Михаил Беленький - Менделеев

• Название: Менделеев
• Автор: Михаил Беленький
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03278-1

Дмитрий Иванович Менделеев известен большинству читателей как «отец» русской водки и автор Периодического закона. Между тем по широте научных и практических интересов его можно сравнить с титанами Возрождения. Кроме занятий химией, он писал книги по экономике и социологии, конструировал высокоточные приборы, разрабатывал таможенные тарифы, летал на воздушном шаре, исследовал спиритизм, возглавлял русскую метрологию, выступал экспертом на судебных процессах об отравлениях и подделке денег и называл себя «волонтером нефтяного дела». Неутомимый путешественник, он провел девять лет за границей. Его имя неразрывно связано с именами великих современников H. Пирогова, Н. Зинина, А. Бутлерова, А. Бородина, И. Репина, А. Блока. Среди его любимых учеников были революционеры H. Кибальчич и А. Ульянов. Ходят слухи, что он был отправлен правительством за границу, чтобы добыть секрет иностранного пороха. Он был дважды женат, но изменял женам с «любовницей»-наукой.

Книга рассказывает о непростых семейных отношениях Менделеева, о его истинной роли в изобретении русской водки и бездымного пороха и раскрывает суть конфликта с академической средой, в результате которого всемирно признанный ученый не получил на родине звания академика.

---

Нобелевский комитет включил Менделеева в так называемый короткий список претендентов вместе с мюнхенским органиком Адольфом фон Байером, автором новаторских работ по органической химии, и парижским профессором Анри Муассаном, основоположником электрометаллургии и первооткрывателем фтора и его соединений (среди его номинаторов был и российский ученый, специалист по химической кинетике Н. А. Меншуткин, ученик Дмитрия Ивановича). А дальше продолжилась та цепь несовпадений с вроде бы неизбежными событиями, которая преследовала Дмитрия Ивановича всю жизнь. Нобелевский комитет после драматичного обсуждения сосредоточил внимание на кандидатурах Байера и Менделеева и, в конце концов, отметив, что открытие Менделеева по своему вкладу в мировую науку значительно превосходит достижения Байера, отдал премию… Байеру. Решающим доводом оказалось то обстоятельство, что немецкий ученый уже пять лет подряд входил в короткий список номинантов, а Менделеев попал в него впервые. По всему можно было считать, что награждение русского ученого просто откладывается до следующего года. В 1906-м к прежним номинаторам Дмитрия Ивановича добавился авторитетный немецкий физикохимик Роберт Лютер, а в список претендентов вместе с ним и Муассаном вошли немец Вальтер Нернст, автор тепловой теоремы (ее также называют третьим началом термодинамики), и француз Виктор Гриньяр, создатель метода синтезирования многих классов органических соединений. В этот раз четверо из пяти членов Нобелевского комитета по химии проголосовали за кандидатуру «бывшего профессора Санкт-Петербургского университета доктора Дмитрия Менделеева». Но Шведская королевская академия наук отказалась принять решение Нобелевского комитета и присудила премию Муассану. Как утверждает часть исследователей, не обошлось без энергичного давления на коллег шведского академика Сванте Августа Аррениуса, прославившегося созданием теории электролитической диссоциации — той самой, которую Менделеев яростно отрицал. Но, скорее всего, шведские академики просто испугались прецедента, который открыл бы дорогу к премии авторам давно сделанных открытий. Наконец, в 1907 году комитет уже склонялся к мысли разделить премию по химии между Менделеевым и французом Пьером Вертело; но в разгар обсуждения Дмитрий Иванович умер, а Нобелевская премия присуждается только живым…

Девятого января 1905 года по городу с утра пошли невнятные, но тревожные слухи. Менделеев, уже давно никуда не ездивший, в 12 часов дня, несмотря на уговоры семьи и сотрудников, сел в наемную карету (Михайла Тропников занял место рядом с кучером) и отправился к Витте, который накануне прислал ему записку с просьбой прибыть к нему домой на Василеостровский проспект в два часа дня. Едва он отъехал, как стало известно о случившемся на Дворцовой площади. Улица возле Главной палаты скоро оказалась заполнена народом, войсками и казаками. Протиснуться дальше ворот было невозможно, к тому же ходьба по мостовой была запрещена. Домашние Менделеева выглядывали за ограду, ждали, что увидят возвращающегося Дмитрия Ивановича. Тот вернулся через пять-шесть часов в крайне расстроенном и раздраженном состоянии. Ни с кем не разговаривая, прошел в свой кабинет, снял со стены портрет министра финансов, поставил его лицом к стене и громко сказал: «Никогда не напоминайте мне о Витте!» Между тем Младенцев расспрашивал о случившемся Тропникова. Тот рассказал: «Доехали мы до Троицкого моста. Дальше нас не пустили. Дмитрий Иванович вышел из кареты и пешком дошел до дома Витте. Обратно также. Сел в карету и по набережной — к Николаевскому мосту, через него и к Горному институту — к Д. П. Коновалову. Обратно через Николаевский мост не пустили. Поехали через Неву по льду к Балтийскому заводу, где благодаря знакомству были пропущены на Рижский проспект и в Палату».

Что за разговор состоялся между Витте и Менделеевым в день, именуемый в советских календарях Кровавым воскресеньем, так и осталось неизвестным. Рассорились они не навсегда. Менделеев еще пойдет на торжественную встречу Сергея Юльевича после подписания Портсмутского мира — Витте будут чествовать за твердость в защите российских интересов. Они будут обсуждать еще много важных вопросов, включая проект Училища наставников, который Витте поддержит. Но портрет бывшего министра финансов (вскоре ставшего премьером) уже не вернется на стену менделеевского кабинета.

