Иосиф Халифман - Пароль скрещенных антенн

• Название: Пароль скрещенных антенн
• Автор: Иосиф Халифман
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1967

Издание 2-е

Эта книга читается как увлекательный фантастический роман. Она дает возможность читателю пережить невообразимые, на каждом шагу поражающие приключения — приключения путешественника в диковинные миры, о которых мы знаем гораздо меньше, чем они того заслуживают.

Три повести, вошедшие в эту книгу («Они летят по заданию» — о медоносных пчелах, «Пароль скрещенных антенн» — о муравьях, «Отступившие в подземелье» — о термитах), советская и прогрессивная зарубежная критика расценила как выдающийся образец популяризации биологии, а также как вызывающее на размышление и волнующее описание интереснейшего явления природы — семьи общественных насекомых.

Отзывы об этой и других книгах издательства «Детская литература» просим присылать по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

Фотографии А.Стефанова

Рисунки А.Семенцова-Огиевского

---

Когда-то, в далеком прошлом, мед добывали только немногие охотники за пчелами. Теперь по всей Земле — от Заполярья до экватора и от экватора до южных мысов в обоих полушариях, во всех странах — можно видеть на полянах и опушках, в садах и палисадниках то стандартные новые ульи, то древние, пережившие свое время колоды, то разного рода замысловатые полые деревянные фигуры, то соломенные плетенки, то обрамленные деревом сапетки, то глинобитные мазанки, то закрытые с торцов гончарные трубы с летками, то пузатые чугунки с пробитым в боку отверстием, которое служит пчелам летком. В разных странах пчел поселяют по-разному: под стрехами крыш, на чердаках, в нишах, замурованных в стены зданий, в заборы, в земляные насыпи. В одних местах ульи устанавливают на колышки, вбитые в землю, в других — на стеллажи кочевых павильонов, в третьих — на лодки, сплавляемые с верховьев реки к устью.

Пчеловодство давно перестало быть промыслом немногих. В то же время оно перестает быть и промыслом людей, добывающих только мед и воск.

Совсем недавно люди еще толком не знали, почему пчелы летают на цветки. Это стало известно меньше двухсот лет назад, но мы видим, как упорно овладевает человек добытыми знаниями.

Уже и сейчас огромны достижения науки, но людям еще предстоит совершить величайшие завоевания и восхождения. Многих, даже еще не видимых сегодня, вершин знания достигнут в будущем народы, которые живут мыслями о мирном труде, которые хотят, чтобы по всей Земле цвели сады и посевы, чтобы неутомимые пчелы не только собирали нектар цветков, но и, послушные приказу агронома, опыляли цветки.

Все так и должно быть, все так и будет: люди этого добьются!

Конечно, сегодня умение человека управлять полетом насекомых еще очень неполно и далеко от совершенства.

Но велика ли энергия, с какой кусочек янтаря, натертого кожей, притягивает к себе сухие бузиновые шарики, висящие на тонких шелковинках? А кто не знает, что из явления, раскрывающегося в этой ребячьей забаве, которая тоже была когда-то научным открытием, в конце концов выросли все современные чудеса электрификации промышленности, транспорта, сельского хозяйства, все новейшие достижения радиотехники, радиолокации, телевидения…

И разве не из запускавшихся на праздничных фейерверках ракет (это ли была не забава?) выросли эскадрильи реактивных самолетов, давно уже летающих быстрее звука, всевозможные спутники и гигантские космические корабли, посылаемые в межпланетные рейсы…

Управляемый полет насекомых, который недавно тоже выглядел почти забавой, становится признанным успехом науки в борьбе за урожай, за изобилие. В будущем этот успех обязательно приведет к открытиям еще более чудесным, к разработке приемов еще более могущественных.

Не подумайте только, что мы намерены доказывать, будто на свете и в самом деле нет занятия важнее и интереснее, чем работа на пасеке. Нисколько!

Не счесть важных и интересных дел, ожидающих в нашей стране каждого молодого человека, вступающего в жизнь.

Здесь доказывается только то, что на любом поприще можно стать полезным родному советскому народу и что в любой области всякое, даже самое маленькое дело вырастает в очень нужное, большое, если оно делается серьезно, по-научному, и если это дело любимое.

На свете нет занятий более увлекательных и захватывающих, более умных и полезных, более ценных и необходимых— одним словом, лучших, чем любимая работа. Ибо только в такую, направленную на благо людей работу можно вкладывать все силы ума и сердца, только отдаваясь такой работе, можно без устали искать и без конца находить в известном — неожиданное, в занимательном — полезное и в малом — великое.

ПАРОЛЬ СКРЕЩЕННЫХ АНТЕНН

ДВА ШКАФА В ДОМЕ У ДВОРЦОВОГО МОСТА

В НЕСКОЛЬКИХ шагах от Дворцового моста на Неве, наискосок от Зимнего дворца, в самом начале Университетской набережной, стоит старомодное серое здание санкт-петербургских времен. В нем три этажа, занимает оно целый квартал и выглядит приземистым. Когда-то здесь были пакгаузы биржи, однако об этом уже забывают и старожилы: почти полвека назад в здании обосновались Зоологический институт и Зоологический музей Академии наук СССР.

