Игорь Дьяконов - Люди города Ура

• Название: Люди города Ура
• Автор: Игорь Дьяконов
• Издательство: Наука. Главная редакция восточной литературы
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-02-016568-9

Книга рассказывает об одном из древнейших городов мира — Уре — в период 1932–1739 гг. до н. э. Написанная на уникальном документальном материале, книга, однако, живо воссоздает повседневную жизнь горожан Ура — от высокопоставленных жрецов до бедноты.

---

В кухне мог быть медный котел; так, в доме братьев Ахатум — см. выше, UET V, 112 — было два медных котла емкостью по 2 бан (2 суту, т. е. около 15–20 л).

Чем угощали гостей в парадной горнице? И это мы знаем: до нас дошло «меню» бога Шамаша из Сиппара в соседнем с Ларсой вавилонском царстве в документе, сфальсифицированном в политических целях под эпоху царей Аккада XXIII в. до н. э.,[194] но, вероятно, относящемся к более позднему времени, чем изучаемое нами, — не раньше чем к XVI в. до н. э.[195] Это «меню» отличается от царского стола или стола знати не качественно, а только количественно (поскольку бог мыслился во всем подобным человеку и отличался лишь огромным ростом, могучей физической силой и долговечностью). Вот что шло на ежедневную трапезу богу Шамашу: 1 теленок, 20 овец, 8 волов, 1950 л ячменя, 1175 л муки ячменной, столько же муки гороховой (?), столько же муки «царской», столько же фиников, свыше 50 л масла высшего сорта для умащения(?) и столько же — кунжутного масла в пищу, столько же свиного сала, столько же молока снятого и столько же — цельного, столько же сыра (типа брынзы), свыше 20 л белой финиковой патоки и еще два неотождествленных блюда. Известно также, что широко употреблялись чеснок, лук и порей.[196] Меню за праздничным столом у Эйанацира было такое же (только каждый гость получал в сотни раз меньше!). Подавались мучные лепешки типа чурека или лаваша, мука для которых с огромной затратой сил мололась на зернотерке женщинами, по возможности — рабынями; мучная или гороховая похлебка с чесноком, может быть, ячменная каша; поскольку день был праздничный, прибавим еще к лепешкам сыр, жаренную на палочке или на угольях рыбу или баранину с чесноком и пахучими травами, финики и сласти (matqu)[197] из муки и финиковой патоки (dišpu).[198]

36. Домашняя посуда из Ура старовавилонского периода; кувшины, кубки, подставки для ситул (из UE VII)

Лепешки пеклись на раскаленных стенках глиняного очага-печи (tinūru), воду, возможно, грели в глиняных мисках на угольях в специальных углублениях на кирпичной плите или в медных котлах. Котел был ценностью, из развалин домов не дошел ни один; вообще кухонной посуды, кроме глиняной, было мало, да и от той сохранились лишь разрозненные черепки.

Характерно почти полное отсутствие овощей и фруктов, кроме чеснока, лука и фиников. Впрочем, в царство Ларсы ввозили гранаты, яблоки и виноград, в меню же Шамаша и в свадебном меню (гл. VIII, 82), о котором пойдет речь ниже, даже лук и чеснок не упоминаются, но мы знаем о них из других источников, например из продовольственных аттестатов царских гонцов времени III династии Ура.[199]

37. Опахало для пиршества. По изображению на печати

38. Ситула на подставке по изображению на печати (Salonen А. Die Möbel, табл. XXXII, 2)

Ели, конечно, руками; если нужно, мясо резали, вероятно, кинжалом, но скорее всего его разрубали на куски еще на кухне, как шашлык; может быть, и подавали на вертеле.

Сидели ли женщины за столом с гостями и с хозяином? Это сомнительно; правда, от VII в. до н. э. до нас дошло изображение трапезы ассирийского царя со своей женой: он возлежит на пиршественном ложе, она сидит на стуле;[200] можно себе представить, что хозяйка дома без посторонних могла позволить себе сесть за стол с мужем; от III тысячелетия до н. э. сохранились скульптуры, изображающие мужа и жену, сидящих обнявшись на одном тростниковом «диванчике».[201] Что касается жриц, то они вообще имели равные права с мужчинами, вплоть до права заседать в суде и в совете; но надо полагать, что мужние жены и девушки в лучшем случае лишь прислуживали гостям. Правда, у нас нет современных изучаемому нами периоду изображений и текстов, но есть изображение пира III тысячелетия до н. э., где женщина (рабыня?) стоит при гостях-мужчинах в стороне, рядом с музыкантом;[202] есть ассирийские изображения I тысячелетия до н. э., где женщины с характерным плетеным веером-флажком, стоя, обвевают пирующих мужчин; особенно интересно изображение на хурритской печати середины II тысячелетия до н. э., где пирующий, как в древнем Шумере, пьет сикеру — видимо, недостаточно очищенную — через тростинку из сосуда с горлышком, установленного в деревянной или металлической подставке на полу, а прислужница обвевает его флажком.[203] Оба персонажа — скорее всего божества (это следует из того, что прислужница изображена в распахнутой на бедрах одежде — иконографический атрибут богини Иштар-Шавушки), однако, хотя сцена, очевидно, и воспроизводит обрядовое пиршество, она, несомненно, передает бытовые детали утвари, мебели и одежды.

