Дженет Уинтерсон - Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь

• Название: Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь
• Автор: Дженет Уинтерсон
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03822-1

«Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь» – изящная и глубокая импровизация самого провокационного британского автора последнего десятилетия Дженет Уинтерсон, поэма в прозе об искусстве, эротике и личности. В этой фантазии, разворачивающейся по законам живописи и музыки, Гендель, Пикассо и Сапфо отправляются в мертвом поезде на поиски истины, света и любви – но что отыщут они, спасаясь от ужаса серости и обыденности?

Дженет Уинтерсон (р. 1959) – автор хорошо известных российскому читателю романов «Тайнопись плоти» и «Страсть», переведенных на 17 языков, лауреат нескольких европейских и американских литературных премий. «Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь» публикуется на русском языке впервые.

---

Что там было еще? Три новеллы Боккаччо, принадлежавшие лорду Байрону. Копия чепменовского Гомера, сделанная почерком Китса, и – пером и чернилами – строка Оскара Уайльда на полях Гёте: «Тайна жизни – Искусство».

Книга не делала пауз, но и конца у нее тоже не было. Многие вшитые страницы оставались незаполненными.

Гендель смотрел на книгу. Карандашный автопортрет Кардинала, номер его личного телефона, написанный под его гербом – мечом. Сделанный Генделем набросок той, которую любил. Роза, сорванная в саду палаццо Редзонико.

Куда ушли те годы – ушли, и почему от них так больно до сих пор?

Они сидели вместе, все трое – Гендель, Пикассо, Сапфо – сидели вместе под желтым дождем. Солнце, спрятавшее свой багаж от бури, оставило желтую ткань. Маленький лоскут света, сквозь который падал дождь.

Черное море, желтый дождь.

Они говорили. Все трое – Гендель, Пикассо, Сапфо – говорили друг с другом под защитой дождя.

ГЕНДЕЛЬ: Это он? Красный в черной гондоле, ждущей на черной воде? Кажется, я вижу его вдалеке, не погубленного воздухом, который смердит временем. Что часы сделали с теми мгновеньями, что прошли между тем последним днем и сейчас?

Я много раз слышал, как он говорил: «Сегодня, завтра, послезавтра», – но не понимал, о чем он.

Большинство вещей на свете таково, что никто бы не поверил в них, если бы услышал это от других. Верит только испытавший, сам не зная, почему.

ПИКАССО: Ребенок был. Мой отец нанял горничную-испанку, она поселилась на чердаке. Ее тело было цвета солнца. В темном доме, лишенном света, от ее волос тянулись золотые нити.

Эта женщина, смугло-золотистая, с солнечным светом в каштановых волосах, имела один дар, и даром этим была жизнь. Какой, должно быть, ужас – найти работу в склепе и служить мертвецам.

Мой отец, облаченный в габардин, увидел ее тело в летнем платье и рвал это платье, пока она не стала нагой на отбеливающем воздухе. Нагой под его задохлой одеждой, нагой под его едкой кожей, нагой он взял ее и нагой выгнал на улицу.

Она просила его жену вызвать врача и помочь сделать аборт. Но врач был католиком, и ребенок родился на свет.

Стоял морозный день в амбразурах снега, когда она пришла к дому в своем тоненьком платье. Она завернула младенца в обрывки крахмальной рубашки. Не постучавшись, она вошла в просторный вестибюль, бережно положила младенца крохотным узелком и беззвучно ушла сквозь тихий снег.

ГЕНДЕЛЬ: То, что утрачено, обретено.

САПФО: Что нереальнее страстей, которые когда-то жгли тебя, как пламя? Что невероятнее того, во что преданно верил? Что невозможнее того, что когда-то совершил сам?

ГЕНДЕЛЬ: Не слишком поздно?

ПИКАССО: Не слишком.

САПФО: Слово возвращается в любви.

Мужчина встал, взял книгу и начал спускаться к морю. Грозовое солнце стекало по его плечам желтыми ручейками.

Он шел, весь окутанный светом.

С рубчатого неба нимбами и мантиями падал свет. Квадраты и круги света низвергались сквозь раскроенные облака и собирали в единое целое разрозненные куски: берег, скалу, мужчину и лодку. Его прошлое, его жизнь – уже не фрагменты, не разбиты на куски, но долгий изгиб движения, который он только сейчас признал.

