Роман Гуль - Красные маршалы

• Название: Красные маршалы
• Автор: Роман Гуль
• Издательство: ПРОЗАиК
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91631-099-3

Роман Борисович Гуль (1896–1986) прожил яркую, насыщенную событиями жизнь. Участник «Ледяного похода» генерала Корнилова, затем эмигрант, он стал за рубежом известным писателем, одним из самых влиятельных русских журналистов, основателем и главным редактором «Нового Журнала» (Нью-Йорк). Его автобиографические, документальные и мемуарные книги переведены на многие языки мира. В томе представлены книга документальных очерков «Красные маршалы», посвященная жизни и деятельности М. Н. Тухачевского, К.Е. Борошилова, В. К.Блюхера и Г. И. Котовского, а также исторические портреты известных деятелей ВЧК-ГПУ-НКВД Ф.Э. Дзержинского, В. Р. Менжинского, Г. Г. Ягоды.

Орфография авторская

---

А вскоре в 1906 году ничего кроме Донбасса, завода, степей и шахт не видавший, провинциал-рабочий Ворошилов отправился в первое далекое путешествие в Санкт-Петербург, на съезд партии.

«Это мое самое сильное впечатление в жизни», — вспоминает сейчас военный министр. В Петербурге Ворошилов впервые увидел Ленина и был ошеломлен. Известно, что Ленин производил на людей сильное впечатление. И «ошеломительное» петербургское впечатление Ворошилова, большевика по темпераменту, провинциала-рабочего, разумеется, законно.

«Все в нем мне казалось необыкновенным, и его манера говорить, и простота, и главное, — вспоминает Ворошилов, — пронизывающие и сверлящие душу глаза».

Встреча оказалась сильной вехой в жизни Ворошилова. Но кроме этой встречи — кряжистого, сладко любящего жизнь, и «баб», и «водочку», и песни, и пляски молодого крановщика ошеломили и потрясли блеск, дворцы, наряды, магазины — жизнь царского Петербурга.

В том же году Ворошилов двинулся дальше, на съезд в Стокгольм. А в 1907 году — в Лондон, где партия на съезде раскололась на большевиков и меньшевиков; и где донской крановщик «Володька» стал уже ярым большевиком.

И после лондонского съезда в родной Луганск Ворошилов привез оружие, хоть уж спадали волны первой революции. Но в Луганске бывшего председателя совета, буйного «Володьку» уже ждала полиция.

Рабочие прятали, переводили Ворошилова от одного подпольщика к другому. Носили скрывавшемуся в зарослях реки «Володьке» любимую «водочку» и «закусон». По все ж полиция схватила Ворошилова, и в 1908 году «Володька» пошел на три года на север в Мезенскую ссылку.

На вокзале провожавшим его «Володька» кричал:

— Не падай духом, товарищи! Мы ще вернемся! Придем! Держись, покажем ще им! «Черт возьми, чего там смотреть!»

И ничего не скажешь: через 9 лет «Володька» пришел и начал «показывать».

3. Октябрь

Не классовый, но непримиримый враг Ворошилова Троцкий характеризует военного министра России со всей убийственностью для марксиста: Ворошилов и не марксист, и не интернационалист, а национал-социалист, «крайний революционный демократ из рабочих» и «по всем повадкам и вкусам всегда гораздо больше напоминал хозяйчика, чем пролетария».

В этой характеристике не все неверно. Не совсем верно, что Ворошилов демократ. Ворошилов — русский национальный бунтарь, а бунтарь не часто равен демократу. Но что Ворошилов национален, это бесспорно. Да и откуда и как ему национальным не быть? Ворошилов воспитался не в женевских «кафешках» в интернациональной компании Троцкого, а в глуши русской провинции, в донских степях, где было много скверны, но была и жизнь подлинной России.

От этой низовой, буйной, народной России — Ворошилов. И от нее ему никуда не уйти, несмотря на всю фразеологию коминтерна и полный мундир интернационализма.

Троцкий упрекает Ворошилова в «патриотизме» во время войны и в «поддержке Милюкова — Гучкова слева». Как во всяком памфлете, и здесь палка несколько перегнута, но и это отчасти верно и законно для Ворошилова, переживавшего войну не из Америки, как Троцкий, а стоя у станка Петербургского орудийного завода, работая по 12 часов в сутки на оборону. Разница бытия всегда диктует и разницу сознания.

Но бунт, стихийность, жажда свалить «богачей» для себя, для рабочего народа, вот что жило в этом, по-звериному любящем жизнь металлисте. И когда в 1917 году петербургские улицы заволновались сначала голодными бунтами, а через пять дней страна вспыхнула страшной стихией российского разрушенья, Ворошилов сразу же схватился за этот рычаг, опрокидывающий вместе с «богачами» и «буржуями» в пропасть всю страну, всю Россию. «Черт возьми, чего там смотреть!»

В большевистском послужном списке нынешнего военного министра стоит: «…в дни февраля в Петербурге вывел на улицу лейб-гвардии Измайловский полк». Конечно, Ворошилову не мерещились тогда еще перспективы октября; их не было и у ехавшего из Америки Троцкого; они были только у торопившегося в Россию из Швейцарии Ленина, человека с «пронизывающими и сверлящими душу глазами».

