Павел Искра - Тропа тайкера

• Название: Тропа тайкера
• Автор: Павел Искра
• Жанр: Научная Фантастика

Недавно, проходя мимо книжных развалов, я вдруг увидел одну странную книгу «Миры братьев Стругацких. Время учеников». Это заинтересовало, ведь эти писатели до сих пор являются для меня одними из самых любимых авторов современной литературы. Я даже не считал их романы фантастикой, мне казалось, что они просто волшебным образом увидели и описали события, происходившие в бесконечно далеких, но не менее реальных мирах, нежели наш. И этот мир не умер, он так и продолжает жить своей жизнью, вне зависимости от того, опишет его кто-либо из нас или нет.

Особенно запомнилась повесть «Змеиное молоко» — своей красивой идеей. Что тщедушные мальчики иногда вырастают в мужчин. И совершают поступки. И когда я прочитал последнее предложение этой повести, в голове вдруг вспыхнул готовый роман. Как будто удалось заглянуть в этот мир и увидеть новые, совершенно неожиданные события, происходящие уже сейчас в этом чудесном мире.

П. Искра

---

— Здравствуй, Мария, — приветствовал ее Арамис, — Неужели я снова вижу ту женщину, которая так украшает наш город?

Женщина смущенно рассмеялась.

— Ну и балагур же ты, и как тебя еще с такой серьезной работы не выгнали?

— Да чего там серьезного? Это только с виду кажется, что мы там такие все важные, сидим в креслах с умным видом, — Арамис весьма натурально изобразил из себя чванливого бюрократа, — А на самом деле… Нет, Мария, сделал он строгое лицо, — это служебная тайна. Но тебе так и быть, расскажу, — сделав небольшую паузу, как хороший актер, Арамис добавил: — Мы там только наливаем и пьем, и снова наливаем.

Мария снова рассмеялась, на этот раз безо всякого смущения.

— Я имею честь представить тебе моего друга, — чуть отошел в сторонку Арамис, — Его зовут… Данг. Прими его, как почетного гостя, по классу «люкс». Кстати, «люкс» сейчас свободен? — легкая тень тревоги появилась на лице Арамиса.

— Да. И там все уже готово.

— Вот и прекрасно, — повернулся он к Дангу, — Позволь оставить тебя наедине с этой прекрасной дамой, у меня дела. Через два часа я за тобой заеду, — сказал Арамис и ушел.

— Извините, Данг, я не знаю ваши вкусы, — обратилась к нему Мария, Но когда мне по телефону приказали приготовиться к встрече гостя, я приготовила борщ, гуляш с картофелем, овощной салат, ну и конечно, если захотите, чай, кофе — все это есть. Вам подать в номер, или пройдете на кухню?

Данг ответил, что этого вполне достаточно, и что он желал бы сначала принять душ, а потом и пройдет на кухню.

— Пожалуйста, вот вам ключ. Чистое белье я постелила, полотенце в ванной. Там же мыло и туалетная бумага.

Номер, конечно, не имел ничего общего с «люксами» настоящих отелей, но было все очень мило. Чистая светлая комната, застланная кровать, тумбочка с телевизором, стол, два стула. На столе — графин с водой, четыре стакана и пепельница. Красивые занавески на окнах. Встроенный платяной шкаф. Совмещенный санузел с душем.

С удовольствием вымывшись, Данг с аппетитом уплетал на кухне вкусный, настоящий домашний обед — хозяйка и тут оказалась на высоте. «Еще полтора часа, — размышлял Данг, жуя хорошо прожаренное мясо, — можно даже немного поспать». После всех этих приключений необходимо немного отдохнуть. Арамис приедет, разбудит.

Закончив есть и поблагодарив Марию, Данг снова вошел в свой номер, закрыл дверь, разделся догола и с удовольствием лег на свежую накрахмаленную простыню.

