Михаил Шевердин - Набат. Книга первая: Паутина

• Название: Набат. Книга первая: Паутина
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы Узбекской ССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1958

Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран.

---

— Вы читали… э… документ? — спросил после большого раздумья человек с бритым лицом и покосился на винтовку.

— Ым-ы-хым, — утвердительно буркнул Юнус.

— И поняли?

— Мы немного понимаем, спасибо вашему отцу, — ухмыльнулся Юнус. Лицо его сразу залилось краской, а пальцы стали вздрагивать. Чернорабочие хлопкоочистительного завода, где он работал до семнадцатого года, и красноармейцы — товарищи по роте — все, кто его хорошо звал, сказали бы, что сейчас у Юнуса начинается припадок гнева, которого все очень боялись. Юнус, впав в ярость, мог наделать немало бед. Он ничего не видел, ничего не соображал, когда горячий дурман застилал его мозг. А злость начала закипать в нем с момента, когда он переступил порог калитки назирата внутренних дел республики. Его не хотели пускать, его — бойца Туркестанского революционного полка. Юнус не кто-нибудь, а фронтовик. Юнус прибыл прямо с фронта, из Закаспия — это раз. Он, Юнус, имеет поручение командира полка, и поручение важное, — это два. Юнус имеет боевые награды и отличия — это три. И с ним, с пролетарием, сражавшимся три долгих года, с красным бойцом, которому сам товарищ Куйбышев жал руку, здесь какие-то толстозадые, толстомордые купеческие сынки разговаривают как со слугой, как с бухарским рабом, точно никакой революции в Бухаре и не произошло.

Наконец, когда он разбушевался в канцелярии, чуть не стукнул кого-то прикладом и ворвался в своих огромных фронтовых ботинках в кабинет самого назира Рауфа Нукрата, этот последний долго и нудно разъяснял, что в назирате республики подобает вести себя вежливо. Как будто он, Юнус, не всосал с молоком матери всех тончайших правил восточной вежливости.

И Юнус просто не стал слушать назира, бухнулся на стул так, что он затрещал, и поставил приклад своей винтовки № 3457545 на пол с таким грохотом и так яростно выкрикнул: «Э, наконец поводья терпения я выпустил из своих рук!», что назир вздрогнул и побледнел. У него сразу же иссяк поток красноречия, он резко спросил:

— Тебе что? Я вращаюсь вокруг твоей головы уже час. И все без толку.

Тогда Юнус и протянул ему документы, сказав, что товарищ комполка Бутко приказал по прибытии в Бухару доложить назиру внутренних дел и показать документы.

— Товарищ Бутко, — добавил он, — сказал, что это очень важные бумаги, что надо помешать предателям вредить делу республики.

Глаза назира сразу сузились, потеряли равнодушное, презрительное выражение. Он протянул руку, но она повисла в воздухе, так как Юнус не торопился отдать бумаги.

— Ты мусульманин? — вкрадчиво спросил назир, все еще с протянутой рукой. — Ты хорошо говоришь по-узбекски.

— Это мой язык… родной язык… Но хватит грязь в воде разбалтывать.

— Слава аллаху при всех обстоятельствах! Ты узбек? — удивился назир, когда Юнус все же отдал ему документы и он смог прочитать их. Особенно его поразил мандат на имя Хаджи Акбара, и это не укрылось от глаз Юнуса. — Значит, вы прочитали мандат? — снова протянул назир, оправившись от волнения и, очевидно, составив план действий. — И вы помните, что там написано?

— Да, там сказано: «Предъявитель мандата мулла Хаджи Акбар — делегат съезда народов Востока — командируется на Восток для про… пагандирования (на трудном слове Юнус чуть запнулся) против социалистических идей на Востоке».

— Восхитительно. У тебя, друг мой, прекрасная память. Слишком… даже прекрасная.

Юнус выжидательно глядел на назира, и ярость душила его. Он сразу почуял насмешку.

— Да, да, а что ты слышал о съезде народов Востока?

— Съезд решил бороться на всем Востоке с кровавыми палачами-империалистами.

С подчеркнутым восхищением назир прижал обе руки к сердцу.

— О, браво! Ты и это знаешь. Как приятно видеть такую осведомленность в… в… — Он подбирал такое определение, чтобы не слишком явно выразить свое отношение к Юнусу и в то же время уязвить как можно глубже. И он наконец выпалил, вкладывая в свои слова все презрение, на какое он был способен: — Видеть такую осведомленность и проницательность в простом человеке…

— Да, я осведомлен, да, я знаю, что съезд народов Востока за революцию, а не против революции. За рабочих и крестьян, против буржуев, баев, ростовщиков, против толстопузых, — грубо сказал Юнус. Он тяжело дышал, и ноздри его раздувались.

