Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2007)

• Название: Новый Мир ( № 9 2007)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Что несомненно, так это исчерпанность чувственной эпохи11.

 

Оговоримся, однако: прогноз Сорокина выглядит убедительным — в логике Сорокина. Это весомая логика — и все же не безупречная.

Враждебный всякой уникальности, Сорокин не хочет замечать, что европейская цивилизация, поднявшаяся на христианских корнях, существенно отличная даже от античной цивилизации, является уникальной в некоторых отношениях, в частности по степени своего распространения в мире. (Кстати, уникальность христианской цивилизации косвенно подтверждает уникальность христианства.)

Резкое ее отличие от всех других состоит и в степени технического могущества, которой она достигла. Сорокин в 1957 году допускает возможность «всеобщей кремации» в результате термоядерной войны (вот уж был бы уникальный перерыв в ходе человеческой истории, если не конец ее!), но ничего не говорит о том, что созданный европейским техническим гением deusexmachina по-хозяйски вмешивается в повседневную жизнь, делая ее все менее похожей на жизнь всех предшествующих поколений. Тут, правда, возможна и такая точка зрения, что deusexmachina производит лишь поверхностное (в психологическом плане) замешательство, на глубинное течение человече­ских дел не оказывающее решающего воздействия.

И еще возникает вопрос. Система — абстракция, которая не есть то же самое, от чего она абстрагируется (общество, люди). Являет ли она собою просто равнодействующую человеческих воль или создает какое-то новое качество, способное к автономному существованию? Сорокинские системы подозрительно напоминают природные системы, которые тоже ведь испытывают «беспокойство в себе» (воспользуюсь выражением Гегеля) и стремятся к «выхождению за пределы» себя самих. Может ли не быть принципиального отличия человеческих систем от природных?

Сорокин, как уже было сказано, старается пройти между принципом детерминизма и принципом свободной воли, но сделать это так же трудно, как пройти по острию ножа, не оступившись ни в ту, ни в другую сторону. И автору «Динамики» вряд ли это удалось. Некоторый привкус фатализма остается от прочтения его книги. Общее впечатление от нее может быть передано словами Мандельштама:

Все было встарь, все повторится снова,

И сладок нам лишь узнаванья миг.

Очень точно сказано: миг узнаванья действительно сладок, но это только миг. Его сменяет горечь, знакомая с ветхозаветных времен: «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» (Еккл. 1: 6).

С тех пор, как христианство проникло в самую глубокую глубину души человека, — поселилась там летящая птица (вытеснив оттуда трех слонов, стоящих на черепахе, или какую-то иную, столь же статичную композицию); и стремится она только вперед — к новым горизонтам, к неведомым землям. Образ христианского человечества создал известный художник эпохи романтизма К. Д. Фридрих: путник одолевает каменистый путь, ведущий далеко-далеко, вероятно, к последнему берегу, а впереди проступает в мареве — желтое солнце (в объяснении автора — Христос).

В конце концов, как сказал соотечественник художника Герман Гессе, «каждый из нас <…> — только попытка, только переход»12. Это сказано об отдельных людях, но не то же ли можно сказать и о целых цивилизациях?

 

1Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика. Перевод с английского, вступительная статья и комментарии В. В. Сапова. М., «Астрель», 2006, 1176 стр. («Социальная мысль России»).

2 Уточню, что публикуемая книга, в оригинале увидевшая свет в 1957 году, — всего лишь сокращенный (и одновременно дополненный) вариант одноименного четырехтомника, выходившего в 1937 — 1941 годах и насчитывавшего около трех тысяч страниц!

3 О том и другом можно судить хотя бы по приведенному в конце книги списку мыслителей греко-римской и христианско-европейской культур за период с 580 года до Р. Х. до 1920 года. В списке около 1200 (!) имен, большинство из которых мне, например, — пусть и не самому эрудированному в этой части, но и не самому невежественному — даже не приходилось слышать. Притом каждому из перечисленных проставлен определенный балл по двенадцатибалльной шкале (критерии: оценка их другими мыслителями, наличие учеников и т. д.). Уже одна эта таблица свидетельствует о «нечеловеческой» работоспособности автора.