ГЛАВА IV. Хозяин Красного Здания

Кабинет Министра Внутренних дел разительным образом отличался от комнатки клерка Департамента иммиграции. Основное место на дубовом паркете занимал Т-образный массивный стол, затянутый зеленым сукном. Вдоль стола в два ряда стояли вполне удобные стулья, и надо всем этим в пяти метрах возвышался потолок с узорчатой лепниной. Четыре высоких окна были закрыты вполне современными жалюзями, стены же были отделаны в стиле «Евроремонта». На широком столе хозяина, кроме телефона, находилась и 386-я «Экстишка» с принтером, а в его левом углу приткнулся портативный ксерокс. В этом огромном, под стать хозяину, кабинете смешались стили двух разных эпох 60-х и 90-х годов XX века,

Дангу было удивительно наблюдать, как громадный разжиревший кавказец, почти без лба, зато c гигантским носом вдруг при виде его как мальчишка вскочил со своего необъятного кресла и, широко раскрыв руки, помчался вдоль стола прямо к Дангу.

— Андрюш! — заключив его в свои объятия, прорыдал министр, — Боже мой, двадцать лет! Как мне тебя не хватало. Где же ты шлялся, разбойник этакий!

Данг даже испугался, что Чачуа просто задушит его своими руками, чем-то напоминающими лапы робота Драмбы. Пока Арамис вез Данга из гостиницы в Министерство, он успел просчитать в уме несколько вариантов вероятных сценариев. Конечно же, выдавать себя за настоящего Андрея Воронина было, неразумно — уж слишком мало было информации о том парне. Но, с другой стороны, упускать такой случай тоже было грех, — это вполне бы позволило занять не самое последнее место в городе. И Данг решил применить простой, но в данном случае весьма эффективный прием — разыграть полную амнезию. Тем более, что опыт настоящей потери памяти у него уже был.

— Простите, — еле вымолвил Данг, с трудом освобождаясь от объятий гиганта, — Я не понимаю вас.

— Ва-а, что не понимаешь? Старых друзей не узнаешь? Как нехорошо, да? Гордый стал, антигород нашел старого Чачуа знать не хочешь? — казалось, что его огромный, покрытый на переносице сетью багровых жилок нос во все стороны дергался от обиды.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — Данг чуть-чуть отодвинулся от министра. Самым сложным в этой игре было то, что, во-первых, нельзя было никоим образом показать министру, свою осведомленность о существовании того Воронина как такового. А во-вторых, не допускать и того, чтобы Чачуа потерял к Дангу всякий интерес. И играть это надо было тонко, натурально, естественно. И не тянуть резину — министр сейчас представлял собой то самое железо, которое через пять минут уже может стать негодным для ковки.

— Падажды, — акцент Чачуа стал уже почти анекдотичным. Он сел на ближайший к нему стул и широко расставил ноги. — Садыс. — И кивнул подбородком на соседнее место.

Воспользовавшись предложением, Данг сел рядом и начал молча рассматривать его горбатый, с торчащими из ноздрей пучками жесткой щетины нос. Он играл человека, который вдруг увидел что-то очень смутно знакомое, что-то навевающее еще неясные, но странным образом милые сердцу ассоциации — может быть с ранним детством, может, с давно забытыми, но приятными снами.

— Ну что ты так смотришь? — заволновался Чачуа, — я знаю, ты когда-то смеялся над моим носом. Да я не обижаюсь. Ты это, Андрюш… — вдруг поник головой министр и прикрыв глаза, отвернулся чуть в сторону.

Падающие звезды… — вдруг прошептал Данг.

— Что-что? — будто ужаленный, грузин на полметра подскочил на своем стуле.

— Простите меня. Это непроизвольно вырвалось

— Говори-говори!

— Я очень боюсь оскорбить Вас, — вновь прошептал Данг.

— Какой обида, дорогой! Как можно обижаться на старых друзей!

