Виктор Васильев - Актеры шахматной сцены

• Название: Актеры шахматной сцены
• Автор: Виктор Васильев
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Спорт
• Год: 1986

Книга писателя и журналиста Виктора Васильева раскрывает широкую панораму шахматной жизни послевоенной эпохи. Своих героев – выдающихся гроссмейстеров и мастеров – автор видит как своеобразных актеров, играющих свои неповторимые роли в турнирах и матчах. Включив в книгу произведения разных жанров – очерки, эссе, документальную повесть, автор подводит итог своей почти 40-летней работы в качестве шахматного литератора и репортера.

^{(От издательства)}

---

Так вот встреча Полугаевский – Гуфельд. Полугаевский запланировал получить очко, оно ему крайне необходимо, да и соперник не из самых сильных. Словом, завязывается острое сражение, положение Гуфельда становится опасным, но он держится. Полугаевский лихорадочно ищет возможности для решающего удара, ищет, но не находит, минуты бегут, а Гуфельд держится! И даже готовит контрудар. Короче говоря, Полугаевский попал в цейтнот и просмотрел мат в два хода! До мата в турнирах такого класса дело, как правило, вообще не доходит, а тут еще трагедия произошла в разгар борьбы, при полной доске фигур. Полугаевский встал из-за стола в состоянии транса, глаза его не отрывались от доски, а волосы стояли дыбом в буквальном смысле слова.

По-своему еще более драматичная история случилась с Полугаевским в чемпионате 1977 года. Играя с Кареном Григоряном, он получил перспективную позицию и в самом радужном настроении обдумывал сорок первый ход. Как рассказывал Таль, «Полугаевский не замечал ни искоса поглядывавших на партию судей, ни соперника, непрерывно совершавшего челночные рейсы по сцене». С волнением наблюдали за происходившим и зрители, особенно те, кто надеялся на победу гроссмейстера.

Финал этой загадочной мизансцены был потрясающим: когда флажок на часах Полугаевского с еле слышным шелестом опустился, судья смущенно объявил ошеломленному гроссмейстеру, что тот просрочил время и, стало быть, потерпел поражение. Как?! Почему?! Ведь сделано сорок ходов, вот он бланк с записью, поглядите!.. Увы, Полугаевский дважды записал один и тот же, двенадцатый ход, и, следовательно, спокойно обдумывал он не сорок первый, а сороковой, контрольный ход… Я не видел Полугаевского в тот роковой момент, но вполне допускаю, что волосы опять стояли у него торчком.

И было от чего. Такие истории случаются крайне редко. Известен, правда, казус с Ботвинником во время его третьего матча с Василием Смысловым – в 1958 году. Пятнадцатую партию Ботвинник отложил в позиции, где его победа не вызывала сомнений.

«Трудно сказать, на что рассчитывали белые, когда продолжали партию; вероятно, на чудо, – писал впоследствии Ботвинник. – Как это ни странно, но чудо свершилось!» В ходе доигрывания Ботвинник, имея на два хода несколько минут, задумался, попросту забыв о часах! «Велико же было мое удивление, – писал Ботвинник дальше, – когда к доске подошел наш арбитр Г. Штальберг и объявил, что черные просрочили время… Конечно, подобные эпизоды бывают не очень часто, вероятно, один раз в жизни…»

Спускаясь после окончания партии по лестнице Центрального шахматного клуба, Смыслов, обмениваясь впечатлениями со своим тренером Игорем Бондаревским, не мог сдержать нервного смеха. Эту сцену я нечаянно наблюдал, поднимаясь по лестнице навстречу Смыслову.

А сколько прелюбопытнейших закулисных историй так и «пылится» за кулисами театра шахмат, оставаясь известными лишь крайне ограниченному кругу лиц.

Однажды, например, мне рассказали о случае, который произошел в Алма-Ате в ходе полуфинала чемпионата страны. Одному из участников предстояло доигрывать партию, а он не успел обстоятельно проанализировать отложенную позицию. Как добиться желанной отсрочки, чтобы перенести доигрывание на более поздний срок? Судьи могли позволить это шахматисту только в связи с плохим состоянием его здоровья. Но наш герой чувствовал себя великолепно!

И все же выход был найден: шахматист обвязал платком щеку, пришел к стоматологу и настоял на том, чтобы ему вырвали зуб. Скажу вам по секрету: почти совершенно здоровый… Это была блестящая, еще не известная в шахматной истории жертва – жертва зуба! Увы, она не вошла в сокровищницу шахматного искусства…

Если правомерно такое выражение, то наиболее кокетливо ведет себя на шахматной сцене один из самых талантливых и своеобразных актеров – Давид Бронштейн. Единственный из всех, он может надолго задуматься над первым ходом. Известен случай, когда Бронштейн, к удивлению зрителей, всякого навидавшихся судей и, естественно, самого противника продумал над первым ходом около сорока минут! Есть в этом и оригинальность, и игра в оригинальность, и просто чудачество, и психологический расчет (противник-то удивлен и даже озадачен!) – всего здесь понемножку.

