Наталия Ломовская - Участь Кассандры

• Название: Участь Кассандры
• Автор: Наталия Ломовская
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-54699-2

Елена родилась с великим даром – она умела видеть будущее. Но знание не принесло девушке счастья, и тогда сердце ее ожесточилось. Шли годы, и Елена получила то, к чему стремилась. Власть, богатство, любовь… но только не счастье – оно осталось где-то на дне пыльного ящика… И тут судьба нанесла новый удар. Елена знает, что смерть взглянет на нее глазами ее собственной внучки. Но провидица сделает всё, чтобы этого никогда не случилось.

---

Мне удалось подавить в себе и зависть, и ревность. Я любовалась на поэтессу, восхищалась ее анемичной красотой, серебряным полынным веночком на выгоревших волосах, ее запыленными узкими ступнями в античных сандалиях, ее манерой купаться на рассвете голышом и, конечно, ее мужчинами. Они не усложняли, а украшали ее жизнь. Сам воздух Коктебеля, напоенный смолистым ароматом кипарисов и дыханием моря, освещенный громадными лунами и озвученный незримыми цикадами, казалось, располагал к романам, интригам и шашням. Дочерна загорелые амуры патрулировали пляж, каждое утро из пены волн возрождалась древняя богиня любви. С каждого почти балкона выглядывала вдохновенная физиономия, слагающая стихи либо прозу.

За мной начал ухаживать москвич, загорелый атлет, прекрасный, как греческий бог, интересный как раз тем, что не был ни писателем, ни поэтом. Так, чиновник от литературы – но какой популярностью пользовалась его смуглая красота у писательских дам! Его ухаживание мне льстило, я принимала мелкие знаки внимания и весело смеялась над остротами Арсения. Тот любил изображать в лицах придуманную сцену объяснения между мной и чиновником, прозванным молодым Вертером, мистифицировать меня, уверяя, что прошлым вечером неистовый поклонник утопился в море от неразделенной любви, и клялся, что готов на развод, все имущество же, и главное, Ваву, оставит мне. Я хохотала до колик, но коктебельский яд бродил в моей крови. Прошло две недели, Дандану нужно было возвращаться в Ленинград, а у меня оставались еще две недели. Из поезда Арсений корчил мне плаксивые гримасы и приставлял к своему лбу купленные в дорогу рогалики. Я опять смеялась, а вернувшись в санаторий, почувствовала, что натиск ухаживаний явно усилился. Отъезд мужа вдохновил пылкого воздыхателя на решительную атаку. Вертер был так напорист и нежен, что на следующий день я согласилась прогуляться с ним в горы.

– Мы пойдем с вами вдвоем по горной тропинке, будем утолять жажду из серебристого ледяного ручейка, обедать свежим лавашем и инжиром, любоваться бесподобными видами…

Смысл прогулки состоял в паломничестве к могиле Грина, провожатый мой, несомненно, надеялся на жгучие объятия где-нибудь в тени чинары, а я… Я рассчитывала на что угодно, кроме того, что произошло на самом деле!

Мы вышли очень рано, нас никто не видел и мы никому не сказали о своей горной авантюре. Сначала все было чудесно. От сладостной утренней прохлады меня защищала уютная вязаная кофточка, тропинка вилась между скал, и так легко было шагать по ней в легоньких парусиновых тапочках! Удовольствия хватило чуть больше чем на два часа. Для начала я поняла, что оделась не слишком удачно. Длинная юбка белого, легкого платья непрестанно цеплялась за кусты и камни. В кофточке мне стало жарко, я сняла ее и повязала вокруг поясницы, тогда она, не теряя времени даром, тоже стала цепляться за камни и кусты. Огромная соломенная шляпа сползала на нос. Потом я почувствовала, что парусиновые тапочки тоже были ошибкой. Вертеру хорошо, он надел в горы ботинки на толстой подошве, а я чувствовала ступнями все мельчайшие камушки на тропе! Впрочем, это неудобство показалось несущественным, когда через полчаса новенькие тапочки стали натирать. Я размозолила обе пятки до кровавых волдырей. Дальше продолжать паломничество не представлялось возможным. Усевшись на холодный камень, я обратилась с воззванием к своему спутнику, предложив ему отправиться обратно.

– Вы ведь тоже устали, – неосторожно заметила я.

Вертер позеленел сквозь свой золотистый загар. Впрочем, он давно выглядел бледновато. К тому же в животе у него громко и переливчато журчало, он пару раз уже отлучался с извинениями. Несомненно, бедняжка страдал сильным расстройством желудка и страшно стеснялся этого. Страх показаться слабаком победил. Мужчина принялся убеждать меня двигаться дальше, предложил даже нести меня на руках, но, протащив пять метров в гору, запыхался и мне пришлось слезть. Слово за слово – между нами завязалась самая безобразная перепалка.

– Вы можете возвращаться, да! Мещанка! – заорал он наконец, и я облегченно вздохнула.

– Да мне только этого и надо, пожалуйста!

