Михаил Беленький - Менделеев

• Название: Менделеев
• Автор: Михаил Беленький
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03278-1

Дмитрий Иванович Менделеев известен большинству читателей как «отец» русской водки и автор Периодического закона. Между тем по широте научных и практических интересов его можно сравнить с титанами Возрождения. Кроме занятий химией, он писал книги по экономике и социологии, конструировал высокоточные приборы, разрабатывал таможенные тарифы, летал на воздушном шаре, исследовал спиритизм, возглавлял русскую метрологию, выступал экспертом на судебных процессах об отравлениях и подделке денег и называл себя «волонтером нефтяного дела». Неутомимый путешественник, он провел девять лет за границей. Его имя неразрывно связано с именами великих современников H. Пирогова, Н. Зинина, А. Бутлерова, А. Бородина, И. Репина, А. Блока. Среди его любимых учеников были революционеры H. Кибальчич и А. Ульянов. Ходят слухи, что он был отправлен правительством за границу, чтобы добыть секрет иностранного пороха. Он был дважды женат, но изменял женам с «любовницей»-наукой.

Книга рассказывает о непростых семейных отношениях Менделеева, о его истинной роли в изобретении русской водки и бездымного пороха и раскрывает суть конфликта с академической средой, в результате которого всемирно признанный ученый не получил на родине звания академика.

---

Потом они вернулись в Рим на Метеорологический съезд, после закрытия которого Менделеев успел еще поработать и съездить в Венецию — полюбоваться Дворцом дожей и заглянуть в Академию искусств. В конце мая он уже был дома и сразу, не отвлекаясь, начал заниматься конструированием воздушных винтов. Потом перенес эту работу в бобловский сарай, где с помощью Володи производил что-то вроде стендовых испытаний. Между тем на родине его ждали новые неприятности.

Являясь противником революционного движения, Менделеев тем не менее ни при каких обстоятельствах не опускался до одобрения низких мер, осуществляемых правительством. Немудрено, что, откровенно выступая против жестокой, глупой и недальновидной внутренней политики, он в глазах высокого начальства часто оказывался ближе к противникам режима, нежели к его сторонникам. Тем более что его обычай не сразу отсылать «горячие» письма адресатам, а перечитывать их в более спокойном состоянии практически не распространялся на тексты, предназначенные для печати. Его громкий, не сдерживаемый политесом голос звучал каждый раз, когда из катковского лагеря (а там собрались очень важные, знаковые персоны уровня министра просвещения и обер-прокурора Синода графа Д. А. Толстого и будущего начальника Главного управления по делам печати, а пока редактора «Русской речи» и «Журнала Министерства народного просвещения» Е. М. Феоктистова) раздавались нападки на либеральный устав университета, неспособный, по мнению реакционеров, сдержать студенческие волнения и вообще дающий много воли профессорам и студентам. Власть и публицистов-охранителей типа П. М. Леонтьева никак не устраивала позиция Петербургского университета, совет которого единогласно признал, что действующий устав полностью отвечает современным требованиям, поскольку с момента его принятия начался период расцвета университетской науки. Начиная с января 1877 года катковские «Московские ведомости» обрушивают на Санкт-Петербургский университет и его профессоров шквал грязных наветов.

Пытаясь хоть как-то защитить честь мундира, профессор права А. Д. Градовский публикует в газете «Голос» сатирический «Проект преобразования российских университетов, представленный российскому обществу штык-юнкером Михаилом Простаковым». «Проект» доводил до полной ясности намерения реакционного лагеря и прямо предлагал сделать из университетов корпуса, студентов переименовать в кадетов, выборное начало, как и науки, отменить, а из учебных предметов оставить «добронравие, смирение и благочестие». В ответ Катков со товарищи перешли к новым нападкам. Самым «ярким» произведением в этом потоке злобного шипения была анонимная публикация под заголовком «Из Петербурга» в «Московских ведомостях» (автор ее скрылся под псевдонимом Homo novus). Там не только обливались грязью университетские порядки в Северной столице, но и обвинялись профессора (фамилии не назывались, но указывались их начальные буквы) в различных злоупотреблениях, включая присвоение казенных денег для издания собственных учебных пособий. В архиве Дмитрия Ивановича названная статья хранится с его припиской: «Это есть та гадкая статья, о которой дальше речь».

Дальше — в том же «Голосе» вышло в свет письмо профессора Менделеева, который взял на себя «защиту» Homo novus'а от критики и, как теперь говорят, оттянулся по этому поводу как хотел, да еще и сатиры подбавил. Письмо называлось «В защиту Антошки — Homo novus». В нем говорилось, что напрасно Градовский обвиняет анонима в клевете, ведь клевета — это то, чего не было. A Homo novus описывает то, что было, правда, не указывает, что всё делалось в соответствии со статьей 105 университетского устава. Менделеев раскрывает все фамилии, на которые «намекал» аноним, включая свою, и все факты, которые автор облыжно называет преступными. Но обвинять его Дмитрий Иванович не торопится. Московская статья-то, пишет ученый, шуточная. Ведь всерьез такое мог бы написать только щедринский персонаж Антошка Стрелов, герой очерка «Отец и сын» из серии «Благонамеренные речи», — тот самый «Антошка прасол, Антошка закладчик, словом, Антошка — Homo novus, выброшенный волнами современной русской цивилизации на поверхность житейского моря» (кроме всего прочего, такое сравнение свидетельствует о том, что Салтыкова-Щедрина Менделеев читал внимательно и с удовольствием). После выхода этой статьи Менделеев, как это с ним часто бывало, оказался в центре журналистского и политического скандала, поскольку прочие бойцы с обеих сторон предпочли обменяться ударами анонимно.