Отвечая на укоры по поводу того, что он иногда долго думает над первым ходом, Бронштейн писал: «Прошу поверить гроссмейстеру на честное слово, что если он думает, значит, ему есть над чем подумать». В принципе я верю гроссмейстерам на честное слово, но в данном случае – нет.

Впрочем, некоторая ненатуральность поведения – это до начала схватки. Потом Бронштейн в ответ на аплодисменты может улыбнуться, а в случае незаслуженного поражения – подняться из-за столика с застывшей гримасой на лице. Оказывается, и ему, великому мистификатору, ничто человеческое не чуждо.

А в том, что амплуа или, по крайней мере, любимая роль Бронштейна – мистификация, сомнений у меня нет. Он не любит признаться в очевидном, любит наводить тень на плетень, даже когда потом сам «разоблачает» себя.

Однажды он рассказал в печати о концовке своей партии с мастером Черепковым из XXVIII чемпионата СССР, в которой оба противника были в цейтноте. Приведя красивый вариант с жертвой ферзя, который мог случиться, но не случился в партии, Бронштейн пишет, что этот вариант он «проморгал» (здесь кавычки потому, что я цитирую Бронштейна).

Итак, проморгал? Но несколькими абзацами выше Бронштейн, имея в виду именно этот вариант, говорит:

«Значит, вот чего черные не видели? Неизвестно (! – В. В.), Никто ведь не записывает мысли игроков во время партии. А после… мало ли что мы рассказываем после (! – В. В.). Но, читатель, если уж он интересуется комментариями гроссмейстера, должен ему хотя бы изредка верить».

Обратите внимание: хотя бы изредка! А собственно говоря, почему изредка? Почему не всегда? Но нет, на «всегда» честный Бронштейн не претендует, он оставляет себе маленькую лазейку – «мало ли что мы рассказываем после…»

А одно свое шахматное произведение, посвященное опять-таки окончаниям двух его партий, Бронштейн озаглавил недвусмысленно и необычайно верно: «Фокус-покус».

Сначала идет небольшое вступление, в котором автор излагает суть своей задачи: подобно фокуснику, раскрывающему публике свои секреты, он решил рассказать, «как надо обманывать за шахматной доской… честным путем». Итак, речь пойдет о том, что шахматисту приходится быть актером, «приходится вести двойную игру».

Словом, Бронштейн нашел восхитительную комбинацию с жертвой ладьи, но ведь надо еще противника заманить на это положение. А как? А вот как:

«Появилась надежда – партнер может подумать, что я не считал варианты, а руководствовался общими соображениями… Все же заколебался: а если он все видит? И вдруг осенило, боже мой, да ведь тут налицо чудесная имитация «зевка»! Когда я туда, он сюда, я туда… ну, конечно, этот ход я должен был бы просмотреть…

К счастью, приблизился цейтнот. Вот, думаю, хорошо, посмотрю еще пяток минут и потом как бы «из общих соображений» проведу сразу серию ходов».

Далее Бронштейн рассказывает, как он всячески старался и «шаблонными» ходами и чисто внешне показать противнику, будто бы не видит проигрыша своей пешки, что в действительности позволяло ему нанести ошеломляющий тактический удар.

Но вот все свершилось, противник попался на удочку, взял пешку. «Врать не буду, – пишет дальше Бронштейн, – душа моя ушла в пятки, а сердце не то что замерло, нет, остановилось. Пытаюсь успокоиться, а сам считаю, туда-сюда, туда-сюда. Вроде бы все верно. Тяну руку, дрожит, неверная. Все же пересилил…» Далее следуют ходы и завершающее: «Бах!!»

Здесь все страшно любопытно: мало, оказывается, найти комбинацию, надо еще создать иллюзию «зевка», «честную» иллюзию, а не ту, какой воспользовался Найдорф на Олимпиаде, надо еще «сыграть зевок», именно сыграть – это самое точное слово. А после всего этого надо еще и унять волнение; унять дрожь в руке. Да мало ли что еще надо шахматному актеру в кульминационный момент драмы!..

Концовка второй партии – с Микенасом. И здесь фантазия подсказала Бронштейну возможность красивой комбинации. Но чтобы она состоялась, надо создать для нее предпосылки. Но «опять проблема, ведь раз вижу я, значит, видит и партнер. Нельзя ли отвлечь его внимание. Прежде всего, надо не менять позы и сохранять скучный вид. Ну да, глаза-то блестят. Нет, к счастью, очки у меня с дымчатыми стеклами».

Не правда ли, удивительная исповедальность? Дымчатые очки, кстати, надевал Бенко, играя с Талем, Корчной – играя с Карповым, до Корчного, оказывается, пользовался ими (со специальной целью!) и Бронштейн. И не только для того, чтобы скрыть блеск глаз. Ведь в том же «Фокусе-покусе» он в числе общепризнанных «чтецов чужих мыслей» называет наряду с Мессингом и Куни также и Таля. Может быть, и это мистификация читателя? Не знаю, сказано-то у Бронштейна всерьез.