Эльмира Нетесова - Помилованные бедой

• Название: Помилованные бедой
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-030867-1

Низшие из низших. Падшие из падших.

«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.

Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.

---

Екатерина метала грозные взгляды на всех, кто пытался к ней приблизиться. Но и сама не мылась, ожидала банную девку.

— Иль ты меня не узнала, я и есть она! — подошла санитарка Люба.

— Я девку свою жду! Где она? Наверное, опять с ключником балует? Ох и доберусь до них, обоих выпорю кнутом! — метала грозные взгляды на Любу, все ж сумевшую изловчиться и включить душ.

Екатерина подскочила от неожиданности:

— Как смеешь, холопка, государыню обливать холодной водой?

Поймала за руку, санитарка рванулась. Екатерина потеряла равновесие, упала, Люба принялась натирать ее мылом.

Екатерина никак не могла встать, придавленная к полу, и лишь орала:

— Ну погоди, ужо встану, ох и надеру шельму!

Пыталась ухватить санитарку хоть за что-нибудь. Но не

получалось, не доставала.

— Черт меня трет! Сдерите его с меня!

— Люба моет! Не вопи!

— А где ж она? Сколько ловлю, не поймаю!

— Лежи тихо! Императрица моя долбанутая! Вот вылечишься, вернешься домой, я к тебе в гости приду, потру тебе спину по старой памяти, — обещала Люба.

Екатерина бурчала:

— На то банные девки имеются, А тебя конюху отдам. На ночь. За то, что холодной водой измочила до нитки, до самой задницы.

— Генриетта! А ты чего стоишь сиротой? Живо под душ лезь, чего время теряешь?

— Не пойду. Остатки сисек потеряю! Какая была грудь! Все завидовали! Помылась тут всего два раза, и ничего не стало! Кому перешло?

— Никому твое не нужно. Какие были у тебя, такие и остались. Иди сюда! — Санитарка втащила женщину под душ, та прикрывала руками худые груди, а больные хохотали:

— Не то прячешь! Бери ниже! Вот если ее смоет, и вовсе беда. Баба без грудей и даже без головы еще баба! Но без транды уже все, только урыть остается. Так что знай, что прятать!

— Эх-х, где мои семнадцать лет? — оглядела себя Евдокия и вздохнула горестно: — Цветком называли, розой! Парни толпами вокруг кружили. Сколько объяснений и предложений слышала, со счету сбилась.

— Ну что ты пиздишь, цветочек, крапива подзаборная, парни за тобой ходили? — пришла в себя Генриетта. — Мы ж с одной деревни, мне ль ты неведома? Где ты в нашей глуши парней видела? Их даже на застолье не имелось. Кривой Лука да хромой Федот, да и те для видимости. Раньше хоть баб в скирды звали, нынче и на это негожие сделались, постарели. Об каких предложениях здесь мелешь? Кто их сделает? Колхозный бык иль пастух Тихон? Так он в последний раз свою старуху лет тридцать назад огулял, тебя еще в свете не было. Ему уже давно упокойники снятся, к себе зовут. Видать, и ты из снов лопочешь. Но коли по чести сказать, всегда страшной была!

— Сама кикимора! Сама шишига! — взвилась Дуська, но санитарка, окатив водой бабу, поспешила вывести больную из душевой, пока спор не перерос в рукопашную.

Помывшиеся женщины быстро потеряли интерес к недавней теме. В минуты просвета вспоминали свою деревню, пусть и глухую, но самую красивую и дорогую на всей земле.

Слушая их тихий разговор, задумались о своем и другие. У каждой бабы имелись семья и друзья. Многие из них еще недавно где-то работали, а вот теперь остались за бортом жизни. Осознавать такое во время просветлений тяжело.

— Как-то там мои дома управляются? — послышался тихий вздох Екатерины.

— Твои уж справились. Их много. А вот у меня единая мать осталась. Все жилы порвет одна, покуда все наладит. Легко ли в одни руки гору дел своротить? Как вспомню, душа кровями обливается. Кажется, имей крылья, рванула бы отсюда прямо домой. И к мамке — в избу! — всхлипнула Дуська.

— А где ж отец твой? Чего матери не подмогает?

— Как и другие. На заработки смотался в город. Уж сколько годов нету! Ровно в деревне делов мало. Спробуй везде самим! Одной картохи полгектара посадили. Да капусты, морковки, свеклы, луку — еще столько, да сад — с деревьями и кустами. Все прополоть, окучить, подрыхлить, удобрить и собрать. А сено корове запасти, а дров на зиму напилить и домой доставить. Пока все справишь, килу наживешь, — роптала баба.

— Оно и в городе не легше. Целыми днями как в колесе. С утра до вечера на работе. Домой воротишься, не отдохнешь. Кухня, дети, муж. В магазины и на базар бегом. В выходные — стирка и уборка. Об отдыхе и не вспомнишь. Разве это жизнь?