Вызов, брошенный профессорами в адрес проправительственного лагеря, был тем более опасным, что революционная ситуация в стране действительно находилась на грани взрыва. Сходки и демонстрации становились всё активнее и организованнее. По рукам студентов, а от них дальше в читающие массы вовсю ходила призывающая к бунту газета «Земля и воля». Революционеры, чутко улавливавшие общественные настроения, уже решили для себя вопрос о возможности террора. 24 января 1878 года Вера Засулич выстрелила в петербургского градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова и вскоре была оправдана судом присяжных в составе девяти чиновников, дворянина, купца, свободного художника. Летом того же года бывший подпоручик С. М. Кравчинский, только что вернувшийся из итальянской провинции Беневенто, где едва избежал казни за участие в восстании бакунистов, среди бела дня зарезал (кинжалом, в итальянской манере) в центре Петербурга начальника Третьего отделения и шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова, после чего спокойно покинул место преступления и уехал в Швейцарию, предварительно написав брошюру о мотивах своего поступка.[41] Агенты охранного отделения доносили, что революционеры уже вовсю готовят покушение на самого государя императора. Правительство было на грани паники и в этом состоянии опубликовало призыв к русскому народу помочь в борьбе с революционным движением.

Этот беспомощный шаг, способный вызвать лишь волну доносительства, самосуда и, в ответ, дальнейший рост радикальных настроений, возмутил Менделеева глупостью и слепотой тех, кто призывал к борьбе со злом, не видя и не понимая его истинных корней. Особенно ненормальным ему показалось намерение правительства бороться с революцией при помощи запретов, цензуры и «тайных мер». Не желая сознавать, что он и так ходит по лезвию ножа, Менделеев послал в «Голос» статью «Отклик на призыв», с помощью которой попытался искренне и терпеливо объяснить правительству его заблуждения. Но в результате из-под его пера появился текст более оглушительный, чем любая прокламация. Правда, никакая партия и даже заметная группа людей за этой прокламацией не стояли — за ней был один Дмитрий Иванович Менделеев: «Если бы мне захотелось вступить в борьбу с учением, породившим зло, я бы должен был узнать сущность этого учения. Но книги, излагающие его, — тайны запрещенные. Чтение этих книг ведет в тюрьму… Так устраняются здоровые, преобладающие, явные и действительные силы русского общества. Пора заменить тайное расследование явным общественным судом и гласностью. Доверие к этим силам неизбежно для правильности дальнейшего роста общественного и государственного сознания в русском народе. Судят за чтение тайных книжек. А судить следует только за неправые дела. Верования, понятия, книжки и слова должны быть свободны, как воздух. Иначе всё может расшататься, и тайные меры тогда не помогут…» Редактор «Голоса» А. А. Краевский совсем уж готов был напечатать этот материал, но в последний момент снял с полосы — послушался внутреннего цензора. Однако «где следует» статью конечно же прочли. Наверное, с этого времени Менделеев становится объектом секретного наблюдения, которое продолжалось до самого конца его университетской деятельности. Слежка в ту пору была установлена за многими профессорами, но компромат на Менделеева искали с особым рвением.

В то время когда Дмитрий Иванович собирал в Европе материал по воздухоплаванию, в России произошла череда покушений на императора и в университетский устав все-таки были внесены поправки, ужесточающие правила внутренней жизни высших учебных заведений: университетский суд был «усилен» инспектором; кроме него, появились субинспекторы, обязанные знать каждого студента по фамилии и в лицо, быть в курсе его личной жизни, посещать его на квартире и проводить регулярные беседы. Стипендии, как и разрешение на частные уроки, теперь мог выдавать только инспектор, и на эту должность вместо добрейшего старика Н. В. Озерецкого заступил отставной полковник Антропов — бестактный и необразованный человек, ужасно раздражавший студентов и преподавателей. Естественно, первым по поводу нового инспектора высказался несдержанный профессор Менделеев: «Он имеет такое же отношение к университету, какое имеют трубочисты, чистившие в университете трубы». О попечителе университета князе Волконском Дмитрий Иванович сказал, что тот «принадлежит к числу самых фальшивых людей». Когда же Менделеева вызвал к себе временный петербургский генерал-губернатор генерал И. В. Гурко (тот самый герой Балкан) и поинтересовался причинами революционных настроений среди студентов, Дмитрий Иванович воспользовался этим, чтобы нанести еще один удар по государственному классическому образованию. Он не без удовольствия сообщил, что неблагонадежность насаждается еще в гимназиях, «ибо ведь на гимназических скамьях они только и изучают Римскую республику».