Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2010)

• Название: Новый Мир ( № 8 2010)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

я не приспособлен к пропасти, мне некомфортно вниз.

Я тревожно заснул, мне приснилось, что ты меня поцеловал…

 

 

Современники

Сбрасывают книги

в баки… Подбираю,

выбираю авторов,

уношу домой.

А жилец соседний,

жрец евроремонта,

сбрасывает книги

за моей спиной…

Я в своей каморке

за столом сижу,

книгу сочиняю,

новое пишу.

 

 

 

*     *

 *

Наступила пора невозможности слов,

обустроившихся в словаре.

Воздух ртом от удара ветров

я хватаю теперь на холодной заре.

Как подумаешь — мог я быть скрипачом,

мог, да вот — помешала война.

Я отдался словам — а они ни при чём

там, где в силе смычок и струна!

Ты бы понял, она бы меня поняла,

может быть, и себя б я постиг…

А словами нельзя — такие дела.

А молчанье без слов — это крик!

 

 

*     *

 *

Я вам расскажу. Не торопите.

Я ни зла не прячу, ни добра.

Только не выдёргивайте нити

из расцветки моего ковра.

Расстелюсь ковром, чтоб ваши взоры

разглядеть могли мои узоры.

 

 

Читая Светония

Стёр светотени

смелый Светоний,

чёрное с белым

в одном флаконе —

список доблестей,

гадостей список:

как благолепен цезарь,

как низок!…

Образ глумится,

меняя лица,

располовиненный

цезарь двоится.

По определению

он шизофреник.

Так что прости меня,

мой современник,

метод Светония —

метка доверия.

Шизофреничны мы все.

Плюс — империя.

 

 

Если…

Пушкин ушел из дому,

а не старик Толстой.

Лермонтову седому

встретился век молодой.

Не был в Санкт-Петербурге

убит Александр Второй.

Руси православной турки

вернули Царьград святой.

Ульянов стал адвокатом,

а Джугашвили попом.

Россию в веке двадцатом

не перевернули вверх дном…

 

*     *

 *

Живущих в жертву не готовь

И сам не гибни безупрёчно:

Непрочно дело и порочно,

Когда под ним струится кровь!

 

* *

*

ничего не знает о смерти смертоносная сабля

ничего не знает смертельный снаряд

ничего не знают землетрясение

пожары, микробы, цунами и случайный кирпич

все они, ничего о жизни и смерти не знающие,

обступают нас,

уязвимых, беспомощных, незащищенных,

в лучшем случае все равно обреченных

умереть своей смертью.

(если позволят

киллеры

гитлеры

каины)…

 

*     *

 *

Забывают хороших поэтов,

не гениев — просто хороших.

Забывают — талант зарывают

обратно, как зерна в песок.

Кто их окропит водою,

чтобы опять из проросших,

как сквозь асфальт, пробился

живой беззащитный росток?

 

 

*     *

 *

Становится русских всё меньше?

Становится русских всё больше!

Чего мигранты достигли?

Они всё в большем числе

Переплавляются в русском тигле,

В крепчайшем языковом котле.

Красотки любого цветения

Извечно годятся в подружки нам;

Даже негр через два поколения

Становится Пушкиным!

 

 

*     *

 *

Когда пианистка левую руку перебрасывает через правую,

предопределённые ноты оживают охотно с октавою,

а когда судьба правой рукой хватает левое ухо,

тогда пасует пророк и начинается заваруха.

Это вам не фокусы физики, не хитрости химии,

а нечаянности — как стихи мои…

Довески

 

 

Ардов Михаил Викторович родился в 1937 году в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ, работал на радио. В 1980 году принял священнический сан в Ярославской епархии. В 1993 году ушел из Московской патриархии в другую юрисдикцию. Ныне — настоятель храма во имя Царя Мученика Николая II, что на Головинском кладбище в Москве. Автор нескольких книг. В “Новом мире” публиковалась его мемуарная проза “Легендарная Ордынка” (1994, № 4 — 5), “Возвращение на Ордынку” (1998, № 1), “Вокруг Ордынки” (1999, № 5 — 6; 2000, № 5).

 

Мемуары

 

 

Посвящается моему другу Валерию Варданяну, под чьим гостеприимным кровом писались эти страницы

 

 

В 2008 году у меня вышла обширная книга под названием “Все к лучшему…”, и мне казалось, что впредь в жанре мемуаров я выступать не буду. Но память не унимается, то и дело всплывают персонажи, эпизоды, целые истории… И вот я решился еще раз дополнить свои и без того пространные воспоминания.

Если сравнить мой последний том с чем-то вроде кирпича или с буханкой хлеба, новые записи можно наименовать “довесками”…

 

 

Сороковые

 

Среди тех немногих предметов, которые я после женитьбы взял из родительского дома, был старый металлический поднос. Я помню тот день, когда он появился у нас на Ордынке. Это был голодный 1945 год. Мой отец (еще не демобилизованный, еще в майорском чине) побывал в оккупированном Красной армией Кенигсберге. И вот он возвращается домой из той командировки и рассказывает о тамошнем “блошином рынке”, где изнуренные войной и лишениями немцы продают или просто меняют на хлеб одежду, обувь, посуду, безделушки… На той барахолке отец и купил этот поднос. Он долгое время хранился у нас в квартире, а потом я отнес его в свой храм, где он и ныне пребывает.

Мне самому так и не довелось посетить Кенигсберг. Честно говоря, меня никогда не тянуло на те территории, которые достались Сталину в результате ялтинского сговора с Рузвельтом и Черчиллем…

Да я не поклонник Иммануила Канта, а в Восточной Пруссии ничего достойного внимания кроме его могилы — нет. Теперь не существует даже первоначальной надписи на том надгробии, а она гласила:

“Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне”.

Человек, побывавший в Кенигсберге после начала советской оккупации, обнаружил на знаменитой могиле еще одну надпись. К приведенным выше словам некий красноармеец (как видно, образованный!) прибавил такой стишок:

 

Вот это, Кант, тебе —

За вещь в себе!

И было “это” нацарапано штыком!

Вскоре немцев оттуда выселили, сам город переименовали… Он и по сию пору носит имя сталинского холуя — Калинина. А вернуть ему прежнее название — невозможно, немцы и без того на Восточную Пруссию зарятся.

Да и могилу Канта советизировали. (Я неоднократно видел ее по телевидению.) Там теперь гранитная плита, на которой выдолблены четыре буквы:

 

К А Н Т

 

Возникает желание приписать еще два слова:

 

НЕ КАНТОВАТЬ!

 

 

Пятидесятые