И все равно свет. Изумительной тканью обернувший его, ангел кватроченто в нетканых одеждах. В руке его копье незачехленного света, скипетр и жезл, расцветавшие, пока он шел.

Он запел. Пел с того места, что было отмечено; из книги, из тела, из сердца. С того места, где укрывалась скорбь, – и не один раз, но много. Его голос был силен и звонок. Под языком его солнце. Он был человеком бесконечного пространства.

С вершины утеса две женщины вместе всматривались в даль. Или внутрь? В раме света не мир заключался, не его подобие, но странная равнозначность, где то, что считалось известным, переплавлялось, неизвестное начинало обнажаться, а то, что нельзя было познать, сохраняло тайну, но теряло ужас.

Все это видели они, а еще – море в золотой фольге, пурпуре и жемчуге скал.

Нет, было не слишком поздно.

КОНЕЦ

Примечания

1

Покойница (um.). Сорт белой розы. – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Молва же о сей библиотеке египетской, богатейшей и по праву к чудесам света причисляемой, на парусах судов купеческих преодолела море. Однако же не о томах редкостных и весьма ценных, не о лоскутах рукописей, разрозненных и едва сохранившихся, не о таинствах египетских или сокровенных обетах, о чем услышать, без сомнения, мечтали бы наши ученые, – нет, не об этом повествовали моряки, но о том, что двор библиотеки царственно великолепен и чрезвычайно обширен, а помещения высоки и с жилищами богов сопоставимы, так что сами боги могли бы пребывать в них, словно в собственных чертогах. В этих великолепных помещениях, рассказывали очевидцы, до самого потолка поднимались полки, на коих содержались труды по всем возможным наукам, в руки же взыскующих знаний они, между тем, не попадали из-за высоты помещения. Более всего поражала именно эта высота, преодолеть которую ни по лестницам, ни с помощью каких-либо искусных механизмов возможности не было, если б не бесчисленное множество мальчиков, у коих ноги тоньше веревочек, а дыхание подобно дуновению ветерка. Через этих мальчиков многое должно передаваться, а у них не оставаться ничего, как выражается наш Вергилий. Поместившись на особых ярусах по всей окружности библиотеки снизу доверху, они могли обмениваться между собой особыми знаками по им одним ведомой системе и в течение одного дня доставлять любую нужную книгу (лат.). – Перевод M. H. Томашевской. Редактор выражает благодарность Шломо Кролу и Михаилу Сазонову за лингвистическую поддержку.

3

Сочетание имени и фамилии, которые можно условно перевести, как «кукла-насмешница» (англ.).

4

«Каток для белья» (англ.). Можно перевести и как «искажающая слова».

5

Идиоматическое выражение, означающее «коренная жительница Лондона».

6

Иезекииль, 10, 2.

7

Томас Гоббс (1588–1679) – английский философ, создатель первой законченной системы механистического материализма, автор трактата «Левиафан» (1651), в котором государство уподобляется библейскому чудовищу Левиафану.

8

Пляска мертвых (фр.).

9

Пиета (um.) – плач Богоматери, картина, скульптура и т. п. с изображением Девы Марии, оплакивающей мертвого Христа.

10

«Мысли» (фр.) – неоконченный труд (впервые опубликован в 1670 г.) французского мыслителя Блеза Паскаля (1623–1662).

11

Вечное молчание этих бесконечных пространств пугает меня (фр.). Фраза Блеза Паскаля из «Мыслей».

12

Сэр Эдвин Генри Лансир (1802–1873) – викторианский художник-анималист.

13

Густав Климт (1862–1918) – австрийский художник-модернист.

14

На месте преступления (лат.).

15

Отвергающая брак (лат.).

16

Брак создается согласием, а не общим ложем (лат.).

17

Соитие (лат.).

18

Третьего не дано (лат.).

19

Как прекрасная звезда (фр.).

20

Брадаманте – персонаж рыцарской поэмы Лудовико Ариосто (1474–1533) «Неистовый Роланд» (1516), дева-воительница, переодевающаяся в мужское платье.

21

Иоанн, 14.27.

22

Матфей, 11.28.

23

Иоанн, 14.14.

24

Иоанн, 16.2.

25

Иоанн, 13.34.

26

Престижное военное училище сухопутных войск, основано в 1946 г.

27

Все люди осуждены на смерть с отсрочкой исполнения приговора на неопределенное время (фр.)