Бранко Чопич - Суровая школа (рассказы)

• Название: Суровая школа (рассказы)
• Автор: Бранко Чопич
• Издательство: Прогресс
• Жанр: О войне
• Год: 1978

Новеллы Чопича, мастера юмористического рассказа, повествуют о нелегкой жизни крестьян-боснийцев до войны, об их мужестве и героизме во время войны, об участии в созидании новой жизни.

---

— Ты смотри, как они оттуда шпарят, чтоб им пусто было!

— Черт возьми, если засекут нас раньше, чем по ним саданем… — обеспокоенно пробурчал Джукан, не спуская глаз с окна.

Политкомиссар бригады, высокий, худющий парень, из учителей, внимательно слушал возбужденную и сбивчивую речь Раде, почти не надеявшегося, что политком правильно его поймет:

— … Вот так-то, товарищ комиссар, нелегко мне будет открыть огонь… Говорят, в этом доме книг полно, целые горы, а по мне это все равно что себе в глаз палкой тыкать…

Политкомиссар участливо опустил руку на плечо Раде.

— А мне, товарищ Раде, думаешь, легко туда пушки поворачивать? Я с малолетства на книгах воспитывался. Но теперь, Раде, это уже не библиотека, а вражеский бункер, который придется без сожаления ликвидировать. Вот потом будут у нас книги и все остальное… Бункер это, Раде, а не библиотека!

— Твоя правда! — еле ворочая языком, согласился Раде.

— Видишь ли, — продолжал комиссар, — они укрылись среди книг, надеются свою шкуру спасти. Не жалеют ни книг, ни иных ценностей на этом свете… Скажи-ка, брат, а ты бы мог сделать себе из книг укрытие?

С трудом сдерживая клокотавшие в нем чувства, Раде молча смотрел на своих артиллеристов, а когда Стево сообщил о готовности к стрельбе, он стиснул зубы, почти зажмурился, точно ствол пушки был направлен ему в грудь, и команда непроизвольно сорвалась с его губ:

— Огонь!

Придя в себя после выстрела, от которого вздрогнули ветхие мусульманские домики и осколки штукатурки посыпались на орудийный расчет, Раде услышал одобрительное восклицание Джукана:

— Вот так Стево! Здорово ты его, в аккурат посередь окна!

После второго снаряда пулемет в библиотеке замолчал, и волна козарцев и грмечцев захлестнула широкий бетонный мост. На другом берегу, продвигаясь вдоль Уны, Третья Краинская бригада подавляла последние огневые точки врага на подступах к мосту.

Перешагивая через груды кирпича, вывороченные двери и трупы усташей, Раде добрался до городской библиотеки. Будто завороженный остановился он перед рядами застекленных шкафов, плотно уставленных книгами. Несмотря на то что некоторые шкафы были пробиты винтовочными пулями и засыпаны штукатуркой, стекла полопались, а зеленые двери читального зала, вырванные снарядом, провалились внутрь — все же среди книг, как на заброшенном погосте, царила стоическая тишина. Потерявшие от старости первоначальный цвет, запыленные, простоявшие на полках всю войну, эти книги, казалось, спокойно ожидали прихода новых, тихих и мирных времен, когда они снова смогут сказать свое вечно живое и занимательное слово.

«Так вот они где, эти самые книги, — думал Раде, окидывая взглядом ряды томов разной толщины. — Раскроешь ее, и она рассказывает неутомимо и тепло, не спрашивая, кто ты — чабан или большой господин. Смотришь на них — молчат, не возмущаются, не стреляют, а ведь стоит им зажечь человека, и он будет стрелять, головы не пожалеет, сгинет в Араде или на каторге».

Его размышления прервал политкомиссар бригады, с двумя вестовыми проходивший мимо библиотеки.

— А-а, книги осматриваешь, ищешь повреждения? Не беспокойся, кажется, все в порядке.

— Обошлось лучше, чем я думал, — бодро ответил Раде.

Комиссар вдруг что-то вспомнил:

— Слушай, Раде, даю тебе приятное задание. Чтобы эти книги не растащили, постереги их со своими артиллеристами до завтрашнего утра, а там видно будет. Ну как, согласен?

— Согласен, товарищ политкомиссар!

Будто желая загладить свою вину за обстрел библиотеки, Раде принялся подбирать вывалившиеся на пол книги и ставить их в шкафы. Постепенно это занятие успокоило его и снова возвратило в далекое детство, когда в таком же полутемном помещении он украдкой знакомился со своими первыми книгами. Вспомнил Бошко, по слухам воевавшего где-то в Лике, неловко улыбнулся и пробормотал, словно дядин сын был подле него:

— Вот видишь, я опять при книгах. Веришь ли, у меня сердце разрывалось, когда нужно было по ним из пушки ударить.

Поставив в шкаф последнюю книгу, Раде прошелся по пустынному зданию, которое уже тонуло во мраке, а потом, давя осколки стекла тяжелыми сапогами, направился распределить людей для охраны библиотеки и орудия, уже стоявшего во дворе.

