Игорь Дьяконов - Люди города Ура

• Название: Люди города Ура
• Автор: Игорь Дьяконов
• Издательство: Наука. Главная редакция восточной литературы
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-02-016568-9

Книга рассказывает об одном из древнейших городов мира — Уре — в период 1932–1739 гг. до н. э. Написанная на уникальном документальном материале, книга, однако, живо воссоздает повседневную жизнь горожан Ура — от высокопоставленных жрецов до бедноты.

---

Отец хорошо угостил учителя, „облачил его в новое одеяние, преподнес ему подарок, надел ему на палец кольцо“. Смягченный такой щедростью, учитель принялся в поэтических выражениях утешать будущего писца. Он говорил ему: „Юноша, ты не презрел мои слова и не забыл их; да сумеешь ты достигнуть совершенства в искусстве письма и постичь все его тонкости!.. Да будешь ты лучшим среди братьев своих и главным среди друзей своих, да займешь ты первое место среди всех учеников!..

Ты хорошо учился в школе, и вот ты стал ученым человеком“.

Этими радостными, пополненными оптимизма словами учителя и завершается текст о школьной жизни».

47. Шумерская поэма «Поучение писца непутевому сыну». Копия старовавилонского периода. Прорисовка И. Т. Каневой с эрмитажной таблички № 15234

В других поучениях речь идет о вещах иного характера.[236] Таков текст о «Писце и его непутевом сыне»; весьма вероятно, что он был написан именно в Уре; в этом городе было найдено шесть фрагментарных экземпляров — к сожалению, неизвестно где именно (UET VI, 2, 159–164). Приводим отрывок, записанный на почти неповрежденной табличке, хранящейся в Государственном Эрмитаже. Этот отрывок, возможно, происходит из города Ларсы (урские версии этого текста имеют сравнительно с ним довольно большие разночтения, но мы не 132 обратились к ним потому, что они сильно повреждены):

«…[Даже если] занятие моих коллег-писцов тебе не нравится, но они по 10 гур[237] зерна получают!.. Люди молодые, а (ведь) каждый из них своему отцу по 20 гур зерна приносит, зерно, шерсть, масло, овец ему дает. Он в большей степени человек, чем ты, ты не такой человек, как он. Кроме того, в умении выполнять работу ты не сравнишься с ним. Молодой человек, старые и молодые работают <…>. Смотри (?), даже я в умении выполнять работу с ними не сравнюсь, а ведь я выше! Разве есть еще кто-нибудь такой, кто должен гневаться на своего сына? Среди моих коллег ничего подобного я не видел. Говори себе: — Вот мое общество![238] — и прояви либо почтение, либо (хоть) страх.[239] Со своего друга, со своего товарища пример ты не берешь, — почему ты не хочешь с ним сравниться? Либо по твоим „старшим братьям“ равняйся, либо по твоим „младшим братьям“ [равняйся]! Среди людей-мудрецов, которые в стране живут, после того как (богом) Энки все было названо,[240] другой такой трудной профессии, как профессия писца, которую я избрал, по имени не было названо. Разве мастерство писца — не (подобно) „искусству песни, что как берега морские, где от берега до берега не пройти“?[241] Мастерство писца — оно так же обширно![242] „Ты о моем копье не думаешь, (так) о копье отца моего я не стану говорить“.[243] Судьбу людям (бог) Энлиль определяет; с тех пор как Энлилем все было названо, сын делу отца должен следовать, иначе никогда он почета и уважения не заслужит».

Долго продолжаются упреки отца ученику. Но кончается текст на оптимистической ноте:

От того, кто ссорится с тобой, пусть Нанна,[244] твой бог, спасет тебя!
От того, кто нападает на тебя, пусть Нанна, твой бог, спасет тебя!
Пусть твой друг будет любим твоим богом!
Пусть станешь ты главой городских мудрецов!
Пусть твой город произносит твое имя в избранных местах!

Третий текст э-дубы, тоже происходящий из Ура, и притом именно из «школы» на «Широкой улице» (U.16879C = UET VI, 2, 167), сообщает о каникулярном времени учеников:

Свободных[245] дней в месяц — три дня,
Разных праздников в месяц — три дня,
Итак, в месяц, выходит, двадцать четыре дня,
В школу я прихожу — время не тянется долго (?):
По одному дню (для) трудной таблички мне нужно на чтение,
А мне по четыре дают.
Поставлена печать[246] в том, что писцовое дело я знаю,
Не отберут ее,
…Мой учитель произносит с удовольствием очень приятное слово,
Мои коллеги созданы, чтобы радоваться (со мною)…

Пожалуй, это уж слишком розовая картина, и надо думать, что текст воспринимался как комический.

Однако э-дуба, если она была надлежащим образом организована, представляла собой серьезное учебное заведение — не только школу, но и университет и даже академию, ибо именно здесь создавалась и развивалась наука: в древней Месопотамии познания систематизировались исключительно в ходе школьного преподавания; таким образом, наука, если определить ее как систематизированное познание, была порождена нуждами э-дубы, но ее мудрецы иной раз заходили дальше, чем это вызывалось чисто школьными нуждами.

