” И каждый раз я думала: Господи, чем же это все кончится? Не смертью же, правда ведь?

Виктор. Думала, думала, а деньги-то в церковь носила? Или хотела всю помощь на халяву получить?

Лариса. Для вас Он (показывает вверх) какой-то супербизнесмен, с которым вы все время торги ведете. (Передразнивая.) Боженька, смотри, сколько я на твой счет перевел!

Виктор. С Супербизнесменом сильно-то не поторгуешься. Он сказал — десятую часть отдай, и все!

Лариса. И ты отдавал, что ли? Десятину — от всякой прибыли?

Виктор. Ну, дурак был, что не отдавал. Но теперь — только дай снова подняться, я все! Все! Если б раньше я делал как надо… Ему (жест вверх) сейчас бы не пришлось…

Из кухни на кресле-каталке показывается дядька Леонид.

Дядька Леонид (поет). Жили мы на хуторе, все на хрен перепутали…

Лариса. Добавки надо?

Дядька Леонид. Съел мюсли — и оказался внутри себя. Столько разных ощущений, и все мировые.

Виктор. Ты стал много говорить о еде.

Дядька Леонид. Не затыкай рот защитнику Белого дома!

Лариса. Леонид, ну что ты говоришь. Ты здесь, на Урале, Белый дом в Москве.

Дядька Леонид. Даже и не пытайся заткнуть рот защитнику демократии! Я тогда в Переделкине отдыхал с женой. Мы фотоальбом с ней издали про Коми округ. Кодовое название — “Страна Або”. Або по-коми-пермяцки — нет. Потому что в Кудымкаре ничего не было тогда.

Лариса. Что же вы тогда снимали?

Дядька Леонид подъезжает к полке, берет фотоаппарат, наводит на Ларису. Ослепительная

вспышка.

Дядька Леонид. Вот что! Красоту!

Виктор. Стопудово, что красоту. Что еще в этой жизни снимать? (Забирает у дядьки Леонида фотоаппарат, снимает Ларису с другой стороны, отдает фотоаппарат дядьке.)

Дядька Леонид (Виктору). Сколько я тебя фотографировал! На скольких выставках твои морды прозвучали! Это сейчас я стал щелкунчиком. (Вспышка фотоаппарата — снимает Ларису и Виктора.)

Виктор. Ну и где это все, скажи, скажи!

Лариса. В самом деле, интересно бы посмотреть.

Виктор. Наш светописец заснул пьяный с сигаретой и все спалил.

Дядька Леонид (подъезжает на кресле к Виктору, смотрит на него в упор). Защитника Белого дома — в инвалидный дом! Вы думаете, что — в Переделкине все дружат? Нет, там они… по своим кружкам. Кстати, воздух там такой чистый! Утром встанешь — голова с похмелья нисколько не болит! А тут девятнадцатого августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года вдруг такие все стали друзья! Поэт граф Разумовский отговаривал меня в ночь на двадцатое ехать на баррикады Белого дома (изображает в кресле графскую прямую спину): “Ты, милый, не военный, даже в армии не служил, помощи от тебя никакой, а убьют запросто”.

Виктор. Пуля из “калашникова” пробивает рельсу.

Дядька Леонид. И вдруг что вижу вечером? Сам граф Разумовский — старик уже — садится в электричку, на баррикады. Я его там перехватываю: “Ваше сиятельство, как это понимать?”

Свет мигает, появляется граф Разумовский, как его представляет дядька Леонид: во

фраке, цилиндре, с каким-то белым цветком в петлице.

Граф Разумовский. Я граф Разумовский и не могу не ехать, когда решаются судьбы России!

Свет мигает, граф исчезает.

Виктор. Помню, как ты защищал демократию. Собаки переделкинские залаяли: помогите. Тетя Лида рассказывала: она выбегает, а ты между новым корпусом и столовой пьяный валяешься.

Дядька Леонид. Все путаешь или злонамеренно искажаешь историю! России. Это было уже потом, когда я противогаз обратно сдал, и приехал Малинин, и сказал: “Я знаю, что вы хотите услышать!” И запел “Поручика Голицына”. И все подхватили, как все подхватили!

Виктор. Ты все это где-то вычитал.

Дядька Леонид. Наш отряд стоял у бокового фасада, чтобы пройти к главному, нужно через несколько контролей было… сказать пароль “Вымпел” или “Выход” — я забыл. Я же за противогазами ходил — сам лично получал противогазы.

Лариса. Успокойся.

Дядька Леонид (показывает на пластилинового Шварценеггера). Мог бы я создать это воплощение героизма и демократии, если бы не был там?

Виктор. Врачи сказали, что тебе поможет после инсульта, вот ты и лепил.

Лариса. И очень хорошо — хотел ведь выздороветь.

Дядька Леонид. Так почему же я ваяю не голую бабу, а героя? А что толку быть героем? Я вчера слышал, как вы на кухне разворачивали конфеты и ели потихоньку, даже мне не предложили.

Лариса. Мы сейчас не можем каждый день конфеты! А наверное, это лук так шуршит, я его чистила.

Виктор. Все-все, молчу, ты герой! Награждаю тебя “Россией”. (Вручает ему шоколадку.)

Дядька Леонид. Наконец-то! (Неловкими руками разворачивает звенящую фольгу — зритель, может быть, слышит ее ломкий серебристый звон. Ларису это раздражает, она закуривает, но тут же тушит сигарету и начинает собирать разбросанные игрушки в сетчатую корзину.) Симфония звуков! (Ест.) Симфония вкусов! Как электрофорезом все внутри прогрело! Я весь погрузился во вкус. Так только в детстве! (Звенит фольгой.) И эти колокольчиковые звеньки — тоже из детства. Мы там обменивались разноцветной фольгой…

Виктор. И в доме инвалидов — вы там тоже будете обмениваться. А какой шоколад — ты же говорил, что в семь лет уже курил?

Дядька Леонид. Какие вы… безжалостные! У человека не только сосуды лопают. У человека душа может лопнуть…

Виктор. Какое холодное лето!

Дядька Леонид. Это нам сверху… Огорчили Боженьку, суки!

Виктор. Не говори так! У меня и так сердце надтреснуто.

Дядька Леонид. Надтреснуто? А мое сердце вообще смято… железными пальцами жизни.

Виктор. Я упал, как Икар, и никто не заметил! (Тянется за водкой на верхнюю полку “стенки”.)

Дядька Леонид. Вперед и выше! Через тернии к звездам!

Лариса. Ты хочешь окончательным импотентом стать?

Виктор. О русская земля! Доколе ты будешь рожать таких ненасытных жен! (Быстро наливает себе, дядьке Леониду. Выпивают.) Хариусом бы сейчас закусить! Помню, последний раз выпивали с Зеркальцевым, ну, не такую уж водку, конечно.

Дядька Леонид. У Зеркальцева твоего лоб такой узкий, что палец не помещается. Как он стал директором? Непонятно.