Алан Маршалл - Моя птица

• Название: Моя птица
• Автор: Алан Маршалл
• Жанр: Проза

---

Маршалл Алан Моя птица

Алан Маршалл

МОЯ ПТИЦА

Перевод М. Михелевич

Тьма была совсем не безмолвной. Над гладью болотных вод далеко разносились шорохи, всплески, утиное кряканье, торопливое хлопанье крыльев. Перекликались между собою лебеди, а кулики, проносясь над самой водой, звали птиц, которые расположились на песчаной косе, отделявшей болото от залива.

Повсюду над болотом и над окружавшими его зарослями стлался запах водорослей, тростника и ползучих корней.

Миновала полночь, близилось утро - первое утро сезона охоты на уток. Дэн Люси, инспектор Управления рыболовства и охоты, еще накануне прибыл в Уирриби на своем служебном грузовичке. Весь день он осматривал болотные угодья, готовясь к предстоящему приезду охотников.

Болотные угодья были разделены на два участка, из которых один являлся заповедником местной болотной птицы. Охотникам вход сюда был запрещен, и водоплавающая птица могла тут жить на покое и выводить птенцов. Остальная территория, известная под названием Большого болота, на три месяца в году отдавалась охотникам. Этот период они называли "утиным сезоном".

Большое болото отделялось от заповедника гатью. Во время открытого сезона охотники могли сколько угодно бродить по Большому болоту, но заходить за гать уже не имели права. Эта полоска земли была границе двух владений: в одном царил мир, в другом бушевала война.

Обязанностью Дэна было не допускать вторжения охотников в заповедник и стрельбы по запретной дичи.

Во время закрытого сезона под запретом находились все утки, но, даже когда Управление рыболовства и охоты разрешало открыть "утиный сезон", по-прежнему запрещалось бить птиц редких видов, которые и так постепенно вымирали. Нарушавших это правило ждали штраф и конфискация оружия.

Стоя у своего грузовичка, Дэн Люси следил за фарами машин, приближавшихся к площадке в той части болота, где охота была разрешена.

Почти целый год охранял он уток от вооруженного человека. Лунными ночами он обходил дозором лесные болота, иной раз крадучись пробираясь на выстрел браконьера; по пояс в воде, вброд, продирался он сквозь густые заросли к птичьим гнездам, разглядывал оставленные вспугнутыми птицами еще теплые яйца; смотрел, как по тихим заводям дикие утки ведут за собой целую флотилию утят, проворно перебирающих лапками; следил за первым, робким полетом птенцов.

- А хорошо смотреть, как утки летят, - однажды сказал он. - Люблю я, когда они на закате возвращаются на землю. До чего здорово слушать шум их крыльев! Подымешь голову, а они шарахаются от тебя в сторону. Славная птица утка, люблю я их.

Дэн Люси родился на Маррумбиджи, где река медленно течет меж высоких глинистых берегов, среди склоненных над водой сучковатых красных эвкалиптов, и там провел свое детство. Он вырос крепким, стройным, со свойственным всем туземцам изяществом движений, его внешность отлично гармонировала с окружающей природой. Но когда он был ребенком, босоногим темнокожим мальчишкой, он не проник еще в тайны мира, в котором жил. Пытливый, беспокойный, он доискивался каких-то откровений, какого-то ответа, всеобъемлющих открытий, которые, чудилось ему, поджидали его за каждым изгибом реки, за каждым деревом, за каждым холмом.

Он был искателем: заглядывал под куски сухой коры, где укрывались сороконожки; шарил в дуплистых стволах, где спали опоссумы либо устраивали себе гнезда попугаи; бродил по топям, продираясь сквозь заросли, или стоял неподвижно, заглядевшись на небо, где еще трепетал, замирая, свист птичьих крыльев.

Будь у него дома книги, в которых поэты воспевают истину, будь у него вдохновенные творения великих писателей, он сидел бы под тенью акаций у себя во дворе и раскрытая на коленях книга заменила бы ему крылья.

Но книг у него не было. В полете птиц являлась ему Красота; сила и мощь раскидистых эвкалиптов, уверенно и прочно сидящих в земле, вызывала в нем тот взлет духа, который вызывают в человеке книжном великие творения литературы. Драма и Поэзия открывались ему, минуя посредников: он черпал из самого их родника - чистого и прозрачного, точно звон колокольчика.

Он хорошо знал речную птицу. Подолгу рассматривал он и только что снесенное яйцо, и раскалывающуюся скорлупу, и едва вылупившихся пушистых птенцов, и толстых, крикливых, еще не выучившихся летать хлопунцов. Подолгу наблюдал он и за полетом взрослых гладкоперых уток в косых лучах вечернего солнца. Они спускались, кружась в вираже, сверкая жемчугом, и в душе у него все пело.

Это не мешало ему, однако, наравне с другими мальчишками стрелять из рогаток по отдыхающим птицам. Правда, бил он мимо цели. В стрельбе из рогатки его восхищало само пенье натянутой резины и парящий полет камня в вышине. Позже, гордый сознанием, что он уже взрослый, он таскал за собой по болотам полученный ко дню рождения подарок - ружье и, случалось, мимоходом бил уток. Привязав окровавленных птиц к поясу, он возвращался домой и рассказывал о своей изумительной меткости.

