Михаил Шевердин - Набат. Книга первая: Паутина

• Название: Набат. Книга первая: Паутина
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы Узбекской ССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1958

Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран.

---

Гнев только на мгновение затуманил мозг Юнуса.

— Зачем кричать на меня? — медленно выговорил он.

— Отвечай, когда спрашивают, — голос Рауфа Нукрата теперь показался совсем зловещим.

— Отец учил меня — давно это было: молчание лучше болтовни, тишина лучше шума, а?

Левое веко Юнуса приопустилосъ, и лицо его приобрело такое выражение, словно он подмигивал, и притом очень лукаво. Нукрат быстро и громко дышал, с силой втягивая своими хилыми легкими воздух. Прошло немало времени, когда он наконец прервал молчание. Тон его до странности стал вкрадчивым и любезным.

— Ты точно скала, брат мой Юнус, несокрушим. Воистину ислам может гордиться таким сыном храбрости. Дело веры ждет твоих подвигов, богатырь! Ты не понял нас. Мы все — и ты, и мы — грешные, желаем единства турок-мусульман. Сын мой, я в мыслях не допускаю, чтобы ты хотел разрушения и разорения тюркского мира.

Он искоса поглядел на Юнуса и продолжал:

— Послушай меня внимательно. Ты должен гордиться, что с тобой разговаривают. Ты деревенщина и черная кость. Мы же — самый слабый из рабов божьих властелин знаний. И мы с тобой ведем разговоры. Ниже нашего достоинства иметь дело с тобой, а мы удостаиваем тебя, пасшего в степи овец, копавшегося в навозе, разговором о возвышенных материях. С тобой. Оцени же по достоинству нашу снисходительность.

Юнус наморщил лоб, бровь его поднялась еще выше, глаз совсем прищурился. Он быстро сказал:

— Да, я из диких мест, полных сухой колючки, мне непонятны цветы красноречия… я бедняк, невежда.

Губы Нукрата сложились в гримасу.

— Бедняки и богачи, воспитанные и дикари обязаны выполнять повеления. Ты где? Ты в государственной канцелярии. Тебе приказывает власть держащий в руках, повинуйся.

Все еще подмигивая, Юнус покорно сказал:

— Приказывайте, я повинуюсь.

Нукрат вздохнул с облегчением.

— Баракалло, мы так и знали… не сомневались в твоем благоразумии… Сейчас ты ответишь на наши вопросы, а потом… Хорошо?

Лукавое лицо Юнуса стало от хитрой улыбки еще лукавее, и его тонкий большой нос совсем заострился.

— Я готов слушаться и повиноваться… только позвольте спросить, господин председатель, не соизволите ли вы сказать, что последует… э… потом?

Он снова подмигнул и пощелкал пальцами.

— Но вот слышу голос благоразумия, друг мой. Хоп, я скажу, что… будет потом. Откровенность — награда, запирательство — гибель.

— Гибель?

На лице Юнуса возник вопрос, недоумение.

— Не будешь отвечать — выкину на улицу базарным людям на расправу. Понятно? Они там, за калиткой. Умненько ответишь на вопросы — получишь столько, сколько не видел и ты, и отец твой, и дед твой.

Глаз Юнуса снова подмигнул очень фамильярно.

— О! Всю жизнь мечтаю, — сказал, ухмыльнувшись, Юнус, располагаясь поудобнее на циновке. — Мне очень нужно купить мамаше платье из ханатласа, а? Мать во всю жизнь платья из шелка не надевала!

— Много получишь — и платье матери купишь. Да что там, жену купишь… Наверно, давно хочешь? Вон какой ты сильный мужчина.

— Жена? Мне? Говорят, рабочему человеку — целиком жену, торговцу — полжены, а солдату жаль давать жену, — усмехнулся Юнус. Он говорил словоохотливо и улыбнулся.

— Сам посмотришь: купишь ишака ли, жену ли — дело твое, — сказал Рауф Нукрат, — но я тебя сделаю большим начальником… военным начальником. Нам доблестные воины нужны… мусульманские воины…

— Начальником? — оживился Юнус. Глаза его пытливо смотрели на назира. — Начальником? Что ж, тоже можно.

— Сделаем большим начальником. Когда… мм… когда большевиков мы… — Нукрат от злобы даже скрипнул зубами.

— Долго ждать… — вырвалось у Юнуса, но он тотчас же задумчиво протянул: — Начальником, это хорошо… начальником…

Теперь испытующе, пристально глядел на Юнуса назир. С сомнением он изучал лицо красноармейца. Но нет, оно оставалось простодушным и во взгляде читалось наивное удовлетворение.

— Платья из ханатласа для матушки, жену куплю, начальником сделаюсь. Хорошо! — повторял Юнус. — Очень хорошо.

— Большевики кончатся, скоро кончатся, клянусь девяносто девятью именами аллаха… кончатся. — И Рауф Нукрат приблизил губы к самому лицу Юнуса. — Нет, Энвер пришел, военачальник пришел. Один день… один день! — И вдруг спохватился, отпрянул и закричал: — Ты сделаешь!

— Что сделаю?

