Олег Куваев - Избранное. Том третий. Никогда не хочется ставить точку

• Название: Избранное. Том третий. Никогда не хочется ставить точку
• Автор: Олег Куваев
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000

В третий том, завершающий издание сочинений О. М. Куваева, вошли его путевые очерки, освещенные нежной любовью к Чукотке, ее природе и людям.

В книгу включены также отрывки из дневников и записных книжек писателя, его выступления, письма к друзьям.

Все эти материалы приблизят к читателю яркую, масштабную личность так рано ушедшего всесторонне одаренного человека.

---

А душа-то все равно на Чукотке и, видимо, пора мне прекращать прыгучую жизнь. Всерьез подумываю о том, чтобы на пару Лет уехать в Провидения. Года на полтора, наверное.

Дорогая Ал Николаевна!. Вот вернулся вчера из Сванетии и застал два твоих письма. Письма хорошие — так что, спасибо.

Ну так что? Поездка моя шикарная, по загранице сорвалась глупо и случайно. Вначале я сильно жалел об этом, переживал. А мудрый зять мой — муж сестры — сказал: «Ихрройю. И с самого начала тебе незачем это было». Теперь по прошествии месяцев я вижу, что меня остановила Рука. Она меня всю жизнь ведет. Ни к чему мне загранпоездки, рано еще переходить на «изячную жизнь». Ибо в итоге расстройства я вдруг начал писать новый роман. Маялся я им, начать не мог. А тут как-то все сложилось. Начал. Люди есть. История есть. Название есть. Эпиграф есть, три печатных листа текста есть. Перед сим радошным до мия фактом, все пропавшие загранпоездки чушь и плешь И вошь (на плеши). И в Вятку съездил. Каково. Э? Доставил матери памятник. Я с неудач шибко энергичный бываю. Взял мраморную плиту, 70 кг цемента, три литра жидкого стекла, бабу, запойного механика соседа Колю, погрузил все это на поезд, выгрузил в Вятке, всех рассеял, поставил по рабочим местам, запойного соседа похмелил и определил на инженерные работы по памятнику, а сам занялся тем, чем положено мне на роду заниматься — влез в рюкзак и таскал на кладбище из деревни цемент, кирпичи, щебенку, воду, доски и проч., и проч. Четыре кг весу сбросил на этой работе — много надо было таскать. Ну а потом походил по лесам и грибов даже насушил. Избу присмотрел.

Сейчас вернулся из Сванетии. Плюнул я на все раритеты, вспомнил юность, влез в рюкзак и пошел я в Сванетию пешком через перевал Донгуз Орун. Сопровождали меня два альпиниста — мастера спорта. Один эдак впереди, а один эдак сзади. Ну к концу дороги альпинисты с удивлением, а я с типично куваевским тщеславием пришли к выводу, что середний бывший геолог середнему мастеру спорта не уступает, а могет и показать, если надо. Принимали меня в Сванетии как небольшого короля. Хорошая страна, и народ прекрасный. Твердый народ без кавказского слюнтяйства, и даже получил трезвое приглашение: «Вот твой дом, вот твой стол в любое время и на любой срок». Кажется, с сванами я и впрямь подружусь — крестьяне, люди простые, трудяги. Зимой, видимо, поеду снимать кино, а до этого попробую дать статью — сваны просили, сам вижу есть у них действительные нужды. Мне плевать, как это называется «трибуна писателя», «писатель и время» или тому подобная чушь. Вижу я крестьян очень похожих на моих вятских и вижу их нужду. Хочу помочь.

В остальном у меня без изменений. Обычная круговерть профессионала. Вчера вот надрался с Мифтой. Уж очень рад я был его видеть. Люблю Мифту очень. С годами он становится лучше. Познакомился и с супругой и с отпрыском. Отпрыск пока еще мало что выражает, а вот на Мифту с женой не могу усмотреть без улыбки, ибо вижу, как в фильме, и Провидения, и этот их роман, и женитьбу и могу хоть сейчас написать о них рассказ. Рассказ можно написать хороший. Да нельзя. Использовать друзей в качестве этих прототипов, что ли, нельзя.

Ну вот. Жаль Шукшина. Раздражал он меня последнее время ужасно и вот взял и умер и посему твердо войдет в историю русской литературы и по праву. Московские славянофилы на французских диванах не успели его сожрать и сгубить и испортить. А сожрали бы, ибо был он сжираем. Но — ушел. Честь ему и добрая память.

Дорогая Ал. Николаевна! Продолжаю я это письмо почти через месяц. Были тут события. Вышла статья в «Комсомолке», потом в «Правде», возникла шобла, и кончилось тем, что два врача (благо ребята были хорошие) пару суток со мной возились и еле отходили. Прихожу я вчера на «Мосфильм», а на меня так странно все смотрят. «Чо, спрашиваю, рожа не нравится? Так вы плюньте. Вы работу с меня спрашиваете. Я ведь не актер, я грубый прозаик, в данном случае сценарист».

«Нет, отвечают, позавчера Гена Шпаликов заходил. Увидел на столе твой сценарий, покачал головой. Ну вот, говорит, Олег сценариями стал заниматься. Зачем это ему? Он парень очень хороший, ему в кино делать нечего».