Ухватившийся за сворачивающий всю русскую историю рычаг, металлист Ворошилов весной 1917 года только чувствовал, что в этом ветре закудахтала, кажется, та самая «наседка», под которой «при нормальных условиях» из яйца обязательно вылупится цыпленок. Прогноз слесаря исторически оказался правильным. Он, этот русский «цыпленок», вылупился.

Ворошилов поплыл, закружился в революционном водовороте. Он чувствовал, что это и есть единственный момент в его жизни и в истории государства, когда, держась хваткой, мозолистой рукой за рычаг революции, можно вымахнуть вместе с своим классом на вершину жизни. Рискованно? Страшно? Но — «черт возьми, чего там смотреть!».

Силы, темперамента, животного здоровья у этого слесаря не занимать стать. И в водовороте революции Ворошилов сразу же стал выплывать в партии на поверхность.

Он вывел измайловцев. Он член российского конвента — всероссийского совета рабочих и солдатских депутатов. Он встречает Ленина на Финляндском вокзале с букетом цветов. И очертя голову, зажмурив глаза, бросается сразу же за ним, свернувшим партию на путь октября, на взрыв России[23].

— Нам не надо ни парламентарной республики, ни буржуазной демократии, вся власть Советам! — кричал слегка картавящий на «р» Ленин с балкона дворца Кшесинской.

Этот путь революционного максимализма для Ленина и Ворошилова вполне законен. Они оба братья одной стихии. Только у человека с полутатарским, полурусским лицом Ленина эта «русская сумасшедчина» запакована в ученые чемоданы, а у необразованного слесаря в «черт возьми, чего там смотреть».

После октября партия бросила Ворошилова на работу в террор ВЧК. Но глава ВЧК Дзержинский, отпрыск старого польского дворянского рода, с первого взгляда на Ворошилова понял, что для «его тонкого дела» этот металлист негоден.

Ворошилов откровенно завидовал Дзержинскому: «Вот это да, это настоящий организатор, мать честна! Вот кому я завидую!»

Но не той кости, не той психической тонкости Ворошилов. И партия убрала его от Дзержинского.

Ворошилов попробовал было стать и первым большевистским градоначальником Петербурга, города, ошеломившего и очаровавшего юного провинциала-слесаря. Он стал во главе «Комитета по охране Петербурга», но и тут ничего не вышло. И тогда партия кинула Ворошилова на родную землю, в родные степи, на Дон организовывать первые красногвардейские отряды, на штыках которых прочно держался бы ленинский совнарком.

4. Вождь партизанов

Тут в центре Донбасса, в родном Луганске Ворошилова хорошо знали рабочие. Появившемуся среди «своих» уж не «Володьке», а члену всероссийского съезда советов нетрудно было начать организацию красной гвардии.

Это было начало 1918 года. Отряды красной гвардии росли под командой таких же «максималистских» рабочих, шахтеров, портных, солдат. Но в это «мексиканское» время русской революции, когда вся страна была в вооруженной борьбе, на Украину пришла новая сила.

Лавиной стальных касок полилась немецкая армия. По горящей костром революции Украине немецкая армия двигалась на юго-восток к Дону, к казакам атамана Краснова. Немцы отрезали Украину от красной Великороссии, перехватив главную железнодорожную магистраль. Красная гвардия под их напором, беспорядочно кучась, отступала к Дону. Штаб красной гвардии бежал. И ей грозила полная гибель.

В этот момент на станции Родаково под Луганском собрались начальники отрядов красной гвардии на решающее заседание. В шуме, в реве голосов здесь решалась карьера красного маршала Ворошилова.

Шел вопрос: кому командовать всеми красногвардейскими отрядами против наступающих немцев.

— Клим! — ревело собрание. — Командуй! Бери, Клим!

— Да какой я военный! — крыл любитель крепкого слова Ворошилов. — Надо военного товарища!

Но собранье партизанов ревело свое. Тут большинство рабочих луганские, они крутого и горячего «Володьку» знали с десяток лет, верили. И когда друг-приятель, авантюрный прапорщик Руднев заявил:

— Не валяй дурака, Клим! Не дрейфь! Командуй, а я у тебя буду начальником штаба! — Ворошилов крутнул крепкой головой, махнул рукой.

— Ладно! Была не была! Беру командование! Черта там смотреть, буду, так сказать, вашим «красным генералом». Только знай, у меня разговор короткий. Не боишься умирать — иди, боишься — к черту!

Ворошилов встал во главе отрядов, назвав их 5-й советской армией[24]. На станции Родаково началась карьера красного маршала. Но это нелегкое начало.

Сбродные, полуанархические отряды Ворошилова дали первый бой немецким войскам под Родаковым. Боевое крещенье стало пораженьем[25]. Зажатая стальными касками и обойденная немецкой артиллерией, разбитая ворошиловская гвардия бросилась в отступленье. Но куда отступать? Отступать некуда. С Дону казаки уж выбили красных. И красногвардейцы между казаками и немцами оказались в жестоких клещах.