— Ах, так, — проговорил с трудом назир. Ему словно что-то сдавило горло. — Ты еще скажешь, что подпись под мандатом подложная. А ты знаешь, товарищ… э… красноармеец, кто подписал мандат?

— Знаю, ну и что из этого?..

— Его подписал полководец, сам вице-генералиссимус, сам зять халифа правоверных, великий турок Энвербей.

Неизвестно, случайно грохнулся приклад винтовки об пол или нарочно ударил им Юнус, но треск досок очень уместно подкрепил то, что он сказал:

— Бумагу подписал кровавый злодей турецкого народа Энвербей. Тот самый Энвербей, который продал свою родину Турцию, тот самый Энвербей, которого турецкий народ прогнал из Турции, как собаку… Чего по-лягушачьи на меня глаза таращите?!.. Мы еще больше про Энвербея знаем… Его, собаку, на съезде народов Востока и слушать не захотели: «Вон убирайся, — сказали ему, — ты кровавый пес, предатель, людоед. Ты пил кровь своего народа. Уходи, пока живой». И прогнали. А теперь вдруг его именем мандаты от съезда подписаны… Он не смел подписывать, не имел права подписывать. Мошенничество это…

И Юнус снова стукнул прикладом трехлинейки об пол.

— Не сметь так говорить! — взвизгнул назир. — Господин Энвер — друг нашей республики. Он прибыл сюда по приглашению народного правительства помогать нам, и всякий, оскорбивший его, ответит… И ты, мусульманин, узбек… идешь против. Никто не отделит ноготь от мяса, а ты…

— Хорошо, — проворчал Юнус. Он решительно сгреб со стола бумажник и документы и положил их в карман шинели.

— Что ты делаешь? Оставь документы!

Но Юнус повернулся, вскинул на плечо винтовку и, гремя ботинками, пошел к двери.

Поколебавшись секунду, назир выскочил из-за стола и кинулся к Юнусу.

— Стойте!.. Послушайте, — заговорил он задыхаясь. — Вы помните, Энвербей… зять халифа…

— Ну и что из того, что он спал с дочерью султана? — усмехнулся Юнус. — Что, у него от этого святости прибавилось? А с вами, я вижу, разговаривать — все одно что собаку халвой кормить..

— Вы, вы мусульманин!

— Я рабочий! Поняли? — сказал Юнус.

— И потом, отдайте документы!

— Э, нет. Если осла я на крышу затащил, то теперь я смогу его и вниз сам сбросить… Я отдам бумаги туда, где с ними знают, что делать.

Он вышел и так хлопнул дверью, что с притолоки посыпалась известка.

— Задержите его! — крикнул назир. — Остановите!

Через канцелярию Юнус прошел беспрепятственно. Нахмуренные брови, сжатые губы и, самое главное, винтовка с примкнутым штыком придавали ему такой устрашающий вид, что все эти мирзы, бывшие писари, мелкие чиновники из казийских канцелярий, работающие теперь здесь, в назирате внутренних дел, не посмели помешать бойцу Красной Армии, казавшемуся им сейчас великаном. Они только ропотом выражали свое негодование.

Во дворике к Юнусу кинулось несколько милиционеров.

— А ну, назад! — рявкнул Юнус, вскинув винтовку на руку.

Юнус шел на милиционеров так, как ходил в штыковую атаку на белобандитов и сипаев, и все в страхе бросились врассыпную, не разбирая дороги, топча цветы в клумбах.

Но калитка оказалась запертой на замок, и Юнус, при всем его воинственном азарте, не выбрался бы так просто из назирата, если б не счастливая случайность.

В то время как он, хрипло дыша, почти рыча, стоял, прислонившись спиной к калитке, готовый проткнуть штыком каждого, кто осмелится подойти к нему, а красный туман заволок и мечущихся милиционеров, и здание, и кривляющегося в открытых дверях назира, вдруг из-за спины его послышался трескучий звук. В калитку стучали.

Через двор бежал человек, и Юнус инстинктивно отодвинулся и позволил открыть калитку.

Во двор вошли люди в буденовках и форменных шинелях с синими разгонами.

— Ба, ба! — вдруг закричал усатый крепыш. — Помилуй бог, да это Юнус! — И он без церемоний обнял Юнуса и звучно расцеловал.

Юнус обрадованно забормотал:

— Уртак командир!.. Гриневич… я к вам… хотел.

Но командир хлопнул его по плечу:

— Подожди малость, Юнус. Тут дела. Кончу — поедем ко мне!

Он пошел быстро по дорожке, а все командиры — за ним, заслонив назира, все еще стоящего в открытых дверях и энергично жестикулирующего.

До Юнуса донесся все такой же решительный и бодрый голос:

— Здравствуйте… товарищ назир… Мы не опоздали?

Калитка осталась открытой. Юнус перешагнул через высокий порог.

Идя по улице и придерживая ремень винтовки, он бормотал: