Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2008)

• Название: Новый Мир ( № 6 2008)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“Забытый фашизм” — сравнительная работа о трех “великих парижских румынах” — Эжене Ионеско, Мирче Элиаде и Эмиле Мишеле Чоране, точнее — об их близости к националистическим движениям в молодости и последующем преодолении, трансформации и сокрытии прежних взглядов. Исследование, действительно, добротное в плане проработки темы и охвата источников; как пишет сама исследовательница, “я оказалась в более выгодном положении, чем многие западные толкователи творчества Элиаде и Чорана <...>. Мои предыдущие изыскания по проблематике румынского национализма с 1920-х годов и вплоть до коммунистического периода позволили создать необходимый для данного исследования исторический фон; возможность непосредственного доступа к источникам обеспечила проведение контекстуального сопоставления ранних работ Чорана, Элиаде, Ионеско, прежде очень мало известных и оказавшихся крайне интересными, с их более поздними трудами”.

При этом исследование не столь уж уникально по теме — имена трех румын в Париже очень часто шли сообща, а об их неоднозначном прошлом заговорили тоже не вчера — можно вспомнить вышедшую вскоре после оригинального издания “Забытого фашизма” статью об Элиаде1, в которой очевидным образом возникало рассуждение о Чоране и Ионеско.

Автор посвящает довольно много места обоснованию значимости своей работы, вплоть до ее (гео)политических последствий — работа должна помочь румынскому обществу стать более открытым и демократичным, сам же разговор о фашистском прошлом влиятельных культурных деятелей из стран Восточной Европы поможет изменить подход со стороны западных стран к своим восточным соседям с патерналистского (имидж “жертв истории”) на более взвешенный и равноправный… Добавлю, что дискуссия о фашистском прошлом и о его замалчивании оказывалась в фокусе общественного внимания в последние несколько лет не только в отношении восточноевропейских интеллектуалов — буквально на наших глазах в один ряд с фигурами Л. Ф. Селина, Э. Паунда, М. Хайдеггера, К. Шмитта, Э. Юнгера и М. Бланшо были поставлены Гюнтер Грасс и папа Бенедикт XVI…

Несмотря на то что русский перевод книги символически совпал с очередным расширением Евросоюза, в который были приняты в том числе Румыния и Венгрия, для нашей страны актуальность книги объясняется скорее другими факторами. Так, Б. Дубин в предисловии к книге сожалеет о том, что у нас

работа с “заговорами молчания” обычно ведется “в обличительно-оправдательных разборках у телевизионных „барьеров” или в форме организованного „слива” компрометирующей информации на страницах бульварных газет”. А безымянный рецензент “Независимой газеты” едко замечает о близости некоторым деятелям нашей страны самой стратегии создания успеха на Западе благодаря “именно имиджу изгнанников и скитальцев, своего рода посланцев из другого мира, где ни один из новых почитателей их талантов толком не ориенти-

руется”2.

“Мы сталкиваемся с необходимостью решительного сопротивления всему, что представляет собой „современная цивилизация”, и принятия соответствующих мер, направленных на духовную и умственную дезинтоксикацию; с другой стороны, налицо потребность в особой „метафизике”, которая позволит обосновать европейский — как национальный, так и наднациональный — принцип истинного авторитета и законности”3. Эта мысль Ю. Эволы характерна для многих интеллектуалов того времени — схожие высказывания можно легко найти у

Э. Канетти и Э. Юнгера, Р. Генона и О. Ортеги-и-Гасета — и отчасти объясняет то, почему, страдая от тоски по сакрализованной, древней традиции и не принимая механизированную, дисгармоничную современность, некоторые мыслители восприняли зарождающиеся в 30-е годы прошлого века националистические движения как своего рода панацею от всех бед мира Модерна. Если же учесть румынскую специфику — величие Священной Римской империи ушло в прошлое, в настоящем страна стала беспомощной игрушкой в руках больших и воинственных соседей, у нее, кажется, не только нет годных для подражания исторических героев, но и вообще какой-либо исторической потенции (об этом много и горько пишет Чоран4), — то становится понятна привлекательность румынского фашизма (“Легион архангела Михаила”, он же — “Железная гвардия”) для молодых умов. К тому же нужно учесть, в какой резонанс с интересами и исканиями Элиаде и Чорана вошло легионерское движение с его повышенным интересом к традиции и увлеченностью жертвенной гибелью во имя Родины5.