Но каждый раз, убивая птицу, он не мог отделаться от чувства стыда. И когда он возвращался со связкой дичи у пояса, ему казалось, что летящие в небе птицы спасаются от него бегством, а он остается, прикованный к земле, одинокий, с тяжким сознанием свершенной измены.

Он забросил свое ружье; брал его теперь в руки лишь для того, чтобы почистить, полюбоваться украдкой на сверкающий ствол и потом опять повесить на стену.

Когда поиски работы привели его наконец в город, он направился прямо в Управление рыболовства и охоты и был принят на должность инспектора. Он был полон энергии и энтузиазма, вдохновенно мечтал об этой работе.

И вот теперь, стоя в ночной тьме, он перебирал все это в памяти, уже ни о чем не мечтая...

Словно траурное пение, гудели моторы машин, неровной лентой тянувшихся к Уирриби от Мельбурна. Каждая из них протягивала щупальца света к той, что шла впереди. Они переваливались на кочковатой болотистой почве, и лучи фар, испещренные танцующими пылинками, то опускаясь, то поднимаясь, шарили по кустикам травы и брызгами искр отскакивали от хромированного бампера катившей впереди машины.

Они останавливались на круглой площадке, вытоптанной в траве на краю болота. Тесно сгрудившись у темных зарослей, они оставляли лишь узкие проходы, в которые с жалобным скрипом пытались протиснуться машины, прибывавшие следом. Отыскав местечко для стоянки, те тоже останавливались; их сверкающие глаза-фары угасали, шум мотора смолкал.

А машины все прибывали и прибывали. Из них выскакивали люди с факелами или фонарями и отходили в сторону, уступая дорогу другим. И всю ночь ни на мгновение не стихал гул моторов. С тысячу машин прибыло сюда этой ночью, тысячи три охотников вышли из них и углубились во тьму, и на стволах их ружей играли отсветы фар новых машин, снующих в поисках стоянки.

В колеблющемся свете фонарей были видны шатающие ноги; ноги торопились, обгоняя друг друга, и причудливые тени прыгали по траве. Люди на ходу негромко чертыхались, подзывали товарищей, о чем-то спрашивали, что-то сообщали друг другу.

- А где Джек?.. Мое ружье у тебя?.. Я в этих краях уже бывал. Свернем сюда... Где тут местечко получше?

Они пробирались сквозь заросли высокой травы, внимательно смотрели под ноги, ступая по кочкам; согнувшись, с трудом прокладывали себе дорогу через кустарник.

- Здесь. Сюда. Я слышу кряканье.

Каждый торопился занять место поудобней. Все болото было оцеплено. Люди, теснясь, стояли плечом к плечу на длинных отмелях - излюбленном месте отдыха уток; заняли все холмики; притаились, залегли, как солдаты в засаде.

- В шесть начнем!

- В шесть-то мы за них примемся!

- В шесть мы им покажем!

Встревоженные птицы плыли по темной глади воды к середине болота. Небо на востоке посветлело.

Вынимают из сумок патроны, щелкают затворами, каждый из охотников то поднимет ружье к плечу, то опустит, перекинет со спины вперед и снова за спину - проверяют, прилаживают, ощупывают...

- На мой участок смотри не заходи!

- Да я никогда ни на чей не захожу...

Дэн Люси провел грузовичок краем болота и въехал на территорию заповедника. Оставив машину у полосы кустарника,, он прошел туда, где под темным покровом ночи расстилалась, поблескивая, вода. Он беспокойно шагал по кромке болота, ощущая вокруг напряженную тревогу, глубокое волнение. Казалось, самый воздух замер, прислушиваясь; застыли в ожидании деревья...

Дэн тоже ждал. А небо между тем бледнело, и ночь отступала под прикрытие окружавших болото зарослей. Тьма паутиной запуталась в траве и ложбинах, где росли чайные деревья, но сидевших на воде птиц уже можно было различить.

Дэн медленно свернул папироску.

Вот тот одноногий чирок... Вторую ножку у него, должно быть, отхватила треска, когда еще он был птенцом. А возможно, он попал в силки. Находятся люди, которые по песчаным отмелям расставляют на уток кроличьи ловушки. Насыплют вокруг зерна и... А этот чирок - он как ручной! Может, он и не снимется с воды, не улетит, когда все это начнется?.. В заповеднике-то он будет в безопасности. Нет, шум всех их всполошит. Если он в стае, то, конечно, улетит. А ведь мог бы укрыться в тростнике... Ну, ясно, увяжется за остальными. Вспорхнет - и ввысь. Хоть и одноногий, а полетит - полету это не помеха. Впрочем, кто знает? Вдруг он не сможет так же быстро маневрировать, как остальные? Тогда он взлетит повыше. Они ведь всегда высоко летают. Возможно, и проскочит...