И. Глебов - Подвиг продолжается

• Название: Подвиг продолжается
• Автор: И. Глебов
• Издательство: Нижне-Волжское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

---

— И звать его Николаем? — продолжал Алексей.

— Откуда вы это взяли?

— И фотографию его показывала? Так? Ну, показывала.

— А теперь откройте свою сумочку и достаньте эту фотографию.

При обыске Лещевой Алексей не нашел фотокарточки майора и предположил, что она у Лукимовой. Окончательно сбитая с толку осведомленностью Русова, Тося непослушными пальцами извлекла фото из сумочки и положила на стол.

— Интересный жених, — проговорил Алексей с иронией, взглянув мельком на карточку. — А если он вас не полюбит?

Лукимова пожала плечами и брезгливо скривила напомаженные губы:

— Не полюбит, и не надо. Одна проживу.

— Зачем же так? Есть же средство, приколдовать можно. Взять, например, землицы с того места, где собаки грызутся...

— Я не верю в колдовство, и нечего меня спрашивать об этом!

— А я и не спрашиваю. Если у вас голова не забита всякой дребеденью, вы сами обо всем расскажете.

— Нечего мне рассказывать! Я ничего не знаю и ничего говорить не буду!

— Хорошо, подождем. А теперь достаньте квитанцию на отправленный багаж.

Лукимова достала документы на контейнер. Алексей взглянул на квитанцию и возмущенно шлепнул бумагами о стол:

— Так и знал!

Лукимова вздрогнула от неожиданности. Алексей взял опись вещей:

— Ого... телевизор, диван, сервант, посуда... Порядочная сумма набирается. Ваши?

— Мои.

— Тогда почему же в квитанции значится: получатель Лещева Анна Ивановна? Почему?

— Не понимаю, что тут особенного, — развела руками Лукимова. — Она сдавала контейнер и на себя записала. Вместе едем. Мы с ней как родные сестры.

— Хорошо, что я подоспел и избавил вас от этой сестрицы. Лещева — аферистка и притом крупная.

— Неправда это! Вы смеетесь надо мною!

— Вот что, гражданка Лукимова. Идите домой и хорошенько подумайте, почему она ваши вещи записала на себя, почему обещала выдать вас замуж за несуществующего майора и почему вообще уговаривала ехать в Воркуту. Завтра придете к часу дня, и мы продолжим разговор. До свидания.

Лукимова пошла к выходу как-то неуверенно, бросив на Русова растерянный взгляд.

Через несколько минут после ее ухода в кабинет привели Лещеву.

Она уверенно прошла к столу, поставленному поодаль, села, положила руки на колени. Лицо ее было строгое, между бровей залегла складка. Она смотрела на Русова пристально, даже очень кристально, будто пыталась пронзить насквозь. Не случайно Тригубова рассказывала, что боялась прямо-таки гипнотического взгляда Лещевой.

На первый же вопрос по существу дела — подтверждает ли она, что вместе с Малининой ехала поездом от Сыртагорска до Москвы, — ответила категорическим отказом:

— Нет, не подтверждаю. Ехала в одном вагоне, но не вместе. Она ехала с Николаем, а я одна в другом купе.

— Это что за Николай? Как его фамилия? Где работает?

— А я не знаю. Это Веркин хахаль. В Сыртагорске им было почему-то неудобно пожениться, вот они и сговорились ехать вместе.

Лещева рассказала, что Николай — высокий, чернявый, лет тридцати. Доехали они с Верой до Москвы, там погуляли три дня, а потом отправились в аэропорт, попросив Анну Ивановну подать за них телеграммы.

Если верить Лещевой, то все предположения Русова, сделанные на основании собранных материалов, опровергаются.

— Сколько у вас было с собой вещей?

— Чемодан и сумка.

— А почему же вы на Ярославском вокзале сдавали в камеру хранения три места?

— Это я в дороге картошку купила. На юге она дорогая, а там копейки стоит. С мешком-то могли не пустить в вагон, потому-то я на станции купила старый чемоданишко, а в него набрала картошки. В Москве позвала носильщика, недорого взял. А вы что же подумали, что я сдавала Веркин чемодан? Ха-ха, была нужда.

— Где вы в Москве останавливались?

— Я спала прямо на вокзале, на скамейках, а они не знаю где. У Николая где-то там знакомые есть, мне адрес не говорили.

Ответы продуманные, не придерешься. Пойди проверь, если не веришь!

С каждым ответом Алексей чувствовал, как почва начинает уползать из-под ног.

— А почему у вас оказались вещи Малининой?

— Какие вещи?

— Вопросы задаю я. Попрошу отвечать.

— Не выйдет, липу не пришьете. Вещей Малининой у меня нет.

— Хорошо. Так и запишем, — и Алексей выкладывает на стол часы, найденные в Богдановке.

— Ах, эти! — восклицает Лещева. — Вы у Петра Шорца были? Понятно. Когда я ехала к нему, то вспомнила, что не купила никакого подарка. Мне Верка и продала их.

— Зачем вам понадобилось покупать старые, когда в Москве в любом магазине есть новые?

