Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

• Название: Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)
• Автор: Анатолий Аврутин
• Жанр: Поэзия

---

— Стара, дак это коты орали! Наш Барсик да Васька парамоновский. Они все эту чёрну бродячу кошку, котора к нашему огороду прибилась, поделить не могут.

— Разве? Ну, может, и коты. Только ежели Буканушка с Коси-Ногой счинятся драться, дак орут точно так же. Оне ведь ещё и потому ссорятся, что Буканушко-то над всем домом, и над двором, и над скотиной — Хозяином поставлен… И над огородом норовит покомандовать. А Коси-Нога-то не соглашатся к ему в подчиненьё идти. Мол, ты там хозяйнуй, а огород — моё дело. И некоторой некоторому уступить не хочут.

— А зачем этот Коси-Нога в огуречнике живёт? Да ещё в крапиве? Его, што ли, крапива-то не жалит?

— Дак он ведь мохнатой, чо ему крапива-то!

— А пошто его так зовут — Коси-Нога?

— А у ево, вишь ли, коса есь, штобы огород блюсти от воров. Вот, ежели заберётся воришко за огурчиком, морковкой либо подсолнушком, он косу-то в ход и пустит. Как вжикнет — так ты и без ноги! Видала, поди, возле сельсовета мужика одноногова. Вот ево в детстве Коси-Нога и чиркнул по ноге-то.

— Ну, Стара, ну, чо ты врёшь! Тот мужик-от с войны без ноги пришёл.

— А-а, дак я про другова вовсе, а не про этова, про которова ты думашь.

— А пошто этот Коси-Нога тебя не трогат?

— Дак ведь не дурак он — на хозяйку-то махаться. Он свой порядок знат.

— А я, например, тоже хозяйка?

— Э-э, милая, ты сперва с моё поживи, да поробь. Может, тогда хозяйкой станешь. А пока он тебя за свою не признаёт. Ну, разве што, со мной живёшь, дак он, может, по первости не косой, а крапивой понужнёт, ежели зайдёшь в огуречник без спросу. А шибко осердится, дак и за косу может взяться. Так што, гляди.

…Гляжу, Стара! Гляжу…

«Куркураус-Мурмураус»

Стара была у нас женщина, как сказали бы сейчас, крутая. Перечить ей не то что мама, а и сам Старый даже не пытался. Только мы, с увеличением порядкового номера класса на школьных дневниках, иной раз, по неразумению нашему, делали попытки намекнуть: дескать, у тебя, Стара — всего-то четыре класса ЦПШ (церковно-приходской школы), а у нас.

Но, выслушав доказательства нашего превосходства — и то мы читали, и это мы знаем — Стара сперва нарочито прибеднялась: «Где уж нам уж выйти взамуж! Мы уж так уж проживём! Как-нибудь, как-нибудь — лишь бы не в девках!». Однако тут же, будто вовсе мимоходом, вспоминала про «одного умного сыночка из знакомой семьи». Уехал-де этот сынок в большой город учиться.

«Вот поучился он там како-то время и домой на каникулы приехал. И до того уж умной стал, слова по-русски не скажет. Куры у него — «куркураус», кошка у него — «мурмураус», грабли у него — «грабляус». Только сказал он это само слово, да как наступит на грабли-те — оне, вишь ли, к стайке коровьей были приставлены зубьями наружу. Он на зубья-те ступил — а его другим концом струмента и шабаркнуло по умной-то голове. Тут учёной сынок разом родной язык вспомнил: «Штой-то ты, тятенька, грабли на место не тем концом ставишь?»

…А добраться до бездонного кладезя Стариных сказок и побасок и записать их я решилась, когда однажды, слушая полуграмотную, до сухарного состояния иссушенную, уже почти что не русскую, а полуанглийскую речь теле- и радиоведущих, больших начальников и политиков, поняла, что донельзя истосковалась по другой, исконно русской, искуснейшей, богатейшей, которой моя Стара говорила. Может, прочитает кто, да и вспомнит про «великий и могучий» собственный, родной наш язык.

Николай Переяслов[80] До свидания, Гиппо!

1. Детство Гиппо

Посреди большой столицы,
элегантный, как комод,
жил смешной и круглолицый
африканский бегемот.

Там, где солнце над болотом
жарит воздух, где-то там
он родился бегемотом,
имя взяв — Гиппопотам.

С детских лет не зная гриппа,
он носился день-деньской.
Зря взывала мама: «Гиппо!» —
малыша зовя с тоской.

Зря отец кричал до хрипа,
клича сына по кустам:
«Гиппо! Гиппо! Гиппо! Гиппо!
Где ты, Гиппо? Тут иль там?..»

В жиже луж плескаясь звучно,
корешки травы грызя,
Гиппо чуял: дома — скучно,
жить в болоте век нельзя!