4Подобно Ломоносову, приставшему к соляному обозу, идущему в Москву, Сорокин «зайцем» добрался поездом до Петербурга, где в короткий срок вырос в блестящего ученого-социолога, в 24 года написавшего свою первую книгу «Преступление и кара, подвиг и награда», удостоившуюся многих благожелательных откликов. Кстати говоря, издательство «Астрель» одновременно с «Динамикой» выпустило и эту книгу, тоже не слишком тонкую (более 600 страниц). Правду сказать, читать ее сегодня не очень интересно — все-таки это ранняя работа; хотя и здесь кое-где можно узнать «по когтям» будущего льва.

st1:metricconverter productid="5 См" 5См /st1:metricconverter .: Сорокин П. А. Дальняя дорога. М., 1992, стр. 57.

6Если в изобразительных искусствах идеационализм, он же религиозный символизм, относительно легко узнаваем («азы» христианского изоискусства — изображение якоря, голубя и ветви, где сами по себе якорь, голубь и ветвь мало что значат), то с музыкой дело обстоит несколько сложнее. Можно, наверное, сказать, что идеациональная музыка не «ласкает слух», а отсылает слушателей к неслышным «торжествующим созвучьям». Типичный пример: грегорианские хоралы.

7Позитивистское прошлое сказывается в том, какое место занимает у Сорокина квантитативный анализ. «Динамика» испещрена цифрами, призванными подкрепить позицию автора. Иной раз доходит до курьеза: рассуждая об «энергии творческой любви», Сорокин сожалеет, что «пока у нас нет какой-либо единицы этой энергии (подобно эргу в физике) для ее точного измерения». Это, правда, в другой его книге: «Главные тенденции нашего времени» (М., 1997, стр. 249).

8Выражение, имеющее здесь обобщенно-символический смысл; восточный «танец живота» тут ни при чем.

9О чем-то подобном писал К. Н. Леонтьев: «Всякое начало, доведенное односторонней последовательностью до каких-нибудь крайних выводов, не только может стать убийственным, но даже и самоубийственным» (Леонтьев К. Восток, Россия и славянство. Т. 1. М., 1885, стр. 93).

10Характерное мнение высказывает французский философ Люк Ферри, называющий себя «чистым материалистом», «чуждым трансцендентности»: «Процесс секуляризации должен дойти до самого конца, чтобы можно было поставить перед собою настоящий во­прос — возвращения трансцендентного…» Спохватывается и поправляется: «<…> скажем так, грандиозного, способного вознестись над миром демократической пошлости, принявшим человека за меру всех вещей» (Сomte-Sponville A., Ferry L. LasagessedesModernes. Paris, 1998, р. 726). Философу остается сделать последний шаг: назвать Того, Кто является мерой всех вещей; но, видимо, это очень трудный шаг.

11Идеациональная реакция уже определенно началась в мире ислама, и это реакция на разлагающуюся чувственность европейского мира, а потому косвенным образом затрагивает и его тоже.

12Гессе Г. Игра в бисер. М., 1969, стр. 99.

"Где рыскает в горах воинственный разбой..."

Окончание. Начало см. “Новый мир”, № 8 с. г.

 

Битва русских с кабардинцами

 

В 1840 году в России вышла в свет книга, выдержавшая потом множество повторных изданий. Говорилось в ней о военных событиях на Северном Кавказе, а главным образом — о любви русского офицера и горской девушки. Свои суждения об этом произведении оставили такие великие умы, как Белинский и Достоевский. Если добавить, что автор его и сам носил офицерские эполеты, а книгу писал во многом по личным впечатлениям, то может показаться, что речь здесь идет о Лермонтове и его повести “Бэла”. Но это не так: и название книги другое, и автор ее — Николай Ильич Зряхов, удачливый сочинитель лубочных повестей.

Как вид печати лубок пришел к нам из Европы и первоначально представлял собой примитивные цветные картинки с поясняющими надписями. Со временем лубочные издания стали выходить в виде книжек — с пересказом былин, сказок или житий святых. Особенно любимы в народе были переделки рыцарских и авантюрных романов. Назовем, например, достопамятных Бову Королевича или нашего Еруслана Лазаревича.

Словари относят Зряхова к “низовым прозаикам”. Никакого уничижения, впрочем, здесь нет. Дело в том, что дешевые лубочные издания выходили большими тиражами, и это была единственная печатная книга, доступная нашему крестьянству и городским низам. По ним учились читать многие поколения простых русских людей, хотя, конечно, примитивное нравоучительное содержание и напыщенный слог этих произведений часто вызывал праведное негодование демократической общественности.