— А я подумала: «Ничего, Петру и старые сойдут». Все равно он их не взял. Пришлось задарма отдать какому-то мужичишке.

— Больше вы ничего у Малининой не покупали?

— Нет, конечно. На черта мне старье?

— А это? — и Алексей показал голубое платье.

— Это мое. Честное слово, мое.

— Его опознала мать Малининой.

— Ну и что? Подумаешь! Когда-то оно было Веркино, а перед отъездом из Сыртагорска мы поменялись на память. Я ей отдала коричневое, оно мне тесным стало, а она мне это. Оно тоже тесное, и я продала. Муж-то выгнал меня, не помог, и я осталась без денег, без крова, пришлось продать.

Алексей смотрит на Лещеву с горькой иронией, чуть прищурив глаз. Она же ведь бессовестно лжет! Но как доказать это?

Сейчас бы что-нибудь такое, неопровержимое, от чего бы она поежилась и перестала нести околесицу. Но у Алексея, в сущности, нет больше улик.

Свидетельство об окончании фельдшерско-акушерской школы... Однако какой от него прок? Кому оно принадлежало? Во всяком случае, голову Лещева не опустит, если его показать.

И все-таки он достает свидетельство, с равнодушным видом вертит в руках, рассматривает с обеих сторон.

— Чье?

— Мое. Его муж испортил. Мне пришлось снова написать, — без запинки, как вызубренный урок, отвечает Лещева. — Он ведь, того, из бывших...

— Да-да, — в тон перебивает Алексей, — он странный человек.

Лещева умолкает, почувствовав в словах следователя иронию, но тут же вскидывает упрямые глаза:

— Ну и не верьте, мне-то что!

— Но ведь вы, Анна Ивановна, никогда не учились в фельдшерско-акушерской школе.

— Училась. В Ленинграде. Перед войной окончила. Теперь нет этой школы, ее разбомбили фрицы.

— Где она находилась? На какой улице?

— Улицу уже не помню. Не то Герцена, не то Гоголя. Но если поеду, найду с завязанными глазами.

Лещева понимает, что Русов ничем не может опровергнуть ее слова, и смотрит на него с нагловатой уверенностью и даже с самодовольной ухмылкой. Это начинает злить Алексея. Но он старается казаться спокойным.

Алексей весь напрягается. «Не распускаться!» — приказывает сам себе. Он не может допустить, чтобы Лещева заметила его нервозность.

— Хватит, Анна Ивановна, сказочками баловаться. Это я насчет свидетельства. Да и ваши объяснения про часы и платье тоже шиты белыми нитками. Но об этом завтра.

Приходит дежурный и уводит Лещеву. Русов остается один.

Рабочий день давно окончился. Не слышно ни телефонных звонков в соседних кабинетах, ни говора, ни стука дверей. За окном сгущаются вечерние сумерки, быстро темнеет. Алексей ходит из угла в угол, размышляет, все ли он использовал для доказательства виновности Лещевой. У него в запасе еще откровенное признание Тригубовой... Но что это даст? Лещева не сумела осуществить никаких замыслов в отношении Тригубовой. Даже телеграмма, поданная от имени Николая не из Воркуты, а из Волжского, ничего не доказывает, кроме желания Лещевой ускорить отъезд.

Совсем стемнело. В темноте наткнулся на стул и больно ушиб коленку. Со злостью оттолкнул, стул упал, загремел, и Алексей будто очнулся, понял, что нервничает, остановился, повернул выключатель, зажмурил глаза от резкого света, сел к столу, принялся перелистывать бумаги. Надо что-то найти, что-то предпринять, с кем-то связаться, от кого-то получить помощь.

Вот первые документы, добытые в Москве. «Может, позвонить Ивану Гавриловичу в МУР? — промелькнула мысль. — Нет, он ничем не сможет помочь».

Вот протоколы допросов, сделанные в Богдановке... Да, в Богдановке, должны быть дополнительные улики. В Каменском райотделении милиции Алексей оставил требование, чтобы разыскали у жителей Богдановки вещи, проданные Лещевой. Но каменская милиция молчит. Почему? Неужели майор так и не выполнил просьбу, и там ничего не нашли? Алексей снимает трубку, просит междугородную станцию принять заказ на разговор с Каменском.

— Ждите, — слышится в трубке голос телефонистки.

Русов терпеливо ждет, листает бумаги. Находит документы, полученные в Ростове. Вот злополучное свидетельство. По вытравленному месту написано: «Лещева Анна Ивановна», внизу неполный круг печати, а рядом подпись директора. Больше ничего нет. Алексей смотрит на подпись, смотрит и чувствует, как кровь приливает к голове, становится жарко. Вот где спасение! И как он раньше об этом не подумал! Если это свидетельство Малининой, а она кончала Сыртагорскую фельдшерско-акушерскую школу, то все ясно. Надо узнать фамилию директора. Кто же там был директором? В размашистой подписи четко выделяются три первые буквы: «Фил». Дальше идут непонятные закорючки. Это может быть Филатов. Филиппов, Филимонов или еще кто-нибудь в этом роде.