Поднявшись с очередного камня, я начала спускаться по тропинке в долину, стараясь при этом, чтобы моя спина выглядела как можно более гордо и презрительно. За мной раздалось сопение и шорох мелких камушков. Молодой Вертер полез в гору, верно рассчитав, что расстройством желудка удобнее страдать в одиночестве, чем в обществе дамы сердца – пусть и бывшей.

Расставание с упрямым кавалером скрасило мою жизнь ненадолго. По-прежнему натирали тапочки, цеплялась юбка, съезжала на нос шляпа. Увлекшись своими страданиями, я здорово сбилась с пути. Опустила голову – и не узнала тропинки под ногами. Огляделась по сторонам – и не узнала местности. Я не запаниковала, нет. Я находилась в двух часах ходьбы от санатория, здесь часто гуляют люди, скоро я наткнусь на кого-нибудь и, быть может, со смехом расскажу об этом происшествии. Но все равно рассиживаться не стоит, тут повсюду жилье, куда-нибудь да выйду.

Я скинула тапочки, нашла и приложила к бедным, горящим пяточкам по листку подорожника, сделала еще несколько шагов, и вдруг горы расступились у меня под ногами, мир стремительно завертелся, земля и небо поменялись местами, и кто-то неведомый, жестокий, стал больно тыкать меня кулаками в ребра, в спину, в живот… Перед глазами стало темно, и из этой темноты выступило лицо Лагниса – слепое, страшное, окровавленное лицо с темным пулевым отверстием прямо в середине лба. Чтобы не видеть его, я потеряла сознание…

Я очнулась, открыла глаза и прежде всего заметила, что смотрю на мир сквозь какую-то мелкую золотистую ячею. Ага, это моя соломенная шляпа! Шляпка накрыла мне лицо. Лоб саднит, по шее течет теплый ручеек крови. Все тело болит, но вполне терпимо. Руки и ноги не сломаны, насколько я понимаю. А вот в боку слева вспыхивает очаг боли. Вероятно, я повредила ребро. Или два…

Что же случилось? Задумавшись о своей нелегкой доле, я не заметила трещину в скале. Быть может, ее трудно было заметить, даже внимательно следя за тропинкой, – узкую, поросшую розоватым тамариском, потаенно-усмехающуюся провалом узкогубого рта. В нее я и провалилась, но отделалась ушибами и легким испугом. А могла ведь сломать себе все на свете, пробить голову и умереть тут, не приходя в сознание, и никто бы меня никогда не нашел! Что ни говори, а мне крупно повезло!

Но рано, рано я начала радоваться. Стоило только оглядеться по сторонам, чтобы понять – из этой расщелины я не выберусь самостоятельно. Если, конечно, не научусь летать. Стены были почти отвесные и очень гладкие. Быть может, я и вскарабкалась бы, обламывая ногти, до середины, но что будет, если я свалюсь оттуда? Стоит ли искушать судьбу? Но меня найдут здесь, не могут не найти! У меня громкий, отлично поставленный голос, я буду петь, кричать, декламировать стихи до тех пор, пока не придет помощь!

Я начала с русских и малороссийских романсов, которые еще моя мама мурлыкала своим домашним голоском, штопая чулки по вечерам. Когда репертуар был исчерпан, завела по второму кругу. Несколько раз с особым чувством исполнила куплет: «Дывлюсь я на небо тай думку гадаю, чому я не сокил, чому не литаю?» Потом пришел черед песен советских композиторов, потом я проорала несколько увертюр. Перепуганные поселяне не кинулись мне на помощь, и я начала читать стихи. Отчего-то мне было совсем не страшно, а только весело. Весело было декламировать Некрасова:

– Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая – страдания народа,
И что поэзия забыть ее должна…
Не верьте, юноши! Не стареет она…

и т. д.

И в то же время представлять, как Арсений будет изображать в лицах нравоучительную комедь: «Ввержение жены-прелюбодейки Еленки в каменную бездну и вызволение ея оттудова добродетельными пастушками».

Но ни добродетельных пастушков, ни кого-либо другого не появлялось. В конце концов, успокоила себя я, в санатории должны меня хватиться. Меня не будет за завтраком – это нормально. Обед я тоже частенько игнорировала. А вот ужин – это святое. И не ради хлеба единого! Ужин был мероприятием торжественным, дамы переодевались в вечерние туалеты, засиживались подолгу над бутылкой местного плодово-ягодного винишка… Меня хватятся, отправятся искать. Однажды такое было, когда исчезла поэтесса Мария Бурцова. Она пошла со своей компанией на пляж и не вернулась… Сыщики обнаружили беглянку в укромном уголке в объятиях случайного, но пылкого аманта – к взаимному конфузу обеих сторон.

Мысль о том, что случится, если экспедиция не выйдет из санатория раньше утра, я старалась отгонять. Не может быть, чтобы мне пришлось провести ночь в этом ужасном месте! Ах да, ведь еще остается молодой Вертер! Наш поход в город не был рассчитан на ночевку, ухажер-неудачник вернется к вечеру, обнаружит, что предмет его нежных чувств пребывает в отсутствии, и забьет во все колокола!