Сам он заступил на пост в первую смену.

С автоматом на груди Раде стоял перед темным, безмолвным зданием и прислушивался к редким далеким выстрелам и окрикам соседних часовых. В окутанном темнотой городе не было заметно никаких признаков жизни. Долетевший с реки слабый порыв влажного ветерка принес осенний гнилой запах водорослей и заставил поежиться. Растворившийся во мгле город и затянутое тучами небо не отсвечивали на поверхности Уны ни единым бликом, и поэтому река полностью сливалась с окрестностями…

Заглядевшийся на город Раде время от времени вздрагивал и вспоминал, где находится: «Да ведь я охраняю библиотеку!» И еще крепче сжимал холодный автомат, горделиво выпрямлялся и напряженно всматривался во тьму. Ему чудилось, что этой ночью он охраняет свое детство, свои первые книги, полузабытых героев и двоюродного брата, Бошко. Попробовали бы теперь сунуться злая старуха или угрюмые жандармы и попытались его ограбить! Их встретил бы не тщедушный, пугливый мальчонка, а суровый, стойкий боец, который сумел бы защитить свою святыню.

А случись ему завтра погибнуть на пороге библиотеки — тотчас оживут герои прочитанных книг и займут его место в строю Второй Краинской бригады.

Первая встреча с Николетиной

С Николетиной Бурсачем, лихим партизаном, прославленным пулеметчиком, а позже — любимым бойцами командиром роты, я познакомился еще в те времена, когда он был всего-навсего босоногим сорванцом Николицей.

В тот день я в первый раз пошел в школу.

Осенним утром меня одели по-праздничному, и дед повел меня учиться. По дороге, под самой Михаиличевой горой, нас догнал голенастый парнишка со школьной сумкой, подпрыгивающей за спиной, на бегу бросил нам «доброе утро» и зарысил в гору, но дед окликнул его:

— Эгей, Николица, постой-ка!

Тот остановился, точно его дернули за удила на полном скаку, повернулся на одной ноге и с любопытством уставился сначала на деда, а потом на меня.

— Слушай, Ниджо-душа, присмотри-ка за моим внуком. Видишь, несмышленыш еще совсем. Ходи вместе с ним в школу и домой приводи, чтобы на него чья-нибудь собака не кинулась или корова не забодала. Как, брат, согласен?

— А чего же, согласен, — добродушно отозвался нескладный, одетый кое-как подросток и с интересом оглядел меня с головы до пят. Видно, белобрысый первоклассник в красной шапочке, какие носят в Лике, и новеньких опанках показался Ниджо чересчур нарядным, так как у него вырвалось восклицание:

— Ишь ты какой — все равно как бусинка!

— Вот-вот, ладная дедова бусинка, дедушкин ученичок! — с гордостью подтвердил старик и, обнимая меня, посоветовал:

— А ты, душа, знай держись этого паренька. Не отходи от него всю дорогу.

Как бы приняв меня под свою опеку, Никола сдвинул мою личанскую шапочку на правое ухо и критически оглядел меня.

— Так вот и носи, как парню положено!

— Ни дать ни взять парень, — согласился дед, а я сам, чувствуя, как шапка щекочет мне ухо, возомнил, что другого такого молодца не сыщешь во всей округе и не встретишь ни на одном приходском празднике. Даже на таком, где без жандармов не обходится. Шапка набекрень, эгей!

Но, конечно, только дед ушел, а я остался в классе, все мое молодечество как рукой сняло. Я едва дождался перемены и поторопился выйти во двор, чтобы там, словно и в самом деле потерянная дедова бусинка, приткнуться к моему новому знакомцу Николе, ученику второго класса.

— Карандаш-то чинить умеешь? — выспрашивал мой покровитель.

— Умею, Бея меня научила.

— А штаны развязать и обратно завязать можешь?

— Могу.

— Ну, молодец. А если тебя кто ударит, ты мне только скажи, я ему так наподдам…

По дороге домой Никола предложил:

— Скинь-ка опанки да положи в сумку, босиком лучше ходить.

Я с радостью последовал его совету, а он, помогая мне засовывать обувь в сумку, серьезно, как взрослый, сказал:

— Опанки на зиму прибереги.

Благодаря своей опекунской роли Никола очень быстро прижился у нас. Глядя, как он стремительно меряет двор своими длинными ногами, мой дядя дивился:

— И как только этот Бурсач не поломает свои ходули?!

С его появлением в нашем тихом, спокойном доме ощущалось резкое дыхание иной, суровой жизни. В играх, в мальчишечьих похождениях и в серьезном деле Никола не баловал меня, хоть и был всегда справедлив. Я впервые почувствовал, что «родимый дедушкин Бая» отнюдь не всегда бывает прав. Мир и люди, окружающие меня, начали ставить пределы моим желаниям. Счастье еще, что рядом находился Николица, с чьей помощью много легче было переваривать первые порции горького житейского опыта.