39. Кровати. Глиняные модели по Салонену (Salonen А. Die Möbel, табл. XXI, 2)

40. Бронзовое полированное зеркало (размер — 7 см) из Ура старовавилонского периода (по Вулли, UE VII)

Поднимемся теперь из праздничной горницы в верхнее жилье дома — личные покои семьи, куда, наверное, никто из посторонних никогда не допускался: здесь царила хозяйка дома. Археологические данные тут ничем не могут помочь, так как стены домов лишь в редчайших случаях сохранились более чем на несколько сантиметров выше прежнего потолка нижнего жилья; но многое может дать реконструкция на основе описей имущества типа приводившихся выше и других подобных текстов.

В доме Эйанацира было не менее трех горниц в верхнем жилье. Центральное место занимала, конечно, хозяйская опочивальня (uršu[m], bīt erši[m], bīt kummi[m]),[204] а в ней — самый дорогой из предметов мебели — кровать (GIŠnàd, eršu[m]). Это ложе (изготовлением такой мебели специально славился Ур)[205] было деревянным, с металлическими, костяными или другими украшениями; высоким ножкам придавалась иногда форма звериных лап; на раму кровати натягивались крест-накрест ремни, или веревки, или прочная циновка. В головной части кровати,[206] между изголовьем и «сеткой», устанавливался род плоского ящика, где, видимо, укладывались набитые шерстью или волосом (?) кожаные (?) подушки-валики (kirmu[m]). На «сетку» клался матрац (še'etu[m]) из чесаной шерсти (síg-(g)a-zum-ka, pusikku[m]), войлока (mihsu[m]) или пальмового волокна (pitiltu[m] — отсюда, между прочим, русское «фитиль»: пальмовое волокно использовалось и в светильниках).[207]

Достоверных сведений о простынях в старовавилонский период нет; они, может быть, и появляются в знатнейших домах в I тысячелетии до н. э., но более ранние полотняные ткани, упоминаемые в связи с кроватью (и креслами), это скорее покрывала.[208] Существующие изображения[209] заставляют предполагать, что супруги спали обнаженные и без матраца и без покрывала, по крайней мере в жаркую погоду; в более холодную укрывались шерстяным покрывалом (hullānu[m]) или просто плащом (nahlaptu[m]), хотя есть изображения (и упоминания в несколько более поздних текстах) постели, застланной узорным покрывалом с бахромой (sūnu[m]).[210] Постель могли посыпать душистыми травами, — может быть, отчасти и от насекомых.

В опочивальне стоял хозяйкин туалетный столик (kanaškarakkum) или ларец с украшениями и косметическими принадлежностями, из которых важнейшей была сурьма (guhlu[m]), или зеленая краска для подведения век.

Среди туалетных принадлежностей были глиняные и каменные сосудики для благовоний и притираний, щипчики для вырывания волосков, ложечка для чистки ушей или для притираний и т. п., все это, конечно, было в очень богатых домах (эти вещи известны из «царских» могил III тысячелетия до н. э.; в жилых кварталах Ура времени царства Ларсы они не найдены).

В опочивальне же, вероятно, стояли корзины и ларцы с одеждой; часть одежды, как уже упоминалось, так же как бусы и пр., хранилась и в глиняных сосудах. Перед постелью, как думает А. Салонен, могла лежать дорожка (harūru[m]).[211]

Даже в состоятельных домах кровать полагалась только женатым членам семьи, остальные спали на полу — в своих каморках или на крыше — либо на циновках, либо на соломе. Но уже в домах немного более бедных горница в верхнем жилье была одна, и дети спали на полу в ней же, если погода и обстоятельства не позволяли ночевать на крыше. (Интересно, что пока нет ни изображений колыбели, ни текстов с ее упоминанием; вероятно, младенец спал в кровати с отцом и матерью.) Возможно, что на циновке у порога опочивальни могла спать и приближенная рабыня хозяйки, а там, где муж, по бесплодию жены или из-за ее жреческого обета, брал вторую жену, обязанную слушаться первой и прислуживать ей,[212] то и она помещалась, наверное, тут же. Но в доме Эйанацира места было достаточно; мы уже видели, что он, по-видимому, купил своему брату или взрослому сыну такой же дом, как себе; если у него были другие женатые сыновья, то они могли помещаться в других горницах, по соседству с родительской.