Игорь Дьяконов - Люди города Ура

• Название: Люди города Ура
• Автор: Игорь Дьяконов
• Издательство: Наука. Главная редакция восточной литературы
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-02-016568-9

Книга рассказывает об одном из древнейших городов мира — Уре — в период 1932–1739 гг. до н. э. Написанная на уникальном документальном материале, книга, однако, живо воссоздает повседневную жизнь горожан Ура — от высокопоставленных жрецов до бедноты.

---

Отметим, что в царстве Ларсы нельзя было продавать не только дома в их целости, но и поля. Продавались лишь финиковые плантации, располагавшиеся вдоль краев полей и у каналов; в Уре по крайней мере нет ни одного случая продажи целого поля. Земля была в принципе неотчуждаема, ибо, надо думать, была материальной основой, ядром самой общины и собственностью ее божества. В других царствах Нижней Месопотамии в отдельные периоды истории в течение III–II тысячелетий до н. э. земля иногда отчуждалась, но это всегда сопровождалось магическими действиями, символизировавшими отделение человека от своей земли,[139] и, по-видимому, такое отчуждение могло быть обратимо, во всяком случае если земля была продана из-за долгов.[140]

Показав читателю город Ур, каким он был при последних царях Ларсы, мы не будем рассказывать «вообще» об обстановке домов, их утвари, об образе жизни семейств, их состоятельности, образованности — для этого лучше в следующих главах «войти» в сами дома; это позволяют нам данные археологических раскопок и найденные в раскопанных домах документы. Но прежде нам пришлось проделать кропотливую работу по увязке археологических данных с документами.

Поскольку до нас дошли и сами дома, и некоторая утварь из них, а также архивы документов, постольку, естественно, хотелось бы определить, в котором доме кто жил, каков был жизненный уровень семей, какова была история их жизни, какими вещами они пользовались. К сожалению, узнать это оказалось довольно трудно.

Археологические материалы жилых кварталов были полностью опубликованы лишь в 1976–1977 гг. — после смерти Л. Вулли и почти через полвека после раскопок. В полевых записях часто нельзя было уже разобраться. В оставшейся после Вулли рукописи окончательного научного отчета оказалось много противоречий. После начавшейся публикации урских документов Вулли начал вносить в рукопись правку, часто не поддающуюся согласованию с данными, опубликованными им же ранее в предварительном отчете[141] или в популярных изданиях,[142] а те, в свою очередь, не согласовывались в ряде частностей ни с первоначальной рукописью полного отчета, ни с правкой, вносившейся автором в машинопись уже после Второй мировой войны или даже после публикации части найденных документов. Так, в предварительных публикациях Вулли назвал имена владельцев отдельных домов, — надо думать, на основании прочтения каких-то документов еще в полевых условиях экспедиционным ассириологом (сам Вулли клинопись читать не умел); однако не все из названных им имен мы найдем в опубликованных документах старовавилонского жилого квартала в Уре.

Речь идет о публикации надписей (UET I, 1–2,[143] UET VIII),[144] писем, правовых и хозяйственных документов (UET V),[145] религиозных и литературных текстов (UET VI, 1–2),[146] учебных и научных текстов (UET VII).[147] Все еще недоступна нам часть литературных текстов (UET VI, 3). Во всех публикациях — увы, не всегда, а иной раз и неправильно — указаны полевые экспедиционные номера документов, если эти номера сохранились и смогли быть отождествлены при подготовке издания текстов. Под полевыми, или экспедиционными, номерами имеются в виду порядковые номера археологических находок; если находили сразу целую группу предметов или небольшой «архив» клинописных плиток, особенно хозяйственного или делового содержания, то всей находке давали общий номер, а отдельным объектам или документам — буквенные обозначения.