В огромном, но давно ставшем тесным вестибюле посетителей встречает немая стая недвижимо плывущих над паркетом белух, акул, кашалотов, нарвалов. Впрочем, чучела этих морских и океанских чудовищ мелюзгой выглядят по сравнению с растопырившим над ними огромные пластины ребер 27-метровым скелетом голубого кита-блювала. Смонтированный на прочных опорах, он гигантскими челюстями уперся в одну стену зала, а хвостовыми позвонками касается другой.

На останки океанского великана и на рассыпанные под ним черепа, челюсти, бивни, клыки, позвонки и плоские и трубчатые кости разных форм и размеров, скучая за своими стеклянными витринами, со всех сторон смотрят застывшие в оживленных позах чучела зверей и птиц.

Домашние птицы и животные — куры, собаки, голуби, кошки, все разных пород, и дикие звери — волки, лисы, шакалы, барсы, тигры, а над ними пернатые — вальдшнепы и токующие тетерева, орлы с Памира и райские птицы из Новой Гвинеи; крот в своей подземной норе, красноголовые дятлы у спрятанного высоко на дереве гнезда, скромные синички и пышный павлин… А там рыжие с белым брюхом ласки в летнем уборе и другие — в белоснежном зимнем наряде; горностаи в летних и зимних шубках; проказящие медвежата и безобидные козлики; свернувшаяся в узел маленькая гадюка и великан питон… Дальше вестибюль уже сливается с бесконечной анфиладой высоких залов музея, в которых собрались сбежавшиеся, слетевшиеся, приползшие и приплывшие со всех концов мира птицы, звери, рыбы, гады — им же нет числа.

Покинем, однако, этот мир неожиданных и невообразимых встреч и поднимемся из вестибюля на прилепившиеся под потолком антресоли. Совсем незаметная дверь с табличкой, строго запрещающей вход посторонним, ведет отсюда через десяток ступенек в коридор, который тянется чуть ли не на четверть километра. По всей его длине за сетчатой перегородкой, вплотную примкнув друг к другу, строгими шеренгами стоят наглухо закрытые деревянные шкафы, схожие между собой, как близнецы.

Каждый шкаф — это сто составленных в четыре ряда плоских и легких деревянных ящиков, дно которых выложено пробкой или сухим торфом и покрыто белой бумагой.

Общая площадь листов, выстилающих ящики, измеряется гектарами. Иначе разве могли бы здесь уместиться семь миллионов экземпляров различных насекомых — все, что явно или тайно сосет, пьет, жует, грызет, перемалывает, сверлит и точит всевозможные порождения или отбросы растительного и животного мира в самых разных концах Земли.

Тишина царит в узких улочках этого необыкновенного деревянного города, в котором выделены целые районы жуков и бабочек, кварталы прямокрылых и сетчатокрылых, проспекты жужелиц, улицы тлей, переулки кокцид…

Пронзенные тонкими энтомологическими булавками или незаметно приклеенные к крохотным пятиугольным лепесткам глянцевитого картона, в каждом ящике, как на плацу, тесными рядами, один к одному, выстроились в посмертном параде насекомые, демонстрирующие блеск, формы и опушение своих хитиновых мундиров, узоры, краски и жилкование крыльев.

Они часто разбиты узким просветом на две колонны: слева — самцы, справа — самки. В углу прикреплен булавкой блестящий, как изморозью покрытый, шарик нафталина. Он охраняет содержимое ящиков от опаснейшего врага — моли. Одним взглядом можно охватить отчетливо различимые на фоне белого прямоугольника десятки и сотни экземпляров нескольких близких видов. Это образцы, собранные из разных мест, иногда из многих стран.

У некоторых насекомых приподняты тусклые или яркие, блестящие или матовые, гладкие или морщинистые надкрылья, расправлены будто накрахмаленные и отутюженные крылышки, оттопырены и разведены в стороны гладкие или перистые, прямые или коленчатые антенны-усики; все шесть ножек оттянуты так, что напоказ выставлены каждый вырез или гребешок, самые незаметные шипики или шпорки. Но такая честь оказана лишь немногим: здесь дорожат местом, и если надкрылья приподняты, а крылья развернуты, то чаще лишь с одной стороны, тогда как вторая демонстрирует все устройство в сложенном виде.

В тридцати тысячах ящиков энтомологической коллекции хранятся добытые несколькими поколениями ученых и любителей и вот уже скоро триста лет после создания Петровской кунсткамеры умножаемые музейные богатства. На собирание их истрачены в общей сложности тысячи лет труда прославленных и безвестных исследователей мира шестиногих.

Считанные охотники за насекомыми закладывали основы коллекции. Немного их было и позже, когда Санкт-Петербург стал просто Петербургом, а затем Петроградом. Все так же вьюком по горным кручам и таежным тропам, с караванами верблюдов, на перекладных тройках, на плотах и на лодках, а далее с оказией и с нарочным доставлялись в музей коробки с насекомыми.