Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2006)

• Название: Новый Мир ( № 12 2006)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Тут что ни фраза, то побег от истины…

Заглянуть к редактору «Известий» и в устном разговоре попросить того «заступиться» за Мандельштама — это совсем не то, что проникнуть в Кремль, что сделала с помощью друзей Ахматова, особенно если принять во внимание совершенно особое отношение Бухарина к Мандельштаму (повторю: пенсия, книги, командировка, почти годичная, в Армению — это все организовал конкретно для автора антисталинской сатиры Николай Иванович Бухарин). Вот как описана сия правозащитная акция в «Листках из дневника»: «Пастернак, у которого я была в тот же день (14 мая 1934 года. — А. М .), пошел просить за Мандельштама в „Известия” к Бухарину, я — в Кремль, к Енукидзе. (Тогда проникнуть в Кремль было почти чудом.Это устроил актер [Театра имени Е. Б. Вахтангова] Русланов, через секретаря Енукидзе.) Енукидзе был довольно вежлив, но сразу спросил: „А может быть, какие-нибудь стихи?”» (стр. 167).

Кушнер иронизирует, приводя слова Эммы Герштейн, полагавшей, что Сталину польстила мандельштамовская «эпиграмма»: дескать, весь 1934 год «падишах» был занят подготовкой расправы с Кировым и строфа, где речь идет о тонкошеих вождях, «должна была ласкать его слух». Между тем в предположении Герштейн есть резон: похоже, что «эпиграмма» Сталина действительно не столько разгневала, сколько озадачила. Ведь в том же 1934-м его не менее, чем проблема Кирова, занимала подготовка к Первому Съезду писателей. В первые прозаики единогласно и безальтернативно уже был назначен «буревестник революции», а вот вакансия первого поэта пока оставалась пустой, и мнения на сей счет были разные. От вождя зависело, которое предпочесть, но он (об этом отменно тонко и умно написал Анатолий Азольский) «панически боялся решать дилеммы, из альтернативных вариантов находить только один, единственный и верный. Вся политическая карьера его строилась на умении избегать ответственных решений»10.

Словом, похоже, что и в рассуждении Съезда писателей наличествовала дилемма, и не исключено, что Сталин имел намерение протестировать на сей счет Пастернака, а заодно, как бы между прочим, выведать, высоко ли котируется в неофициальных литературных сферах автор лежащего перед ним интригующего текста. Кто же на такую дерзость осмелился: литератор, каких легион, или настоящий большой Мастер?

На этот коварно-каверзный вопрос Пастернак, как известно, не ответил и тем самым избавил Генсека от необходимости выбирать (на должность Первого) между ним и Маяковским. А ведь мог, мог же сказать: да, Мастер, твердо-железно заявить, как некогда заявил Горький, когда опасность высочайшей немилости нависла над Леонидом Леоновым: «Имейте в виду, Иосиф Виссарионович, Леонов имеет право говорить от имени русской литературы…» (Раушенбах Борис. Из книги «Праздные мысли». — «Новый мир», 2001, № 5, стр. 160).

Охранную грамоту Мандельштаму это вряд ли бы обеспечило, а вот самому Пастернаку, может, и не пришлось бы гробить лучшие творческие годы на противопоказанную его уникальному лирическому дару псевдоэпическую глыбу «Доктора Живаго», дабы на суде Истории уравновесить тяжелым томом коротенькую мандельштамовскую «антиоду» — наш патент на благородство.

 

1 См. в ахматовских «Листках из дневника» (Ахматова А. Соч. в 2-х томах, т. 2. М., 1999, стр. 153; далее «Листки…» в том же томе с указанием страницы): «…Мандельштам — щедрый сотрудник, если не соавтор „Антологии античной глупости”, которую члены Цеха поэтов сочиняли (почти все, кроме меня) за ужином» и в которую, добавлю, авторы шутейной антологии вписывали эпиграммы на самих себя. К примеру, известному своей щедро­стью Михаилу Леонидовичу Лозинскому приписывалась скупость: «Сын Леонида был скуп...» и т. д.

И еще там же, в «Листках…»: «Мандельштам был одним из самых блестящих собеседников: он слушал не самого себя и отвечал не самому себе, как сейчас делают почти все. В беседе был учтив, находчив и бесконечно разнообразен. Я никогда не слышала, чтобы он повторялся или пускал заигранные пластинки».

2 Гейдельберг, где Мандельштам задержался на целый зимний семестр, — это вам не захолустный Марбург. См. в автобиографическом романе О. В. Волкова «Погружение во тьму»: «Если дедам мерещились Гейдельберг и Йена, то для многих из нас именно Сорбонна и Оксфорд воплощали вершины мыслимой учености».

3 Эта подробность, кстати, объясняет, по какой такой причине Есенин при вселении в «Англетер» в декабре 1925-го не был зарегистрирован в списке постояльцев, — и тем одним махом побивахом один из самых «убийственных» аргументов горе-следопытов, которые, вслед за Ст. Куняевым, упорствуют, утверждая, будто «поэт не по своей воле ушел из жизни». Официально его не имели права пустить «на постой», а неофициально, за дополнительную денежку, за-ради бога. Гостиничной обслуге, от портье до управляющего, было из-за чего волноваться…

4 Судя по записям в дневнике Е. С. Булгаковой, квартира в доме в Нащокинском переулке будет приведена в жилое состояние лишь к февралю 1934 года.