К сожалению, находки нумеровались британскими археологами и заносились в полевую опись и на карточки не сразу;[148] провенанс (место и обстоятельства происхождения) найденных предметов, в том числе письменных памятников, во многих случаях записывался даже на первоначальных листах по памяти, часто под вопросом, — когда раскоп уходил уже дальше от места находки. Нередко полевые номера вещей, найденных в одном и том же месте, сначала идут подряд, но затем прерываются номерами вещей, найденных в совсем другой части раскопа, а потом снова следуют номера предметов из первого места. Иногда из общей массы находок одного провенанса откладывались в сторону вещи определенного типа, которые вообще регистрировались отдельно и гораздо позже; так, например, соседние номера могут иметь, скажем, похожие терракоты, найденные в разных местах. Иногда вещи из разных частей раскопа нумеровались одновременно (сериями, начиная с определенных условных номеров). Если серия, отпущенная на шифровку в одном определенном месте, оказывалась слишком велика, то на незанятые места в конце серии вписывали первые попавшиеся находки. Если же серия оказывалась мала, получались «наезды» с дублетной нумерацией или дополнительно давалась новая серия, начиная с другого произвольного, более позднего номера. Все вещи, нумерованные на участке АН от 16900 и далее, а на участке ЕМ от 7887 и далее (за немногими исключениями), по-видимому, представляют собой либо находки из глиняного завала (куда они попали из вторых этажей или были вынесены снизу дождевыми водами или по лисьим норам и т. п.), либо «остатки», места происхождения которых уже не могли вспомнить к моменту шифровки. Так, под № 17249 оказались клинописные таблички из самых различных архивов, — возможно, потому, что они действительно были найдены разбросанными по улицам и домам раскопа, но, возможно, и потому, что их сразу не записали, а потом не могли вспомнить, откуда они взялись. Есть случаи, когда два предмета (и больше) получали один и тот же полевой номер, в других случаях полевому номеру не соответствует никакой предмет, случается также, что в полевом каталоге числятся таблички или другие объекты, найденные в определенном доме и в определенной комнате, но не числящиеся ни в одном из трех музеев, куда поступали вещи из раскопок Вулли (Британском, Иракском и Пенсильванском). Есть много вещей без полевых номеров. В ранних публикациях Вулли сообщал, что на участке АН школьные и литературные тексты были разбросаны вокруг дома «Широкая улица, 1» («школа») — по перекрестку и окрестным улицам. Но в полевых карточках и соответственно в печатном каталоге UE VII все религиозно-литературные и учебные таблички из раскопа АН автоматически получили сплошную нумерацию и провенанс «школа», что, по-видимому, не всегда соответствует действительности. В окончательном отчете Вулли сказано, что все они якобы найдены внутри «школы», и даже приблизительно указано где. Видимо, и в данном случае тексты расписывались по карточкам, исходя не из их действительного провенанса, а из их содержания и, надо думать, не сразу. Ко всему этому надо прибавить, что номенклатура улиц и домов несколько раз менялась и во время, и после раскопок и отождествление полевых обозначений часто составляет нелегкую задачу. Но если клинописные тексты, печати, надписи и т. п. все-таки обязательно фиксировались на карточках и в описи, то человеческие кости просто-напросто выкидывались, и даже из тех погребений, которые содержали керамику и т. п., на карточки и в опись попадало далеко не все. По-видимому, не было никаких попыток подвергнуть костяки антропологическому и патологическому анализу, что дало бы бесценные сведения о составе населения и распространенных заболеваниях. Нечего и говорить о костях животных и других органических остатках, способных дать сведения о стаде и о рационе питания древних людей. Мало того, отчет оставляет такое впечатление, что в раскопе вообще не было найдено никакой хозяйственной утвари, кроме кое-какой керамики в могилах. Лишь изредка в отчете мелькнет упоминание о зернотерках, о грубых каменных сосудах — но в каталоге их нет, а фрагментированная бытовая керамика, как видно, просто выбрасывалась в отвал. Все это соответствует духу, который господствовал в экспедиции Вулли, где восстановление жизни древних людей было на десятом месте по сравнению с сенсационными находками золота и других памятников царской власти и официального культа; где могли «для простоты» смонтировать одну золотую арфу из остатков двух разных (имевших совсем другой вид и другое строение, чем в реконструкции)[149] или произвольно реконструировать головной убор царицы (или жрицы) из знаменитых «погребений I династии Ура» (причем и имя «Шубад» ей было «дано» тоже на основании предварительного и неточного прочтения надписи на одной из ее вещей экспедиционным ассириологом);[150] или могли восстанавливать мозаичные колонны «портика храма» в Телль-Убайде путем монтировки мозаики на подручные бочонки из-под керосина; впоследствии же оказалось, что и портика-то вообще не было. Все эти «реконструкции» обошли в сотнях репродукций всю прессу, а затем научную и популярную литературу.[151] Наконец, есть указания на то, что в помещении, где хранились урские полевые записи, был пожар. К сожалению, описанное состояние дел далеко не единично для экспедиции Вулли;[152] археологи нередко забывают, что каждые раскопки навсегда уничтожают раскапываемый памятник и то, что не было или было неправильно записано или заснято, навеки пропало для науки. Конечно, с прогрессом археологии приходит опыт. Однако обычно первые, самые неопытные археологи выбирают себе самые сохранные, самые многообещающие городища и могильники, уничтожая их и оставляя более умудренным потомкам только памятники второго сорта.