Эрнесто Сабато - Аваддон-Губитель

• Название: Аваддон-Губитель
• Автор: Эрнесто Сабато
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-8291-0106-8

Роман «Аваддон-Губитель» — последнее художественное произведение Эрнесто Сабато (1911—2011), одного из крупнейших аргентинских писателей, — завершает трилогию, начатую повестью «Туннель» и продолженную романом «О героях и могилах». Роман поражает богатством содержания, вобравшего огромный жизненный опыт писателя, его размышления о судьбах Аргентины и всего человечества в плане извечной проблемы Добра и Зла.

---

— Почему?

— Турок напророчил, что Лало погибнет в тот же вечер в автомобильной аварии, а не то, что его собьют с ног при выходе из дома.

— Верно. Не успели они расстаться с Лало, как вспомнили слова Салема, сели в машину и поехали вслед за ним. Минут через десять догнали его, и Пеке начал гудеть, чтобы привлечь его внимание и заставить остановиться. Лало, наверно, подумал, что кто-то сзади идет на обгон, и не оборачивался, пока они с ним не поравнялись, и тут стали кричать, чтобы он остановился. Лало испугался, что-то крикнул в ответ и, заглядевшись в сторону, налетел на столб. Ну, что ты скажешь?

— Этот факт ничего не доказывает.

— Тебе этого мало?

— Тут есть несколько объяснений.

— Какие, скажи, пожалуйста.

— Первое то, что Салем оказывает влияние на слабых людей. Он хотел отомстить Лало за насмешку и привел его к гибели.

— Но в таком случае ясновидцы не предсказывают будущее, а творят его.

— Это одна возможность. Есть и другие. Может быть, этот безголовый Пеке — ты же не станешь отрицать, что Пеке безголовый и что не было никакой надобности кричать, как идиоты, и пугать беднягу, идущего на скорости сто километров, — этот чокнутый Пеке был единственной и истинной причиной смерти. Если бы столько гениальных умов не ринулось спасать Лало, он приехал бы к себе Сан-Исидро[117] целый и невредимый.

— Пойми, ведь тут бесспорно, что Салем предсказал смерть Лало и предсказал верно. Неважно, стал ли орудием гибели кто-то безголовый или гений. По-твоему, для таких дел надо использовать Эйнштейна? Ты требовал фактов. Гибель Лало — это факт. Да или нет?

— Ну хорошо, да.

— Тогда я не понимаю, почему ты упорствуешь в отрицании ясновидения.

— Я ни в чем не упорствую. Я требую доказательств, а не плутней. К тому же я не утверждал, что не верю в ясновидение. Я просто говорил, что до сих пор не слышал убедительных доказательств. Возможно, кто-то способен видеть, что находится в соседней комнате. Но насчет будущего… На самом деле очень часто настоящее принимают за будущее.

— Как это?

— Очень просто. Например, когда твоей сестре предсказали должность преподавателя.

— Ну и что? Разве она ее не получила?

— Получила, но должность уже была ей назначена. Не понимаешь?

— Как это — уже назначена?

— Когда ясновидящий это ей сказал, решение уже было принято — например, в голове министра. А что касается Лало, твое доказательство я не считаю убедительным. Скорей, я склонен думать, что турок отомстил, внушив мысль о несчастном случае Пеке и другим, чтобы они кричали.

— Значит, всякий раз, когда тебе покричит кто-то едущий рядом, ты разобьешься?

— Думаю, дорогая Беба, хватит уже об этом.

— Но, в результате, хочешь ты побеседовать с Салемом? Да или нет?

— Нет. Какая может быть охота беседовать с человеком, который тебе скажет, что нынче вечером ты разобьешься в автомобиле?

— Какой же ты тогда ученый, если боишься побеседовать с человеком, который может тебя заставить изменить свое мнение?

— Я не избегаю перемены мнений, я избегаю людей мне неприятных.

Аррамбиде встал, вытянул манжеты сорочки, поправил галстук и налил себе еще стакан.

— А вы, Сабато, не сказали ни слова, — заметил он.

Нахмурив брови, Сабато очень тихо ответил:

— Я говорил, что был при том, когда Салем предсказал смерть Лало.

— Нет, я имею в виду проблему как таковую.

— Мои идеи — хороши они или плохи — достаточно известны. Я даже опубликовал эссе на эту тему. Мою теорию.

— Теорию? Как интересно! Предполагаю, вы допускаете предчувствия.

— Именно так.

— Весьма необычно для физика.

— Бывшего физика.

— В данном случае это все равно. Вы же многие годы изучали теорию относительности, эпистемологию[118].

— Что же здесь необычного?

— Не знаю, как сказать… Ваше молчание, ваше отношение. Похоже, вы совершенно не согласны со мной. Вы изменили своим математическим штудиям?

— Не знаю, что вы называете изменой. К тому же я этим занимался не потому, что склад ума у меня такой же, как у тех, кто верит только в гальванометры да в числа. Я это делал по другим причинам.

— По другим причинам?

Сабато не ответил.

— Быть может, вы считаете, что парапсихология это наука и что, в конце концов, явления такого рода могут быть объяснены. Я прав? — спросил доктор.

— Нет.

— Черт побери! Мы с вами люди определенного интеллектуального уровня, и я считаю себя вправе требовать, чтобы вы мне ответили серьезно. Ведь мой вопрос, в конечном счете, чисто интеллектуального плана. Разве не так?

— Если вы говорите о науке, — неохотно ответил Сабато, — в том смысле, в каком о ней говорит лабораторный исследователь, я не согласен. Эти явления ничего общего с наукой не имеют. Хотя в восемнадцатом веке была такая наивная теория. Теория о душе.

— Теория о душе?

— Да, душу помещали в одной из желез. А по существу это два различных ряда.

Доктор Аррамбиде вытянул манжеты сорочки, поправил галстук. На его лице появилось ироническое выражение.

— Два различных ряда?

— Да, совершенно различных. Лучше сказать, кардинально различных. Мир материи и мир духа. Псевдоученые утверждают, что в мире духа действует закон причинности. Это нелепость.

— Стало быть, вы верите в обособленное существование духа. Отсюда совсем недалеко до спиритизма. Верно?

— Вы произносите слово «спиритизм», и все превращайся в шутку. В какой-то мере вы ставите меня на одну доску с Тибором Гордоном и матерью Марией[119]. Шутка дешевая, доктор.

— Не сердитесь. Я хотел сказать, что идею существования чистого духа без поддержки плоти, пожалуй, весьма нелегко защитить.

— Я не говорю об обособленной жизни духа. Я лишь сказал, что это два кардинально различных ряда. Пилот и самолет объединены, однако они принадлежат к двум разным мирам. Но я уже говорил, что не желаю спорить. Какой смысл спорить в домашнем кругу двум людям, заранее знающим, что никто из них не убедит другого?

— Значит, я — никто? — возмутилась Беба.

— Ты мои идеи знаешь.

— Ты мне говорил какой-то вздор, безответственные фразочки. Я всю жизнь прошу тебя объяснить теорию относительности.

— Вот именно, — снова вмешался Аррамбиде. — Я полагаю, что предчувствия можно объяснить только с помощью четвертого измерения.

Сабато молчал, внимательно разглядывая пол.

— По-моему, ты мог бы немного снизойти до нас и ответить.

— Я сказал — это бесполезно. Наши позиции непримиримы.

— Но он сейчас тебе кое-что подсказал. Четвертое измерение.

— Да, многие на этом настаивают. Однако материя и дух подчиняются разным законам. Теория относительности применима к физическому миру. Тут нет ничего общего. Объяснять факты духовного мира с помощью геодезии все равно, что пытаться исторгнуть страх зубоврачебными щипцами.

— Вы так считаете? — ехидно спросил Аррамбиде.

— Да, считаю.

— Иногда страх бывает следствием нарушений в работе печени.

— Мне эта теория известна, доктор.

Аррамбиде поднялся.

— Я должен идти к своим больным.

Едва он вышел, как Беба превратилась в настоящую фурию.

— Ну, это уже предел! Карлитос — лучший детский врач во всем Буэнос-Айресе!

— Кто это отрицает? Он может прекрасно лечить понос и при этом считать Уильяма Блейка жалким безумцем.

— О, ты большой хитрец и споришь нечестно. Когда тебе нужно, выдаешь один аргумент. А если не действует, выдаешь противоположный.

— Это ты так думаешь. Ты никогда не слышала, чтобы я объяснял предчувствия теорией относительности. Дело в том, что когда о проблеме пространство — время рассуждают последовательно, дилетанты, считающие себя сверхумными, думают, будто здесь применима теория Эйнштейна.

— А разве это не так?

— Вот видишь, насколько нам бесполезно спорить! Нет, не так. Секунду тому назад ты слышала мой ответ этому достойному врачу о том, что материя и дух подчиняются различным законам. Теория относительности применима к физическому миру. И не применима к духовному. Слышала ты это?

— Что?

— Объяснять, пытаться объяснять страх с помощью геодезии все равно, что пытаться исторгнуть страх зубоврачебными щипцами.

— Пусть так. Ты лучше изложи свою теорию.

— Можешь о ней прочитать, если хочешь.

— У меня нет времени.

— Куда ты все спешишь, никто ведь не умирает.

— Брось, не будь занудой.

— Моя теория, — со вздохом сказал Сабато, — основана на том, что душа может отделяться от тела.

— Только и всего!

— Конечно. Но это, на мой взгляд, единственный способ объяснять предчувствия, ясновидение и все прочее. Почитай, кстати, Фрэзера[120] — все примитивные народы верят, что душа во время сна отделяется от тела.