— Ты красноармеец… Опытный… Ты все знаешь. Военное дело знаешь. Ты должен знать. Вот, если в вагоне лежат эти заряды для пушек…

— Снаряды, вы хотите сказать? — глаза Юнуса загорелись интересом.

— Да, снаряды, вот я хочу спросить… так сказать… они могут взорваться?

— Взорваться? Почему?

— Ну, я говорю о таком случае… возможном случае. Ну, кто-нибудь их взорвет. Залезет в вагон и взорвет.

— Какой же сумасшедший, не жалеющий жизни, полезет в вагон и станет бить по снарядам. Он же себя взорвет. Нет, каждому себя жалко.

— Ну, а если вагоны загорятся, а?

— Если загорятся, тогда… А почему загорятся вагоны?..

— Клянусь всевышним… ты подожжешь!

Назир стоял теперь за столом и, упершись руками в бювар, подался всем своим туловищем вперед и пристально всматривался в лицо Юнуса, стараясь прочитать его мысли.

— Ты понял? Богатство! Жена! Должность!.. Поедешь на станцию Карши. Там поезда со снарядами для красной артиллерии… Встретишь человека по имени Иргаш Файзи. Сделаете дело — вернешься и получишь все…

Визг Рауфа Нукрата, рев Юнуса. Треск сломанного стола и выбитой оконной рамы. Все звуки на мгновение слились.

Одним броском своего мускулистого, весящего не менее двухсот пятидесяти фунтов тела Юнус отшвырнул Нукрата, выбил раму и свалился прямо в цветочную клумбу.

Но тут же бешеный порыв его столкнулся с непреодолимой силой. На него мгновенно навалились мулозимы.

Когда его приволокли обратно в комнату и бросили, точно мешок с ячменем, на пол, Рауф Нукрат подошел к нему, ткнул кончиком мягкого ичига вбок не очень больно, а так, больше для вида, и с усмешкой процедил:

— Так ты, оказывается, злой дух… дракон.

Ошеломленный, оглушенный, Юнус корчился на полу, отчаянными усилиями пытаясь порвать веревку, которой его мгновенно умело опутали. Видно, опыт у помощников господина Нукрата был не малый.

— Ну-с! Теперь я тебя знаю, кто ты такой, верблюжья башка! Ты есть контрреволюционер. Ты вероотступник.

Не дождавшись ответа, Нукрат дал знак своим мулозимам:

— Уберите вшивого отсюда… Да повыколотите из него пыль, а потом я с ним побеседую.

Сам он вышел во двор. Спустился тихий вечер. На побагровевшем минарете играли пурпурные блики. Пройдя в тароатхану, Нукрат присел на корточки и совершил омовение. И в это время над крышами Бухары поплыл топкий звук азана — призыв на молитву.

Распустив конец чалмы, Нукрат поднялся неторопливыми тихими шагами по ступенькам и встал на колени, на предупредительно расстеленный безбородым мирзой молитвенный коврик. В городе наступила тишина. Даже азанчи перестали перекликаться на минаретах. Нукрат приступил к совершению молитвы хуфтан. Не будучи особенно религиозным, оставляя в душе веру в аллаха и его пророка темным, некультурным людям, он все же внешне аккуратно выполнял все религиозные обряды. Молитву хуфтан он даже любил. Эта последняя молитва читается обычно после заката солнца, в тишине и спокойствии, располагающих к отвлеченным думам, глубоким, полным философских мечтаний мыслям.

И как бы удивились сейчас джадиды — его друзья, как бы удивился тот же Энвербей, если бы они могли прочитать мысли этого скромного, тихого философа, с усердием отбивавшего поклоны на маленьком текинском малиновом коврике. Они искренне поразились бы, потому что в честолюбивых замычат господина назира и председателя Чрезвычайной комиссии не оставалось места ни джадидам, пробравшимся в правительство Бухарской народной республики, ни тайком проживающим в Бухаре вожакам пантюркистов Заки Валидову или Мунавару Кари, ни даже самому зятю халифа — вице-генералиссимусу господину Энвербею, приглашенному тайным джадидским комитетом для борьбы против советской власти.

Никто! Никто не фигурировал в планах Нукрата, кроме него самого. Он один. Он с большой буквы, только он! Рауф Нукрат.

Вдруг он прислушался. Из дома доносились глухие звуки, точно кто-то размеренно и с силой выколачивал толстый ковер. Удары наносились ритмично, и каждый из них сопровождался глухим утробным уханьем и свистящим мучительным вздохом.

Нервно дернув головой, Нукрат вдруг вскочил.

— Бездельники, — прохрипел он, — не могут выколотить слово.

Лицо его было и растерянно и злобно одновременно. Он прервал молитву на середине одного из ракатов, забыв, очевидно, что совершает смертный, с точки зрения исламской религии, грех. Он ушел с айвана, не обращая внимания на двух стражей, стоявших по-прежнему у калитки. От такого святотатства, да еще совершенного столь почтенным человеком, они побледнели. Назир бежал по дорожке, шлепая каушами. Полы халата и концы чалмы неприлично трепыхались, а с дрожащих губ срывались отнюдь не молитвенные слова.