Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2009)

• Название: Новый Мир ( № 6 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Сторожил свои пожитки,

А когда заснул, негодяй Амур

Обобрал меня до нитки.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди — с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

С той поры я стал бродягой —

Нету повести плачевней,

Мне дремучий бор — постоялый двор,

Придорожный куст — харчевня.

У меня Луна в подружках,

Обнимаюсь только с нею;

Кличет сыч в лесах, и на небесах

Реют огненные Змеи.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди — с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

Разве только с голодухи,

Если станет слишком туго,

Я стащу гуська или петушка

Разлучу с его супругой.

Я ночую на кладбище,

Не боюсь я злого духа.

Мне страшней стократ, коли невпопад

Зарычит пустое брюхо.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди — с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

Я мудрее Аполлона,

Ибо я взираю ночью

На игру светил, их возню и пыл,

Вижу тайны их воочью.

Рожки светлые Диана

Клонит к Пастуху на ложе,

И звезда любви Кузнецу свои

Наставляет рожки тоже.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди — с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

Я с цыганами не знаюсь,

Сторонюсь лихих смутьянов,

Не терплю на дух окаянных шлюх

И буянов-горлопанов.

Девы нежные, не бойтесь

Приласкать беднягу Тома —

Он куда смирней и притом скромней

Хуторского дуболома.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди — с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

Я веду фантазий войско

Воевать моря и земли,

На шальном коне я скачу во сне,

Меч пылающий подъемля.

Приглашение к турниру

Мне прислала королева:

До нее езды — три косых версты,

За Луной свернуть налево.

Так подайте хоть мне сухой ломоть,

Хоть какой-нибудь одежки!

Подойди, сестра, погляди — с утра

Бедный Том не ел ни крошки.

У этой баллады было продолжение. Чья-то фантазия снабдила дурачка Тома подходящей парой, дурочкой Мадлен (Мод) — когда-то отвергнувшей его гордячкой, впоследствии горько о том пожалевшей и сошедшей с ума.

sub Песня безумной Мадлен /sub

Зовусь я дурочкой Мадлен, все подают мне корки;

Хожу босой, чтобы росой не замочить опорки.

Том от меня был без ума, а я была упряма;

Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

С тех пор сама свихнулась я, нет повести нелепей;

И плеткой стали бить меня, и заковали в цепи.

Том от меня был без ума, а я была упряма;

Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

Я этой палкой бью волков, когда гуляю лесом,

Баловников сую в мешок и продаю их бесам.

Том от меня был без ума, а я была упряма;

Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

В рожке моем таится гром, великая в нем сила,

А юбку я на небесах из радуги скроила.

Том от меня был без ума, а я была упряма;

Зачем тебя отвергла я, мой Томми из Бедлама?

Но это, конечно, лишь комическое снижение темы. На самом деле несчаст­ного Тома свела с ума не гордячка Мод, а Белая Богиня в образе земной девушки; недаром, обезумев, он воображает себя любовником Луны: «У меня Луна в подружках, / Обнимаюсь только с нею…»

sub V /sub

Одно из свойств Белой Богини — оборотничество. По народным представлениям, ведьмы на шабашах демонстрируют свое искусство превращения, гоняясь за колдуном (в сказках ситуация обычно бывает обратной, но дело в том, что сказки подвергаются переосмыслению в духе более поздней мужской доминации). По нескольким сохранившимся строчкам Грейвз предпринимает попытку восстановить старинную песню шотландских колдуний (189 — 190):

sub  Погоня за колдуном /sub

Скор и хитер и кудесить горазд,

Но ускользнуть ему ведьма не даст!

Зайцем, гляди, я обернусь матерым,

Прыгну и скроюсь за косогором.

Лишь только Дьявола призову я —

И сразу в шкуру войду чужую.

— Заяц, как хочешь, следы запутай,

Но не уйдешь ты от суки лютой.

Вот призову я Матерь Божью,

И не спасешься ни сном, ни ложью.

Скор и хитер и кудесить горазд,

Но ускользнуть ему ведьма не даст!

Вот обернусь я форелью быстрой,

Прыгну и спрячусь в воде волнистой.

Лишь только Дьявола призову я —

И сразу кану в струю речную.

— Прыгай, форель, не давайся в руки,

Но берегись зубастой щуки.

Вот призову я Матерь Божью,

И не спасешься ни сном, ни ложью.

Скор и хитер и кудесить горазд,

Но ускользнуть ему ведьма не даст!

Вот обернусь я пчелой жужжащей,

Взмою и скроюсь в цветущей чаще.

Лишь имя Дьявола прошепчу я —

И обернусь я, кем захочу я.

— Пчелка, тебе от стрижа не скрыться,

Всю тебя съест он — с брюшком и с рыльцем.

Вот призову я Матерь Божью,

И не спасешься ни сном, ни ложью.

Скор и хитер и кудесить горазд,

Но ускользнуть ему ведьма не даст!

Мышью тогда обернусь я вольной,

Юркну и спрячусь в дыре подпольной.

Буду резвиться под половицей,

Так от тебя я сумею скрыться.

— Радуйся, мышка, пока вольна ты,

Но подкрадется кот мохнатый.

Прямо с костями тебя он сгложет,

И даже Дьявол тут не поможет.

Скор и хитер и кудесить горазд,

Но ускользнуть ему ведьма не даст!

Тем же свойством — оборотничеством — обладает и поэт. Это демонстрирует уже «Песнь Амергина». Ярко представлена эта черта и в валлийских сказаниях «Мабиногион». Мальчик Гвион, будущий поэт Талиесин, подобно убегающему колдуну из песни ведьм, превращается поочередно в зайца, в птицу, в рыбу, в пшеничный колос; настигнутый и проглоченный злой колдуньей Керридвен, а затем заново ею рожденный, он поет на пире короля песню, в которой перечисляет свои перерождения: «Я стоял у креста, где распяли Сына, я в ковчеге с Hоем плавал по водам, я дрожал, видя казнь Содома с Гоморрой; я видел, как строился Рим великий; я видел, как рушились стены Трои, я был с Богом моим у ослиных яслей…» и т. д.

В стихотворении Йейтса «Фергус и друид» король, желающий постичь вещую мудрость, развязывает котомку друида, и его обступают виденья:

Я чувствую, как жизнь мою несет

Неудержимым током превращений.

Я был волною в море, бликом света

На лезвии меча, сосною горной,

Рабом, вертящим мельницу ручную,

Владыкою на троне золотом.

И все я ощущал так полно, сильно!

Теперь же, зная все, я стал ничем.

Друид, друид! Какая бездна скорби

Скрывается в твоей котомке серой!

Снова подчеркнем: оборотничество поэта — несомненный признак его связи с Тройственной богиней.

sub VI /sub

Лунная богиня в ее триединой сути — лучший образ для Музы, ибо в ней заключены одновременно «свет, мука и печаль». Свет, подобный ангельскому, — то, чем прельщает богиня; мука — ее жестокая, злая сторона; печаль — память любви, которая, по формуле Вордсворта, и рождает поэзию («стихийное излия­ние сильных чувств, она возникает из ярких переживаний, припоминаемых в состоянии покоя»). Одним из лучших примеров сказанного может служить старинная английская баллада, которую когда-то приписывали Уолтеру Рэли; Грейвз цитирует ее дважды: частично в главе «Единственная тема поэзии» и полностью — в «Постскриптуме 1960 года».

sub Дорога в Вальсингам /sub

Скажи мне, честный пилигрим,

     Что был в святом краю:

Ты не встречал ли на пути

     Любимую мою?

Как знать, быть может, и встречал,

     Немало дев и дам

Я видел на пути своем

     В преславный Вальсингам.

Нет, пилигрим, другой такой

     На свете не найти,

Она легка, она светла,

     Как ангел во плоти.

Да, сэр, такую я встречал,

     Воистину она

Походкой нимфа, а лицом,

     Как серафим, светла.

Она покинула меня

     Обетам вопреки,

Та, что клялась любить меня

     До гробовой доски.

Но отчего она ушла,

     Поведай не таясь, —

Та, что любила горячо

     И в верности клялась?