Анатолий Афанасьев - Между ночью и днем

• Название: Между ночью и днем
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин, АСТ
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-88105-096-7

На московского архитектора «наезжает» бандитская группировка, его любимая подвергается жестокому и циничному надругательству…

Исход этой неравной схватки непредсказуем, как непредсказуем весь ход событий в романах Анатолия Афанасьева.

---

Как сказала, так и сделала — по утренней схеме. Потом недовольно пробурчала:

— Хоть бы поблагодарил даму, которая тебя обслуживает. Какие все же у тебя манеры неучтивые. А ведь с читаешься культурным.

Она густо дымила сигаретой. Настроение у нее было меланхоличное.

— Что же получается, любимый, вроде я тебе навязываюсь?

— Ну что ты! Я о таком счастье и не мечтал. Просто растерялся немного.

— Ага, лежишь, как бревно, и ничему не радуешься.

Я промолчал. Уже совсем стемнело, комната наполнилась бледным звездным светом. Тишина была необыкновенная, словно дом вымер. Каждое произнесенное слово прокалывало воздух, как нож консервную банку. Валерия подняла бутылку и с глухим бульканьем сделала два крупных глотка. Поставила бутылку на пол.

— Нам не пора? — спросил я.

— Еще разок не хочешь на дорожку?

— Боюсь, не было бы перебора. Все-таки я после болезни.

— Чем ты болел?

— Чахотка, холера, тиф — все перенес на ногах. При этом — ежедневные побои.

— То-то, гляжу, весь в бинтах. Господи, как мне нравится, что ты такой юморной, Сашенька, но секс — самое лучшее лекарство. Ото всего лечит.

— Это, конечно, но сил-то нету. Давай сначала сходим, куда обещала? Только штанишки бы какие-нибудь… Принеси свои, а? У нас вроде один размер.

Валерия горестно вздохнула:

— Все-таки жалко Четвертачка. Пусть он подонок, пусть ссученный, зато какой был безотказный. А ты все-таки какой-то весь скользкий. Я же вижу, чего добиваешься.

— Я и не скрываю. Надоело без штанов.

Приподнялась на локте, и — удивительное явление природы! — глаза вспыхнули во мгле, как два фонарика.

— А вообще жить не надоело, любимый?

— Если позволишь, пожил бы немного.

— Правильно сказал. Если позволю… Заруби себе на носу. Если позволю! Ты моя комнатная собачка, Сашенька. Захочу — покормлю, приласкаю. Захочу — в болоте утоплю. Холодно в болоте-то, поверь. Привяжут к кочке, и будешь сидеть, пока пиявки не высосут… Хочешь девку свою еще разок пощупать, пожалуйста, я не против. Только надо ли это тебе, подумай хорошенько?

— В общем-то не надо, — согласился я. — Но раз уж собрались, чего передумывать.

Легко соскользнула с кровати, мелькнула в проеме двери и исчезла. Но ее безумие осталось рядом со мной. Я пошарил рукой возле кровати и, чтобы загасить страх, отхлебнул из бутылки. Водка была не крепче воды.

Не успел выкурить сигарету, Валерия вернулась. Зажгла свет и швырнула мне черные трикотажные шаровары. Я их поймал на лету. Штаны оказались впору, но на талии болтались. Пришлось вытянуть резинку и завязать узлом.

— Знаешь, за что тебя бабы любят? — серьезно спросила Валерия.

— За что?

— Потому что ты ужасно смешной. Еще смешнее, чем Четвертачок.

Следом за ней я вышел из комнаты. В коридоре на стуле сидел круглоликий мужчина лет тридцати и читал книжку. Подменили Витюню, а жаль. На меня он взглянул безразлично, будто стерег кого-то другого. Но у Валерии поинтересовался:

— Надолго забираешь?

— На полчасика, не больше.

— Не подведи, козочка. Патрон сегодня не в духе.

Валерия по-родственному растрепала его волосы:

— Когда я тебя подводила, дурашка?!

— Так одного раза достанет.

Я хотел было полюбопытствовать, что он читает: книга в казенной обложке и толстая, как справочник акушера, но девушка увлекла за собой. Дошли до конца коридора, причудливо освещенного замаскированными в стенах лампочками, начали спускаться по винтовой лестнице, и тут, на одном из переходов, обнаружилась узкая дверь, которую, будь я один, нипочем не заметил бы. Эту дверь Валерия отперла длинным, как шило, ключом, и мы очутились на крохотной площадке внутри забранного звукоизоляционным материалом шахтного пенала. Прямо перед нами кабинка лифта с открытым овальным входом, подвешенная на золотистых металлических тросах, — этакий уютный раскачивающийся гробик с обитыми бархатом стенами. Мне эта ненадежная игрушка была хорошо знакома, она прибыла к нам из Турции, и всякий уважающий себя казнокрад почитал делом чести установить ее в загородном доме, наравне с голубым пневмоклозетом.

На лифте спускались долго и какими-то неровными толчками, отчего у меня возникло подозрение, что наша конечная цель — пробиться к земному ядру. Валерия, прижимая к коленям ядовитого цвета дамскую сумочку, посетовала:

— Вполне могли бы успеть.

— Ты удивишься, — сказал я, — но я тоже об этом подумал.