5 Не исключено, что именно этот набросок, из осторожности уничтоженный, но сохраненный в уме, поэт имеет в виду в одном из «Восьмистиший»:

«Когда, уничтожив набросок, / Ты держишь прилежно в уме / Период без тягостных сносок, / Единый во внутренней тьме...»

6 Напоминаю также о том, что 25 мая 1934 года, когда Мандельштама допрашивали в ГПУ о побудительных мотивах возникновения «антиоды», никаких иных причин, кроме недовольства аграрной политикой Сталина («ликвидация кулачества как класса»), он не назва­л.

7 Кампания по выявлению проживающих по подложным бумагам купцов и их родственников — весна 1932-го; «...В 32-м году трясли бывших купцов, купеческих вдов» (Любимов Николай. Неувядаемый цвет. — «Дружба народов», 1993, № 7, стр. 118). Февраль 1933-го: арест Иванова-Разумника, зав. литотделом левоэсеровской газеты «Знамя труда», под началом которого Мандельштам работал весной — летом 1918 года, как раз в то самое время, когда левые эсеры готовили легендарный июльский мятеж. К осени 1933-го выяснилось, что Разумника Васильевича Иванова-Разумника всего лишь сослали в Саратов; поубавили рвение и отыскиватели ушедших в глухое подполье бывших буржуев.

8 Для подтверждения своего предположения несколько соображений на сей счет. Из восемнадцати вещей цикла «Армения» одиннадцать — восьмистишия, и к ним, как и к армянским айренам, приложима характеристика, которую Мандельштам дал уничтоженному отрывку в «Восьмистишиях» 1933 года: «И он лишь на внутренней тяге, зажмурившись, держится сам, / Он так же отнесся к бумаге, / Как купол к пустым небесам». Айрен и впрямь держится на внутренней тяге и взмывает вверх, «к несебам», столь легко и стремительно, что и сам словно «зажмуривается». Для сравнения приведу два восьмистишия: айрен легендарного НаапетаКучака и одно из самых армянских стихотворений Осипа Мандельштама (1930):

Мандельштам:

Какая роскошь в нищенском селенье —

Волосяная музыка воды!

Что это? пряжа? звук? предупрежденье?

Чур-чур меня! Далеко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева

Такая душная стрекочет мгла,

Как будто в гости водяная дева

К часовщику подземному пришла.

Наапет Кучак (перевод мой. — А. М. ):

Красная привязь, княжеский сокол

Охотился днем за залетною дичью.

За ним куропатка внимательным оком

Следила, и пестрый наряд ее птичий

Был спереди сизым, серебряным сбоку.

И молвила птица: «За мной неприлично

Охотиться днем, я — ночная добыча.

Ты ловок, охотник, но вышел до срока».

9 В зиму 1931 года Пастернак то и дело забегал во двор Дома Герцена, дабы убедиться, что строительство квартиры, от которой зависела вся его будущность, все-таки продвигается.

10Азольский Анатолий. Смерть Кирова. — «Дружба народов», 2004 , № 12, стр. 61.

Добро должно быть с прибабахом

Добро должно быть с прибабахом

Вячеслав Пьецух. Плагиат. Повести и рассказы. М., “Глобулус”, НЦ ЭНАС, 2006, 304 стр.

Вячеслав Пьецух. Жизнь замечательных людей. Повести и рассказы. М., “Глобулус”, НЦ ЭНАС, 2006, 280 стр.

Вячеслав Пьецух. Русская тема. О нашей жизни и литературе. М., “Глобулус”, НЦ ЭНАС, 2005, 224 стр.

Многочисленные повести, рассказы и эссе Вячеслава Пьецуха легко сводятся к тертуллиановскому “Верую, ибо абсурдно”. Кстати, сам Пьецух уверен, что из этой фразы, как из гоголевской “Шинели”, вышел не только он, но и вся родная литература. Недаром же классики выглядят в его литературоведческих эссе милыми, но нелепыми людьми, недотепами с прибабахом. Читая “Русскую тему”, невозможно поверить, что перед нами, например, автор “Капитанской дочки”, или “Братьев Карамазовых”, или “Войны и мира”. Судите сами. “Пушкин исписал своими стихами дверь казенного помещения…” Достоевский “навел такую жестокую критику на роман „Дым”, что хоть на дуэль его вызывай, да еще и закончил страстной и дикой фразой: „Такие книги нужно торжественно сжигать на эшафоте!” Схватил шляпу и убежал”. Лесков “в ревельской пивной избил стулом двух тамошних немцев, которые вздумали неодобрительно отзываться о русских и России”. И так далее. Не литература, а сплошной анекдот. Но не сюрреалистический, как у Хармса и его эпигонов, а вполне себе реалистический анекдот.