Элиаде, будущий историк религий, только вернулся после обучения в Индии,

где его поразило трепетное отношение к древней религиозной традиции, Чоран же, справедливо считавший Элиаде лидером молодого поколения интеллектуалов, был не только уже увлечен темой смерти, но и жаждал возрождения Румынии.

Да, оба они заболели “болезнью легио

неров” с полной клинической картиной симптомов — разве что не ходили в зеленых рубашках и формально так и не стали членами движения (хотя Элиаде даже однажды агитировал за легионеров на выборах, а потом несколько месяцев просидел за свои взгляды в заточении). Их публицистическая поддержка движения действительно имела место, была разнообразна и полна искреннего энтузиазма. “При том, что в идеологии Элиаде и Чорана наблюдалось много сходного (в том числе ксенофобия, антисемитизм, вера в Нового человека и в тоталитарное государство), — пишет Ленель-Лавастин — обнаруживаются поразительные расхождения между спиритуалистским фашизмом одного и революционно-консервативными взглядами другого, в которых к тому же явно просматривались национал-большевистские интонации”.

Что касается Ионеско, он к легионерам не примыкал, традиционалистско-

националистических взглядов не разделял, а с Чораном и Элиаде в те времена (в Румынии и в первые годы в Париже) резко и мучительно ссорился именно из-за идеологических расхождений. Однако степень его вовлеченности в фашизм едва ли меньше — дело в том, что он в прямом смысле находился на службе у вишистского режима.

Всех троих фигурантов “дела о фашистском прошлом” судьба вообще с самой юности вела одними путями, что можно объяснить их пассионарностью. Они, несмотря на разницу во взглядах, стремились вырваться из отсталой Румынии во Францию. И Чоран, и Ионеско стажировались во Франции (Чоран в свое время еще получил стипендию Гумбольдта для учебы в Германии). И все трое состояли на дипломатической службе. Так, Элиаде работал в Лиссабоне и Лондоне (там он был под подозрением в шпионаже у английских спецслужб: когда выезжал из Англии, подвергся досмотру, который долго не мог забыть, — чету Элиаде раздевали догола, вскрывали подметки ботинок…). Чоран четыре месяца проработал помощником советника по культуре в румынском посольстве при правительстве Виши, но подвергся скандальному увольнению с формулировкой “не годен к службе”. Ионеско же не мог оставаться в Румынии еще и из-за антисемитской политики (мать Ионеско, как теперь выяснилось, была все-таки еврейкой), поэтому, как он образно описывает это, осуществил “побег в костюме тюремщика” — в должности атташе румынского диппредставительства в Виши.

Закончилось, впрочем, благополучно для всех троих — они осели во Франции (Элиаде позже перебрался преподавать в Америку), опять сблизились и, как считает автор, начали различными способами замалчивать свое прошлое. Для

Ленель-Лавастин главное, что никто из троих так никогда и не выступил публично с откровенным рассказом об этом прошлом и принесением извинений за него. Скрывать же компрометирующие факты, по мнению автора, им было легко: сначала железный занавес почти на три десятилетия закрывал доступ к их писаниям политического характера, опубликованным до 1945 года, затем “на первое место выдвигалась борьба с коммунизмом”, поэтому трех интеллектуалов, занимающих антикоммунистические позиции (особенно выделился здесь Ионеско с его резкой критикой СССР, в частности за антисемитизм), трогать было не с руки, а потом — и вовсе неполиткорректно в качестве выходцев из исторически неблагополучной Восточной Европы. Сами же “великие румыны” не только искусно хитрили, как не устает повторять исследовательница, но и использовали свой сложившийся к тому времени авторитет, чтобы подавить малейшие попытки сомнения в их прошлом.

И здесь, подходя к разговору о методе автора, нельзя не вспомнить сцену из “Носорога” Ионеско — пьесы о зарождении фашистской идеологии. Один из первых носорогов растоптал, пробегая по улице, кошку, и персонаж по имени Ботар пускается выяснять, что в данном случае “подразумевается под кошкой”: