Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2011)

• Название: Новый Мир ( № 6 2011)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

26 декабря

Сейчас на моих глазах помешалась от горя молодая женщина. На почте. Она писала открытку, а сумочку с деньгами и с талонами (проклятие обывательской жизни) положила рядом. Кто-то унес ее. Окончив писать, женщина воскликнула: «Господи, где же сумка? Граждане, кто видел? Кто взял мою сумку… Там все мои деньги, все карточки… Ширпотреб! Господи…» Народу было мало, три-четыре человека, на которых не могло быть подозрения. Кое-кто заметил, что рядом с ней писал какой-то гражданин, который, «не сдавая письма», исчез. Она кинулась на улицу, точно можно было в уличной толпе догнать укравшего сумку, лица которого она сама даже не видела. Потом вернулась и уставилась глазами на то место, где положила сумку: «Вот здесь лежала, вот на этом месте». Она гладила, щупала это место, постукивала кулаком, пронзительно в него всматривалась, точно какими-то магическими приемами надеялась привлечь к нему исчезнувшую сумку. Потом вскрикнула, схватилась за голову и убежала. Я вышла за ней, боясь, что она бросится под трамвай (такое безумное отчаяние было в ее лице), но она скрылась в дверях соседнего подъезда. Кто знает, почему она так быстро кинулась домой. М<ожет> б<ыть>, вот сейчас она уже повесилась или перекинулась через перила в пролет лестницы с десятого этажа Афремовского дома1. И может быть, это будет уже не первый и даже не сто первый случай самоубийства из-за пропавших талонов. Или из-за того, что им не дали права на хлеб.

1 Восьмиэтажный дом у Красных Ворот на Садовой-Спасской улице, построенный в 1904-м молодым архитектором О. О. Шишковским в стиле московского модерна для московского водочного фабриканта Ф. И. Афремова, когда-то был самым высоким в Москве и назывался небоскребом (сохранился).

sub 1933 /sub

19 января

Угроза отнятия пайка. Т<о> е<сть> выключение из тех тварей (по семи пар от каждого животного вида), которых Ягве постановил пощадить от гибели в дни Всемирного потопа. После минутки внутренней растерянности услыхала в себе полное согласие делить судьбу тех, кто будет на свой страх и риск куда-то карабкаться, пока не зальет вода. Так легче (в моральном отношении), чем шествовать в числе спасенных тварей в ковчег в то время, как вокруг будут барахтаться утопающие. Хватит ли сил «карабкаться»? Как-то не хочется думать об этом, как не хочется прилагать особой энергии и заботы о спасении своей персоны. Житейски: поеду на какой-то срок нянчить малоярославских ребят. Потом кто-нибудь напишет Тане и Наташе1 о торгсине — им нетрудно будет присылать несколько долларов время от времени. А если не торгсин — что-нибудь выдвинет жизнь. А если не выдвинет ничего — значит, так тому и быть… Верю, однако, что в последнем случае будет дарован мне исход из всех этих затруднений — решительный и окончательный — через крематорий.

Болезненно скользнуло — оцарапало кожу души и омрачило свет солнца сознание бесправности своей (отныне) делить, приблизительно справедливо, обиход дома, где живу. Отныне, пока не уеду в М<ало>ярославец, — а необходимо из-за паспортов задержаться — с трудом буду проглатывать кусок дневного пропитания. Болезненней всего в этом если не полная уверенность, то допущение, что возможен «косой взгляд», нетерпеливое ожидание моего отъезда, некий холодок — в течение длинной скитальческой жизни не раз почувствованный, хотя во всем своем значении только недавно понятый. (Думаю, что мое допущение неверно. Раскаиваюсь в нем. Приписка на другой день.)

1 Б е р е з о в с к а я (Шестова) Татьяна Львовна (в замужестве Ражо, 1897 — 1972) — дочь Л. И. Шестова; Б а р а н о в а-Ш е с т о в а Наталья Львовна (1900 — 1993) — дочь Л. И. Шестова, автор книги об отце, с 1920 года в эмиграции; воспитанницы

В. Г. Малахиевой-Мирович.

20 января

Не знаю, каким чудом выдали мне дополнительный паек. Он, собственно, не дополнительный, а основной, а то, что считается основным, — конфеты и печенье, вдобавок очень скверные, является дополнением к нему, без которого легко было бы обойтись. Первым чувством моим в момент этой неожиданности было какое-то равнодушие, далекое от оценки факта, недоумение. Два часа стояния в давке, присутствия при истериках и препирательствах у стола с вожделенным штампом, дающим право на масло и сахар; два часа созерцания напряженных, страдальческих, взволнованных, злобных или убитых лиц увели меня от личной судьбы моей в какое-то глубокое, странное раздумье. Трудно было бы эти мысли, чувства, которые мной овладели, выразить словами. Все с нами совершающееся показалось крохотной точкой в мировой жизни и в истории каждого из нас. По обеим сторонам этой точки шли из вечности в вечность линии, пересекаясь, вибрируя. И точно я слышала это как трагическую симфонию о скорби и унижении воплощенного состояния. Когда я вырвалась из магазинной давки и шла потом в 20-градусном морозе по Мясницкой, я почувствовала согревающую меня горячую благодарность к руке, которая дала мне это масло. Ощутила незаслуженность этой милости… и смутный стыд, что пробралась-таки по кладочкам в сухость и тепло ковчега. Не осталась среди волн…

Какое отчаяние было на лице одной бедно одетой женщины, которой протянули один пропуск — без спасительной книжки со штампом. Где она вот сейчас — спит или без конца рассказывает домашним о своей обиде. Завтра дети будут есть мороженый картофель без капли масла. Вместо чая — пить кипяток без сахара.

17 февраля

Один сердцевед сказал мне однажды: человеческая природа жестока и низка; если не возвышаться над нею, будешь, как многие дети (не укрощенные воспитанием) мучат котят, жуков, бабочек, мучить людей уколами, упреками, гневом, пренебрежением. Слабость, убогость, несчастие будут в тебе пробуждать не симпатию и жалость, не порыв деятельной любви, а глухое раздражение, желание отойти, не смотреть. Вплоть до исполнения ницшевской заповеди: подойди и толкни.

Легенда или быль? Один из не получивших паспорта, лишившийся службы и жилплощади, отец семейства застрелил жену, троих детей и застрелился сам.

Легенда или быль? Попавший под трамвай военный, которому отрезало обе ноги, выхватил револьвер и застрелился.

Легенда или быль? Чумные суслики в Крыму. Чума в Ростове, черная оспа в Москве, кукурузные кочаны вместо хлеба на Кубани, стопроцентная смертность детей на Урале.

21 февраля

Люди пухнут от голода, миллионы украинцев нищенствуют, голодная смерть перестала быть замечательным явлением, вплелась в норму современности. Неужели нельзя было обойтись без этих гекатомб Молоху истории. Прекрасна жертвенность тех революционеров, которые отдавали все, включая и жизнь, за будущее благо человечества. И в страданиях их для них был источник высокого редкостного счастья, «дарящего добродетель» и ответственность за нее. Но ужасны темные, принудительные жертвы. Быть обреченным пасть под колеса Джагернаута не в священном безумии творческого «да» своему божеству, а как бессловесное животное…

7 марта

Шла в Орликовский кооператив, откровенно превратившийся в кабак. Три четверти полок заняты водкой, которую тут же распивают по очереди из бутылки спившиеся, опухшие от голода сезонники-оборванцы. Шла в кооператив за кабулем — приправой к обычной цинготно-пресной пище. По дороге встретила трех крестьянок с грудными детьми. Землистые, обреченные на смерть лица. Тупое отчаяние или полное окаменение в глазах, в чертах лица, в фигурах. Отделила для них какую-то мелочь и все-таки пошла за кабулем. В наказание за окамененное нечувствие и гортанобесие кабуль оказался такой мерзостью, что ни у кого не хватило духу проглотить его. На два рубля две бабы купили бы себе по фунту хлеба. А главное, была бы — и отнята кабулем — у них и у меня минута братского общения.

16 марта

Страничкачужого быта. Именины. Когда-то в этой семье — из профессорского круга и в свое время состоятельной — они справлялись с вереницей экипажей, с тортами, цветами и т. д. Ныне — в тесной комнатке к письменному столу приставили три разнокалиберных кресла, под углом к кушетке, заменяющей имениннице кровать. Накрыли стол вчетверо сложенной скатертью (остаток прежней пышности), поставили халву, пахнущую олифой, драже — голубые и зеленые шарики гипсового вида, с привкусом мела; миниатюрные жареные пирожки, ради которых отнесли накануне последнюю ризу с образом Богоматери в торгсин и выменяли его на муку и рис. И сюда же прибавили два подарка: с помятым боком консервы — судак в томате — и десять полудиких зеленых яблок. За столом элегантный старичок с восковым от старости носом, благородный, кроткий, совершенно покорившийся судьбе, низвергнувшей его с вершины благополучия на Тишинский рынок продавать остатки своих вещей. А именинница, сохранившая изящность своей фигуры до 57 лет, подвитая, в цветном галстучке. Дочь, недавно в больнице остриженная под машинку, — теперь в зелено-голубой сеточке. Поэтесса, старая, почти в отрепьях; полуседая Мирович. Тоже поэтесса. И милая, юная рабфаковка Галочка. Все ели с аппетитом и съели все.