Основой школьного преподавания в древней Месопотамии было зазубривание: зазубривание перечней знаков самих по себе; зазубривание знаков с указанием их шумерского произношения, знаков вместе с аккадскими переводами шумерских слов, которые эти знаки составляли; специально составных знаков; перечней знаков, систематизированных по группам понятий (растения, камни, животные, профессии и т. п.), — такие перечни все чаще делались двуязычными (по-шумерски и по-аккадски) и являлись одновременно словарными пособиями (по ним можно было найти правильное написание того или иного нечасто употребляемого термина) и зачатком энциклопедии (они были сводами известных по каждой отрасли знания терминов — скотоводческих, минералогических, столярных, земледельческих и т. п.).[247] В этом отношении они примыкали и к более сложным текстам научного содержания — к перечням химических и медицинских рецептов (правда, до нас дошли лишь более поздние тексты такого рода), к перечням математических задач, а также к подсобным математическим таблицам разного рода (умножения, корней, обратных величин — делить не умели, вместо этого умножали на обратную величину и т. д.)[248]

Потребность в школьном преподавании возникла в Нижней Месопотамии еще около 3000 г. до н. э. в связи с изобретением — для нужд больших храмов, а затем и царских хозяйств — шумерской письменности, сначала иероглифической (рисуночной), а затем более скорописной — клинописи. Этим письмом писали на глиняных плитках углом среза тростниковой палочки. Система клинообразного письма включала несколько сотен знаков, первоначально изобразительных; каждый знак передавал название изображаемого предмета или любое из группы слов, близких к этому названию по значению, а иногда и по звучанию; позже, кроме того, знаки могли обозначать либо только корень этих слов, либо отдельные последовательности фонем (слоги или части слогов) независимо от их места в структуре слова. «Слоговые» значения знаков выбирались по принципу «ребуса», т. е. в соответствии со звучанием целых слов, передававшихся теми же знаками. При этом омонимы, различавшиеся не по звучанию, а по значению (а в шумерском омонимов было очень много), передавались разными знаками; соответственно могло существовать (и обычно существовало) и по нескольку знаков с одинаковым фонетическим («слоговым») значением.[249] Более редкие корни и слова могли изображаться комбинациями двух или более первичных знаков.

Такой характер письменности заставил начинать обучение письму с зазубривания учеником списка знаков, главным образом путем многократного их переписывания. Заучивались назубок также списки различных терминов, которые могли встретиться в хозяйственных документах, в особенности термины, писавшиеся комбинацией из двух или более знаков. Затем преподаватель переходил к следующему этапу: ученикам давались для переписывания легко запоминающиеся текстики, например пословицы, а потом уже и целые литературные произведения — фольклорные или специально созданные для школы (поучения для школьников); давали переписывать образцы хозяйственных и деловых текстов, надписей, а также писем. Большинство религиозных текстов[250] стало включаться в школьный письменный канон значительно позже, так как жрецы долго грамоте не учились, а богослужебные обряды заучивали наизусть.

Древнейшие перечни знаков были составлены в то время, когда письмо из иероглифического еще не превратилось в клинообразное, т. е. не позже XXVIII–XXVII вв. до н. э., и затем переписывались без существенных изменений до второй половины III тысячелетия до н. э. В течение некоторого времени составление их иногда приписывалось определенным, названным по имени писцам[251] или их писцовым школам, но потом списки окончательно приобрели анонимность.

В связи с тем что к III династии Ура (2111–2004 гг. до н. э.) язык преподавания — шумерский — стал почти всюду мертвым, пришлось перестроить характер преподавания и пересмотреть набор бывших в ходу пособий. Принцип их составления в виде перечней (столбцов) и списков, подлежащих зазубриванию без участия логических умозаключений, сохранился, но списки усложнились и удлиннились.

При династиях из городов Иссина и Ларсы, особенно к концу их правления, наблюдается расцвет шумероязычной школы — э-дубы. Ее высокие достижения видны из неполного перечня предъявлявшихся при выпуске экзаменационных требований:[252] оканчивающий учение писец должен был уметь устно и письменно переводить с шумерского на аккадский и наоборот, знать наизусть шумерские писцовые и грамматические термины и шумерское словоизменение (спряжение и склонение), знать шумерское произношение, шумерские эквиваленты любых аккадских слов, различные виды каллиграфии и тайнописи (или, скорее, технических приемов сокращенной записи), технический язык различных жреческих и других профессий, категории культовых песнопений, должен был уметь руководить хором и пользоваться музыкальными инструментами, уметь составить, «завернуть» в глиняный конверт и опечатать юридический или хозяйственный документ любого рода, знать математику, включая землемерную практику, уметь подсчитать и распределить рационы для работников, знать различные нормы расходования материалов и продуктов, уметь вычислять объем землекопных работ и т. п. За время курса молодые писцы должны были прочесть довольно много дидактических и литературно-религиозных текстов и даже выучить их канонический список. Такие списки, найденные в довольно большом числе, ассириологи раньше принимали за каталоги библиотек. Но настоящие мудрецы знали и много других вещей, никакого практического значения не имевших, в том числе, например, собрания изречений, часто весьма темных и неоднозначных.