Александр Ужанов - Михаил Калашников

• Название: Михаил Калашников
• Автор: Александр Ужанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03293-4

Наверное, нет такого мужчины, который бы не держал в своих руках автомат АК, признанный лучшим стрелковым оружием в мире. Эта книга посвящена замечательному российскому самородку, явившему свой талант из самой гущи народной, выдающемуся конструктору Михаилу Калашникову. Знакомясь с биографией Мастера, читатель погрузится в увлекательный мир отечественных и зарубежных оружейников, долгое время остававшийся закрытым от посторонних глаз.

---

Снопы вязал сам. Суслон, кажется, называется. Копны сена и соломы клал. Обмолачивал урожай. Снопы укладывали на чистую землю, ток это был, — и давай лупить цепами. Палка такая длинная, и к ней еще одна прибита, небольшая. Урожай весь для семьи шел, ничего колхозу не отдавали. А семена давало государство и обязывало сеять. По гектару надо было засеять, поэтому семена давали бесплатно. Рыбу мешками давали. Вот ведь что получается: выслать-то выслали, но и поддерживали, так что особо не голодали. Летом огурец посолишь и ешь — лучше не придумаешь. И скотину держали — лошадь, корову.

Вот я думаю, может, это так надо было — ведь раскулачивали наиболее хозяйственных и приспособленных к работе на земле людей. Потом они в ссылках вгрызались в целинные земли и поднимали их, доводили до нужной кондиции. Может, Сталин тем самым обеспечил освоение безлюдных пространств России? А то ведь достались бы непрошеным гостям. То, что мы сегодня наблюдаем по Дальнему Востоку, да и в Сибири тоже. Нет, была, очевидно, сермяжная правда в том жестоком деле. Страну надо было сохранить и укрепить, война была не за горами. Я не оправдываю сталинизм и его перегибы, но вот что-то думается, все это было не случайно, рассчитывалось на большую перспективу. Это была дальновидная политика».

Несмотря на житейскую неустроенность и полуголодное существование семьи, младшим детям была предоставлена возможность продолжать учебу в школе. Но в Нижней Моховой была только четырехлетка, это потом построили среднюю школу, когда Калашников уже покинул деревню.

Вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Иван Васильевич Мельников (село Новая Бурка Бакчарского района Томской области):

«Весной 1933 года мы с Михаилом Калашниковым окончили четвертый класс начальной школы в Нижней Моховой. Решили учиться дальше. Пятого класса в ближайших селах не было. И мы с Михаилом пешком махнули в Высокий Яр. Это в 35 километрах.

Там нам сказали, что в пятом классе нет мест и что могут принять только в шестой. Но нужно сдать экзамены по русскому языку и математике. Мы не сробели — согласились. Экзамены сдали успешно. Готовы были к первому сентября вернуться в Высокий Яр. Но этого не произошло.

Когда мы возвратились домой, то узнали, что в Воронихе открывается неполная средняя школа. Первого сентября мы были в Воронихе. Жили по соседству с Г. Плотниковым, 1930 года рождения. На фронтоне школы с улицы была большая, очень красивая звезда с гранями из стекольных секций-шипок.

В пятый класс набралось не менее ста человек (из всех поселков от Новой Бурки до Парбига). Всех приняли, образовав три пятых класса. Был открыт и один шестой класс. Школа начинала жить. Воронихинские учителя сплошь имели университетское образование. Но жизнь ее не была безмятежной: ее ожидали неприятности. В декабре стало известно, что школа не включена в бюджет. Нам объявили: чтобы школу не закрыли, нужно каждому ученику уплатить по 25 рублей. Половину этой суммы нужно уплатить сразу, остальное — потом.

После каникул нас набралось менее тридцати человек, один класс. Но школу не закрыли. Можно сказать, что мы ее спасли. К сожалению, Михаил выбыл. В его большой семье не нашлось денег, нужных на обучение. Но кто знает, может, это и к лучшему. Может, уже тогда, в 14 лет, он решил все делать сам, ни от кого не зависеть».

М. Т. Калашников:

«В школу в деревню Ворониха за 15 километров ходили пешком. На неделю, а то и на две мать наготовит еды — и в дорогу. Определяли там на квартиры. Домой я ходил только раз в неделю — в воскресенье. Зимой тяжко было ходить, потому что по болоту ходили, по настилу из бревен. Голья то место прозывали. Трясина ужасная, иногда и брызжет оттуда гнилой водой. Там я и закончил школу — восемь классов. Это уж я девятый прибавил от себя.

А от родителей помощи в учебе и раньше не было, а теперь-то, когда взрослые были заняты исключительно выживанием на новом месте, и подавно. Какая там помощь, если Тимофей Александрович закончил всего два класса церковно-приходской школы, а Александра Фроловна грамоты и вовсе не знала».