И со всем болотным братством
распростился он, как брат,
и… в Россию перебрался —
в стольный город, на Арбат.

Как тут нам не веселиться,
как грустить от разных бед,
если рядом — поселился
этот миленький сосед?

Мы слыхали, как он въехал
на четвёртый свой этаж.
Он чихнёт — и громом эхо
сотрясает домик наш.

Утром он идёт из дома
на работу в зоопарк,
улыбается знакомым
не за плату, а за так.

А когда он в лифте едет
после службы иль в обед,
замирают все соседи —
оборвётся лифт иль нет?

Так вот рядышком и жили —
и народ, и бегемот.
Да при том ещё — дружили,
не кричали вслед: «Урод!»

Вместе радости делили
и последний бутерброд,
а на Новый год — водили
возле ёлки хоровод…

2. Московские будни

Бегемоту жить непросто
в тесном городе Москве.
Хоть и малого он роста,
но ведь весит — тонны две!

Кто такого согласится
посадить к себе в такси?
Тут бессмысленно проситься,
так что даже — не проси!

Летом — даже толстопятым
хочется, когда жара,
заскочить в кафе к ребятам —
съесть пломбира полведра.

Но не ставят из бетона
мебель в детский уголок.
Где взять стул, чтоб он две тонны
удержать спокойно мог?

(Я во всех кафе огромных
побывал и знаю сам —
не найти там мест укромных,
где б мог сесть Гиппопотам.)

Тяжело и магазины
бегемоту посещать:
двери там не из резины —
начинают вмиг трещать.

Потому он шёл на рынок,
где ворота широки,
покупал там десять крынок
молока и пуд муки.

Ставил дома тесто в ванне,
пёк на кухне пироги,
ну, а после — на диване
сочинял весь день стихи.

Были им в стихах воспеты
Кремль, Арбат, луна во мгле…
Что поделать, коль поэтом
он родился на земле?

А когда он шёл, как глыба,
и его народ встречал,
каждый встречный: — «Здравствуй, Гиппо!» —
увидав его, кричал.

Но грустнел душой он, ибо,
вспоминал, как средь болот:
«Гиппо, Гиппо, где ты, Гиппо?» —
мать его к себе зовёт…

3. Гиппо и воры

Гиппо был весёлый малый.
Если кто-то зло творил,
он ему: «А ну, не балуй!» —
очень строго говорил:

«Лучше нам не быть врагами,
я злодеев не люблю.
Если будешь хулиганить,
вмиг на ногу наступлю!»

Это слыша, все пугались,
забывали про грехи.
Кто ругались — разбегались
и читали вслух стихи.

В зоопарке дела много,
должен быть порядок там.
Вот за всем за этим строго
и следил Гиппопотам.

Как-то раз под вечер Гиппо
у вольера юных львят
привлечён был странным скрипом,
и смекнул — их красть хотят!

Глядь, и правда — двум патлатым
пьяным типам удалось
влезть в вольер к беспечным львятам,
безмятежно грызшим кость.

Звери поняли угрозу
лишь тогда, когда в мешок
затолкали их без спросу,
чем повергли в нервный шок.

Лишь почти у дырки самой
львята пискнули, озлясь,
и мгновенно с львиной мамой
протянулась звука связь.

Из глубин системы сложной
рукотворных гор и нор
львица рыкнула тревожно
и метнулась на простор.

Воры, радуясь везенью,
быстро бросились назад.
Но внезапно путь к спасенью
им закрыл огромный зад.

Вот она, дыра в ограде!
На свободу выход — вот!
Но к дыре — будь он не ладен! —
прислонился бегемот.

Не желая здесь погибнуть,
воры в панике орут.
Но, чтоб Гиппо отодвинуть —
автокрана нужен труд!

...........................................

— Брось мешок! — один воришка
крикнул другу во всю грудь.
И тогда другой — детишкам
развязал к свободе путь.

В куче писка, визга, всхлипа
львята бросились назад…
И тогда от прутьев Гиппо
отодвинул мощный зад.

Второпях, тесня друг друга,
воры выскочили в лаз
и, качаясь от испуга,
понеслись куда-то с глаз…

Ну, а Гиппо зорким взглядом
оглядел звериный сад
и, довольный результатом,
пошагал на свой Арбат.

Шёл по улицам столицы,
где, визжа, машины мчат,
и казалось — это птицы
в дебрях Африки кричат.

В дом пришёл. Поел, умылся,
лёг, свернувшись, за комод.
И ему в ту ночь приснился
африканский небосвод.

Над болотом вились хрипы,
в небе плыл луны калач,
и казалось: «Гиппо! Гиппо!» —
слышен мамы клич и плач…

4. Гиппо-спасатель