Лифт опустил нас в подземный туннель с бетонированными стенами и с массивным блочным потолком, который по замыслу строителей должен был выдержать прямое ядерное попадание. Освещался туннель примитивными люминесцентными лампами и противоположным от лифта концом уходил в бесконечность. Редкие железные двери в этом мрачном помещении, снабженные массивными наружными засовами, с каменными фигурными козырьками, выглядели как гости из средневековых подземелий. Что-то в этом роде, но, разумеется, в более изысканном варианте мы с моими друзьями совсем недавно планировали соорудить для слинявшего за границу миллионера Гаспаряна.

Одна дверь, шагах в десяти от лифта, была наособинку. Обыкновенная, обитая кожзаменителем и с тюремным глазком, над которым нависла черная резиновая шапочка. Валерия подвела меня прямо к ней. Многозначительно прижала палец к губам, призывая не шуметь, хотя я и без того был тише травы. Более того, я уже не помнил, когда в последний раз шумел.

Она подняла шапочку над глазком и прильнула к нему, соблазнительно изогнув спину. На душе у меня было тревожно, потому что она явно затевала какую-то большую пакость. Так и оказалось. Со словами: «Ну что ж, любимый, ты этого хотел!» уступила мне место у глазка. Я заглянул внутрь.

То, что увидел, было похоже на сцену из дурного голливудского боевика, одного из тех, которые выпекались в гаком количестве на этой «фабрике грез», что ими оказались захватаны, запачканы мозги доброй половины человечества. Ощущение ирреальности происходящего усиливал зыбкий оптический ракурс, открывающийся через глазок. Комната возникла почти целиком, с конусообразными (обман зрения), ярко выбеленными стенами, с двумя высокими, на ножках с колесиками, столами, заваленными блестящими инструментами, и с черным топчаном посередине, наподобие тех, на которые укладывают трупы в морге. На топчане лежала Катя. Мне было видно ее лицо, искаженное светлой мукой. Двое мужчин в серых прорезиненных мясницких робах, один из которых стоял спиной, а другой — боком, производили над ней какие-то манипуляции. Тот, который стоял боком, придерживал Катю за плечи и плотоядно ухмылялся, второй склонился над ее животом и загораживал мне обзор. Сцена прокрутилась в абсолютной тишине, видимо, толстые стены скрадывали любой звук.

— Открой! — попросил я Валерию. Ее лицо исказила гримаса сладострастного любопытства.

— Открою, и что сделаешь?

— Пожалуйста!

Валерия, не сводя с меня жадных глаз, достала из сумочки серый пистолет и протянула мне. Я принял его с благоговением. Все чувства мои дремали. Валерия нажала небольшую кнопку сбоку от двери, которую я не заметил, и сразу прямо над нашими головами из динамика раздался настороженный голос:

— Кто это?!

— Это я — Валерия, — прощебетала девушка. — Открой, Михалыч!

— Хозяин прислал?

— Нет, к тебе на свидание пришла.

Дверь отворилась. В проеме стоял мужчина с хмурым лицом и с растопыренными, как после мытья, руками. Пальцы у него были в крови. Я выстрелил ему в грудь два раза подряд, почувствовав тугую отдачу. Оттолкнул и бросился в комнату. Второй мужчина скакнул от топчана в угол. Поднял вверх руки. Губы его шевелились, он что-то кричал, но слов я не разобрал. Что-то вроде детского: уа-уа-уа!

Я получше прицелился в разинутую рожу и нажимал курок до тех пор, пока в пистолете оставались заряды. Прорезиненный человек с раскуроченным черепом, на котором уже не осталось лица, падал на пол так долго, будто преодолевал сопротивление земли. Я взглянул на Катю. Ее глаза поплыли навстречу, исполненные смутной надеждой. Она звала меня. Я хотел подойти, но не успел. Кто-то сзади крепко припечатал мой затылок, и, утешенный, я вырубился из всех этих страшных игр.

Часть четвертая ПЛАТА ПО СЧЕТУ

ГЛАВА 1

Время подперло веселое, каждому придется рано или поздно делать выбор: оказать сопротивление или превратиться в сучонка. Убей или тебя убьют. Не в прямом, так в переносном смысле. Первой, как водится, оскотинилась творческая интеллигенция. Привыкшая загребать жар чужими руками, на карачках приползла в Бетховенский зал, слезно умоляя: раздави гадину, Борик, иначе нам всем хана! Писатели, актеры, музыканты — любимцы нации. По телевизору показывали отрывки апокалипсической встречи — незабываемое зрелище. Потом, говорят, особо удостоенные проникли к Верховному на дачу, уже с какими-то готовыми списками в руках. Реально им ничто не угрожало, на всякий случай перестраховывались. История дураков ничему не учит. Когда лет десять назад читал блистательного Оруэлла, думал: это все-таки вымысел, такого не может быть, слишком изощренно. Тем более не может быть у нас, где гениальный Коба, кажется, на столетия вперед подытожил великий эксперимент по принудительному вхождению нации в земной рай. Оказалось, еще как может, и именно у нас, вдобавок в каком-то особо гнусном, тухлом политико-блатном варианте. Какие монстры поперли наверх из партийных и уголовных отстойников, какие злобные, пещерные начались жертвоприношения — э, да что теперь сокрушаться…