— Тогда еще раз прошу простить меня… — чуть громче вымолвил Данг. Затем, выдержав паузу, в волнении приподнялся со стула. Министр же подался всем своим грузным телом вперед, и прямо-таки пожирал Данга своими широко раскрытыми глазищами.

— У вас очень оригинальный нос, — решительно сбросив сомнения, уже твердым голосом Данг перешел к заключительной части своей игры. — Я сейчас его рассматривал, и в голове вдруг вспыхнула эта нелепая фраза — «Падающие звезды…»

Теперь Чачуа уже смотрел на собеседника предельно серьезно.

«Наживка сработала», — машинально отметил про себя Данг, ни на миг не выходя из своей роли.

— Андрюш… Ты что, заболел? Ты и вправду все забыл… Ва-а, какое горе, — казалось, что грозный министр сейчас заплачет. Дангу даже на миг стало жалко, что ему пришлось так огорчить этого человека. Но дело есть дело.

Однако грузин быстро пришел в себя. Он встал, подошел к своему столу, и по телефону приказал принести в кабинет бутылку «Самтреста» 7-летней выдержки и консервированный балык с кинзой. Подано это было в течение пятнадцати секунд, наверняка все было уже наготове. Приказав адыотанту никого к нему не впускать (кроме Фрица Гейгера, разумеется), Чачуа широким жестом вновь посадил Данга за стол.

— Давай выпьем, Андрюш. За встречу. За то, что ты все-таки вернулся, теплым, чуть дрожащим от волнения голосом произнес министр этот совсем не грузинский тост.

Коньяк был крепок и ароматен, Данг смаковал ею маленькими глоточками, ничуть не расслабляясь — выигрыш первого тура еще не означал окончательной победы в этой партии. Сейчас очень страшным было переиграть свою роль и чересчур быстро найти повод для новых ассоциаций.

— Чачуа, мне почему-то вдруг захотелось перейти на «ты», — дико удивляясь самому себе, предложил Данг. Этот внезапный для него же самого следующий ход полностью противоречил предварительно выстроенной стратегии. Но ход был уже сделан, и в соответствии с его логикой, Данг даже не стал извиняться.

— Конечно, Андрей. Мы всегда с тобой были на «ты», — так же тепло ответил ему министр.

Данг нисколько не обольщался насчет того, что Чачуа находился в очень расстроганных чувствах, и ему сейчас вовсе не до анализа ситуации. На этот случай здесь наверняка работает целый отдел, записывающий весь их разговор.

— Расскажи, как ты сюда попал? Что ты вообще помнишь из жизни?

Это было уже легко. На этот случай у Данга уже была детально разработанная легенда, настолько гибкая, что ее без труда можно было подогнать под любую ситуацию. Она была гениальна по своей простоте: что однажды он вдруг очнулся в совершенно ему незнакомой Москве, уже где-то в восьмидесятых. Его, ничего не помнящего, пытались лечить в больнице, но недолго. К тому же, по всем остальным показаниям он был совершенно здоров и трудоспособен. Так как он не имел жилья и средств к существованию, то ничего лучшего, чем пойти в военное училище, он придумать не мог. Там был большой недобор курсантов, и на его амнезию медкомиссия закрыла глаза. А уже там Андрей смог показать себя так, что его заметили офицеры разведки. И взяли к себе. Потом — служба в очень секретном отделе, затем распад СССР и развал в армии. Увольнение в запас, частная коммерция. И при этом какая-то внутренняя горечь и неприкаянность. Нет, в материальном смысле все было о'кей, но все более давлеющее чувство безвозвратной потери не давало спокойно жить. Будто он там какой-то чужой, от другого мира. Об этом другом мире не было никаких воспоминаний — иногда только снились очень странные сны. Но и о них он помнил очень смутно. И просыпаясь под утро, лежа на кровати, в предрассветной тишине долго пытался вспомнить содержание этих очень волнующих сердце сновидений.