Михаилу учеба давалась без затруднений. Учителя были в основном ссыльные политические переселенцы, люди грамотные, с университетским образованием и жизненным опытом. Не хватало учебников, отсутствовали тетради, писали на березовой коре. Очень интересно проходили занятия в технических кружках. Михаил увлекался физикой, геометрией и литературой.

М. Т. Калашников:

«В нашей деревне даже велосипеда не было. Я пытался было сделать велосипед — но где возьмешь цепи и шестеренки? Тогда я, будучи школьником, решил создать вечный двигатель. Мне казалось, что не хватает всего-то малюсеньких шариков. Учителя были вроде грамотные, но я настолько запудривал им мозги, что они тоже стали разводить руками: вроде и будет двигатель работать, если найти такой подшипник.

Но лучше всего выходили эпиграммы и маленькие лирические послания одноклассницам.

Ходили мы в чем попало. Старшие сносят одежду — портной перешивал их для младших детей. Так и жили. Все самотканое было. Жизнь была нелегкой. Но как-то человек приспосабливается.

Вот как-то сгорели (случилось это в мае 1934 года. — А. У). На окраине села что-то случилось, и загорелся один дом. А был сильный ветер — все дома и выгорели. Деревянные, горят быстро. Днем это было. А мы в школе были за 15 километров. Нам сообщили, что пожар. Я скорей побежал. От дома осталась только печка. Все имущество сгорело. Наша улица подчистую вся сгорела, одни черные головешки торчали. Что удалось спасти — на другую улицу перетащили. Никто, правда, из людей не пострадал…

Народ как-то все переживает. Вот и отчим начал готовить летом бревна. Срезает, обрабатывает. Он умел деготь гнать. Из бересты, из коры гнал деготь. Использовали в качестве смазки. Потом по снегу зимой каждое бревно вытаскивали из леса. Так постепенно и навозили стройматериала. Затем доски стали пилить. В конце концов на том самом погорелом месте выстроили новый дом.

Шли годы. Из мечтателя-подростка я превратился в юношу — тоже еще мечтателя. Заканчивал учебу в последних классах школы по новому месту жительства. Начал задумываться над своей дальнейшей судьбой: кем быть? Всем почему-то казалось, что моя судьба предрешена: я непременно должен стать поэтом.

Стихи я начал писать еще в третьем классе. Трудно сказать, сколько всего было написано мною за школьные годы: стихи, маленькие четверостишия, дружеские шаржи. Сочинял и читал одноклассникам. Хорошо выходили лирические послания одноклассницам. Но были даже пьесы, которые исполнялись учениками нашей школы. В школе мне даже кличку дали — “Поэт”.

Блокнот и карандаш были моими постоянными спутниками днем и ночью. Иногда, неожиданно проснувшись в самую глухую пору, я доставал их из-под подушки и в темноте записывал рифмованные строки, которые утром едва мог разобрать.

С детства любил стихи Некрасова, просил почитать по вечерам брата Виктора или сестру Гашу. А еще читали Пушкина, Есенина, Беранже».

Иногда Михаилу хотелось написать такой текст, чтобы он превратился в песню. Находился постоянно в поиске новой идеи, интересной темы. А жизнь то и дело подбрасывала их.

М. Т. Калашников:

«На выселках дело было, в Нижней Моховой. Шел 1930-й год. Я еще молодой был, а вот взрослые ребята уже гуляли по деревне с девушками. И был такой Савенков, хорошо мне знакомый. Дружил он одно время с девушкой, а потом у них как-то разладилось. С ней кто-то другой стал встречаться. Михалев, кажется. Ну и поссорились они между собой из-за этой девушки. До самой смерти поругались. Вот я и написал песню после убийства этого Михалева, но уже не помню слова. Не помню сейчас. А село пело эту песню. Даже на сцене пропели школьной, перед родителями.

Все-таки попробую вспомнить. “Как только солнце закатилось, а Савенков пошел гулять… / А его прежняя зазноба пошла с любовником опять. / Она ему наговорила, что Савенков хотел с ней жить. / А Михалев, похож на зверя, решил убийство совершить. / Решил-решил убийство сделать, решил убийство совершить, / Но одному казалось страшно, — решил он друга попросить. / А друг его, однофамилец, за дело взялся сгоряча, / Вонзил в того он нож блестящий — вот вам и смерть товарища…”

Я скажу вам — плакали все. Савенкова, конечно, посадили. Года на три, раньше помногу не давали. А вот когда Кирова убили и 1934 году, я тогда большую поэму написал. Но не вспомню уж теперь.

“Зачем ты ходишь здесь по залу? — спросил противник у бойца. — Ты ждешь ружейного удара иль раскаленного свинца?..”

Не сохранилась эта поэма на смерть Кирова. Не печатали ее.

В школе были театр, драмкружок. Был один парень-одноклассник, вроде Аркадия Райкина. Он умел рассмешить, действиями вызывал хохот в зале. И мы все крутились вокруг него. Много было интересного, хотя и тяжелая жизнь. Может, я и вправду стал бы поэтом, если бы не война…