«Спасибо, говорю, Гене Шпаликову за такие слова. Так и передайте». «Нельзя передать, отвечают, он вчера повесился. Вы что, друзья были?»

Не были мы друзья и приятели не были. Просто однажды, давно, столкнула нас судьба на повести «Азовский вариант», была там ситуация. Он вел себя в этой ситуации человеком, я, к счастью, так же. Обаятельный он был парень. Жаль и глупо.

Сценарий для «Мосфильма» я закончил. Они его согласились принять в том виде, как есть, но по общему и моему в первую очередь согласию забрал я его еще на кое-какие поправки. Режиссера нету. Рвется Губанов (тот, бывший актер), но ему давать они почему-то не хотят. Я бы с; радостью работал с Витей Туровым («Через кладбище», «Годен к нестроевой» и так далее), он мне близок, и симпатия наша взаимна, но жестокая обстановка «Территории» не для него. Бог даст что-нибудь.

Ну теперь попал я в популярку, и стол мой завален предложениями. «Экран» желает снимать многосерийный по любой из повестей. «Таджикфильм» пожаловал в мою халупу в лице главного редактора лично. Почему-то был я под коньяком, потому помню разговор слабо, помню лишь заключительную его фразу: «Ну так договор я вам почтой вышлю».

Ну хватит фанаберии. Знаешь, достоинство каждого успеха в том, что он приходит к тебе, когда тебе на него наплевать. Тогда ты стараешься идти дальше и не теряешь достоинства. Если же успех к тебе пришел рано, когда он тебе нужен и тебе на него не плевать, — тогда тебе крышка как человеку и как литератору. Ибо «Великого Гэтсби» я не написал. И не вижу вблизи времени, когда я его напишу. Может быть, все дело в том, что я русский и пишу для русских, а мы — особая нация. Приятно лишь то, что чем-то я прошибся в сердца многих, писем идет много и писем искренних. Новый роман вроде идет путем. О нем в «Правде» не напишут, если о нем напишут, то мелким шрифтом в шибко ученой статье в толстом журнале. И второй год я чувствую, что где-то висит кирпич, который упадет мне на голову. Не из сфер, нет. Политика меня не интересует, а с точки зрения патриотизма и верности своему государству — я верен ему и патриот не менее чем Леонид Ильич Брежнев. Вся эта мансардная шобла. — трепачи или шизофреники. У меня горит душа о другом. О смысле человеческой, любой человеческой жизни. И кирпич мне упадет просто по судьбе. Не помню уж кто сказал мне как то, что каждому при рождении отпущено определенное число шансов испытать судьбу и выиграть. Одним ноль, другим сто шансов. И вот я вспоминаю двадцать из своих сорока и вижу, что слишком часто я ее испытывал. И выигрывал.

Такие дела, Ал. Николаевна. Настроение мрачноватое из-за Шукшина, из-за глупой смерти Шпаликова, из-за бессонницы и многого другого. Я знаю, Ал, что я наполовину сволочь, наполовину хороший парень. Если бы я был полностью тем или другим, я бы, разумеется, не стал прозаиком. Все остальное написано у С. А. Есенина в «Черном человеке». Ну и ладно. Пора мне вкалывать «деньги зарабатывать». Я нашел такую формулу ответа на идиотский и вечный вопрос: «Олег Михайлович, над чем вы сейчас работаете?» «Деньги зарабатываю», — отвечаю я. Всем все сразу ясно. И умную рожу в связи с «творческими планами» делать не надо.

Растрепался. Все-таки сорок лет, а до «Гэтсби» еще так далеко.

Он.

Из неотправленного письма Э

Август 1962

Здравствуй, Э.!

Лежу сейчас в спальном мешке и постукиваю челюстями от холода. Черт его знает, что творится в этих краях. Сегодня 3 августа. Температура ночью была —5, на сопках выпал снег, да так и остался. Снег идет и на «улице».

Ветер, сыро, хмуро. Только что кончились, прощальные гудки пароходов. Есть здесь такой обычай: когда пароход покидает поселок, то долго гудит, а с берега ему машут всякими фуражками, кепками, рукавицами, пускают ракеты. Снег уже выпадает, пароходы уходят, а я еще не начал своего «кошмарного» маршрута.

Позавчера вернулся из разведочного маршрута к тому самому мысу, о котором тебе писал. Мыс пройти не удалось. Отплывали мы при тихой погоде. Было лазурное море, на берегу цвели магнолии и пальмы, между пальмами чукчанки танцевали «хула» под звуки банджо и тамтама. На чукчанках были бусы, набедренные повязки из очень яркого ситца и загорелая кожа. Впрочем, все это было только в моем воображении.

До мыса шли неплохо. А дальше все было как по писаному. Рванул ветер, пошли волны. Мыс был от берега кило метрах в трех. За какие-то 15 минут ветер достиг штормовой силы. Кидало лодку здорово. Думал — загнемся. Но старина бог решил, видимо, малость обождать. Выкинулись под береговой обрыв и просипели там трое суток. Это называется «ждать у моря погоды». Впопыхах удирая от шторма, мы и не разобрали, что обрыв этот лавиноопасен. Изредка сверху летели булыжнички килограммов под 50. Тогда же стало чертовски холодно, повалил снег. Мы ходили за пресной водой к ручью, и я делал снимки: незабудки и ромашки в снегу.