Через полторы недели Анна Ивановна, активно сотрудничавшая в благотворительном кружке, на четыре месяца уедет в Верхнеудинск работать в «питательном пункте» для солдат.

Менделеев вначале категорически запретил ей покидать дом, но потом смирился и отпустил «не далее Иркутска». Дети были уже взрослыми и, казалось, могли сами о себе позаботиться. Но время было опасное, и беда таилась в любой подворотне. Студенческий мундир мог стать причиной ареста или нападения уличных погромщиков. Проезжий казак мог отстегать встречного студента нагайкой. Поэтому сына Ивана переодели в штатский костюм. Сам Дмитрий Иванович был оставлен на попечении прислуги Екатерины Комиссаровой и конечно же Михайлы Тропникова, уже женившегося, но отдававшего всё свое время старому хозяину.

Менделеев всё более прихварывал и всё чаще укладывался среди дня на свой диванчик. Иногда он и доклады подчиненных выслушивал лежа. Домашние и сослуживцы замечали, что, передвигаясь по кабинету, он то и дело вытягивал руку, чтобы опереться о стену. Но работал по-прежнему очень много: писал статьи, вел переписку, разбирался с корректурами, неустанно хлопотал об открытии новых поверочных палаток, высказывал экспертное мнение по самым неожиданным вопросам — например, по поводу обеспечения портов и торговых судов на северо-западе страны русским углем вместо иностранного.

В это же время Менделеев загорелся определением ускорения силы тяжести с помощью длинных маятников. Известный механик А. Рупрехт изготовил по его заказу стальные призмы, опорные подставки и проволоку из магниево-алюминиевого сплава. На Сормовском и Кыштымском заводах Дмитрий Иванович заказал чугунные шары и вплотную подступился к Министерству финансов с требованием изготовить также нужный ему для опытов шар из золота. Сам составил программу опытов и подключил к «свежему делу» почти всех сотрудников Палаты. Он по-прежнему мог увлечься работой так, что забывал о своих хворях. Врачей, как и прежде, Менделеев к себе близко не подпускал, делая исключение для одного лишь доктора А. П. Покровского, которого уважал за внушительную комплекцию (Александр Павлович весил 11 пудов) и изумительную, обезоруживающую обходительность. М. Н. Младенцев оставил описание одного из визитов Покровского в кабинет Менделеева: ««А, это вы, — скажет ему Дмитрий Иванович, — садитесь». Покровский опустится в кресло… «Как ваше здоровье, Дмитрий Иванович?» — «Да ничего, ноги что-то ломит». — «Прослушал бы я вас, да не хочется беспокоить». — «Какое же беспокойство? Он подождет», — указывая на меня, скажет Дмитрий Иванович. Доктор выслушает его тут же сидящего за столом. «Ноги смотреть не буду. Вам это затруднительно…» — «Нет, нет, я сейчас, нет. Это мне не трудно». — И снимает Дмитрий Иванович сапоги…»

В конце лета, закончив предисловие к восьмому изданию «Основ химии», Менделеев вновь на полтора месяца едет в Европу: Австрию, Францию и Германию, где его догоняют поздравительные телеграммы в связи с пятидесятилетием научной деятельности. Осенью, завершив издание «Заветных мыслей», он отправляется в Англию на церемонию вручения ему медали Копли, присужденной Королевским обществом в Лондоне. Во время этого красочного акта его сопровождают дочь Мария и Ф. И. Блюмбах. На торжественном обеде Менделеев произнес благодарственную речь в своей манере — выспренно и оригинально. Британцы, как всегда, горячо приветствовали своего русского любимца. Лондонская «График», сообщая о награждении Менделеева, написала: «Он химик, геолог, философ и одновременно просветитель».

Нужно сказать, что британские коллеги, высоко ценя Дмитрия Ивановича, отлично понимали все тонкости его положения в России. Недаром в прошлом, 1904 году, послав ему поздравление с семидесятилетием на адрес Санкт-Петербургской академии наук для торжественной передачи юбиляру, английские коллеги из Королевского общества заранее предупредили об этом Менделеева и даже прислали ему копию поздравления — и как в воду глядели: пришедший приветствовать юбиляра от себя лично его университетский коллега, профессор и вице-президент Академии наук Н. В. Никитин ничего не знал об адресе Royal Society. Пришлось ему читать поздравление, глядя в копию, которую вынесла супруга Дмитрия Ивановича.

Последняя глава «Заветных мыслей» писалась уже в новой стране, после массового разочарования в пустом и крючкотворном манифесте 6 августа об учреждении Государственной думы и накануне восторга 17 октября, вызванного царским манифестом «Об усовершенствовании государственного порядка». Власть все-таки не устоит перед дружным совместным натиском рабочих, либералов и террористов. Она еще будет держаться, когда встанут железные дороги и типографии, но когда забастуют коммунальные службы, лишив богатые дома обеих столиц воды, электричества и канализации, согласится на дарование народу «незыблемых основ гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личное* ти, свободы совести, слова, собраний и союзов». К выборам в уже не карикатурную, а вполне дееспособную Государственную думу будут допущены даже «те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку». Просвещенная Россия в этот день выйдет на улицы как в великий праздник — с просветленными лицами, красными бантами и флагами. Темная и дикая Россия в тот же день выйдет с дубинами и кастетами, чтобы отметить его кровопролитными еврейскими погромами в десятках городов.