— Но иные даже успевают отдохнуть. Причем за границей, во всяких там Парижах, Турциях. Иль они умней всех нас? А может, мамки им помогают?

— Хрен там! Нынешние мамки помогать не будут. Ждут, чтоб их ублажали, а на стари лет с ума сходят!

— Это ты про кого? — подняла голову бабка Женя.

— Нынешние старухи объявления в газеты дают, мужиков себе ищут! В семьдесят лет себя привлекательными называют, хорошими хозяйками. А и мужиков требуют без вредных привычек, обеспеченных материально, с автомашиной, без детей и внуков. Но главное — без мужских проблем. Вот так! Мать из такой старухи — как из меня аэроплан. Мы читали то объявление с бабами в деревне. Хохотали до уссыку, нам так хотелось увидеть ту малахольную. Ить она на воле бегает, чумовая дура. А ей тут должно быть место. Это ж где видано, чтоб за корявую бабку так много мужики давали?

— Да ежли сокол при мужской силе, на хрен его машина? При чем дети и внуки? Я, укажи адрес, сама б за ним пешком сбегала и в грудях принесла, чтоб другие не сглазили мое сокровище.

— А я такого с избы б не выпускала!

— Эх вы, свиристелки, а еще других судите! — ворчала бабка Женя.

— Заткнись, дура! Нам и по сорок нету. Не грех бы вспомнить, чем голый мужик пахнет. Уж укатали б его, согрели! Да совестились в газету про такое писать, вслух сказать о тоске нашей. Тут же — плесень старая, конкурентка лысая сыскалась, соперница, мать ее, суку, черти обоссали со смеху. Ишь размечталась! Ей бы на погосте место присмотреть, она еще про ночную кадриль заводится!

— Екатерина! Слышь? Царица стебанутая! Ты когда с мужиком в последний раз отметилась?

— Ой, давно, девоньки! Уж и не припомню! Но хороший был хахалек, ласковый, горячий. Только я тогда дурной стала, все отталкивала, гнала от себя прочь. До свету вот так. Потом он успокоился, уснул, и я рядом. А он подкараулил, когда я совсем засну, да как вскочил, враз показал, за что бабы мужиков любят и бегают на сеновалы.

— Только один раз с мужиком побыла?

— Не-ет! Всю зиму он ко мне бегал. Где только не заваливал, пока мамка не увидела нас в бане. Ох и отвалила обоим! Рубелем по хребтам. Думали, не выпрямимся никогда. Но ничего, отдышались.

— А у нас сосед! Прикольный такой. Его отец баню построил, так к ним почти вся улица ходит мыться. Этот мужик вместе с сыном за голыми бабами подсматривал. Долго о том никто не знал. Тут я выскочила из парилки в снегу поваляться, а они в окно лупятся оба. Меня не враз приметили…

— Не убыло с вас! Ни у кого не облиняла…

— Во! Все бабы так сказали.

— Значит, умные люди на вашей улице живут, — подытожил кто-то.

— Кто знает? Мы своей кучкой держались — все молодые. А старые там, где скамеек побольше, народу погуще, чтоб было где и кому кости помыть…

Юрий Гаврилович готовил к выписке людей из мужского корпуса и часто задерживался дольше обычного, наблюдая за теми, кого хотел вернуть домой. Вот и сегодня туда ушел, предупредив на всякий случай Таисию Тимофеевну, где его искать.

Главврач шел, вслушиваясь в голоса больных.

— Доктор! — услышал Бронников и оглянулся на голос. Узнал Серегу Платонова, бывшего милиционера.

Жалел этого парня главврач. Много лет на одной лестничной площадке жили. С детства Сережку знал. Добрым рос мальчишка. Никого не обижал. Любил книги. После армии поступил в институт, но пришлось бросить, не потянул оплату. Вот тут-то и уговорили его поступить на работу в милицию. Долго был оперативником. На всяких вызовах побывал. Его брали туда, где другие не справлялись. Сережку в городе уважали. И несмотря на то что работал в милиции, друзей у него было много средь горожан. Он никого не тряс и не прижимал. Защищал от рэкета торговцев и нищих, разгонял дерущихся. Не боясь, ходил по городу в любое время суток, не прятался в подворотнях от встреч с компаниями крепких парней, никогда ни от кого не убегал. Если приходилось драться, умел постоять за себя и домой возвращался на своих ногах. Но однажды его отправили на вызов вместе с другими оперативниками. А когда вернулся домой и открыл двери своей квартиры, увидел жену и сына… Они были не просто убиты, истерзаны. Даже остыть не успели. Жене едва за двадцать. Сыну — всего полтора года. Мальчонка едва научился ходить и, не зная врагов, пошел навстречу убийцам улыбаясь. Протянул к ним руки. И только услышал крик матери, попытавшейся опередить, закрыть собой сына, но было поздно…

Хорошо, что следом за Сережкой приехала дежурная оперативка и сослуживцы поднялись в квартиру, чтобы позвать на срочное задание.