Софья Ролдугина - Ключ от всех дверей

• Название: Ключ от всех дверей
• Автор: Софья Ролдугина
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011

У нее есть ключ от любой двери, но нет желания их открывать. Она может рассмешить любого, но сама не любит смеяться. Вокруг нее много людей, но они не могут прогнать ее одиночество. Говорят, она безумна. Да и сама она почти уверена в этом… Познакомьтесь — Лале Опал, шут Ее величества.

---

Незнакомец улыбался, но в этой улыбке не было ничего хорошего. Темнота за его спиной казалась живой, будто там, в комнате, мельтешили тысячи ночных мотыльков. Не в силах вынести жути, которую источала окутанная алым шелком фигура и темный проем двери, я поклонилась, едва соблюдая этикет, и бегом кинулась по коридору. Забежала в первую же дверь, не особенно заботясь о том, видят меня или нет, прошмыгнула в свою спальню и забилась под одеяло.

В темноте и тишине, пахнущей свежевыглаженным бельем и мятой, мне стало полегче. Я свернулась в клубочек, стараясь выбросить все мысли из головы, но потусторонний ужас, что овладел мною, не спешил уходить окончательно. «Ах, почему я отослала Мило! — билось раненой птицей в голове. — Почему я сейчас одна!»

Постепенно меня сморил сон, наполненный глухим звоном. В него вплеталась песня, бессмысленная и страшная.

Нет ничего в груди…
Лишь дин-дон — звонит костяной колокольчик…
Все дин и дон — звонит костяной колокольчик…
И дин, и дон — звонит костяной колокольчик…
Сердце мое разбито!
Нет ничего в груди…

Чем больше я старалась выплыть из этого кошмара, тем сильнее он утягивал меня за собою. Сердце разбито, я одна, одна…

Нет ничего в груди…
Лишь дин-дон — звонит костяной колокольчик…
Все дин и дон — звонит костяной колокольчик…
И дин, и дон — звонит костяной колокольчик…
Сердце мое разбито!
Нет ничего в груди…

— Мило! — воскликнула я и проснулась.

За окном было совершенно темно. Горели свечи, распространяя тяжелый запах плавящегося воска. На кровати, совсем близко — только руку протяни, сидел высокий мужчина с породистым лицом потомственного аристократа. Волосы его были заплетены в длинную косу, перевитую желтой лентой.

— Бедная девочка… — произнес Холо до боли знакомым голосом и положил на мой разгоряченный лоб ладонь. Она была холодной, сухой и жесткой, с мозолями на пальцах от гитарных струн. — Ты совсем запуталась… Бедная моя дочь…

— Холо, — прошептала я и села, переплетая свои пальцы с его. — Наставник… Я так тосковала, когда ты ушел… Почему? Почему ты это сделал?

Он улыбнулся тепло и ласково, как я всегда любила.

— Я не мог оставаться здесь. Мне было душно. Скоро и ты почувствуешь это, моя бесценная Лале. Скоро и ты уйдешь. Этот мир устал от тебя, а ты устала от него. Еще немного — и он вытолкнет тебя на Бесконечный путь, и никто не сумеет этому помешать. Тот мальчик, Мило, — его голос стал ровным и тихим, как будто я была больна. — Ты любишь его?

— Не знаю… Наверное, да…

— Ты оставишь его, Лале, — спокойно произнес Холо. — Ты оставишь его, как я оставил тебя.

В сердце что-то оборвалось.

— Нет! — крикнула я. — Ни за что!

Я оттолкнула его руку и рванулась к двери так, словно от этого зависела моя жизнь. Все мое существо превратилось в один сплошной комок навязчивых желаний: увидеть Мило, прикоснуться к Мило, обнимать его, говорить с ним…

Мило был совсем близко — за первой же дверью.

И так далеко…

А в ушах все звучали слова Холо:

— Ты оставишь его. Бедная, бедная девочка…

Глава двадцать первая, в которой Лале вспоминает о прошлом

К чести Мило, он даже не удивился, когда я, взъерошенная и заплаканная, ворвалась в его спальню и с размаху прыгнула на кровать.

— Лале? — только и улыбнулся он сонно, приподнимаясь на локтях. — Я уже и не надеялся вас дождаться.

Дыхание перехватило от нежности. Из легких вырвался всхлип, протяжный, как стон.

— Мило…

Я резко выдохнула, пряча лицо на таком знакомом и уютном плече. Тягучая боль, от которой сердце сжималось в трепещущий комок, начала мало-помалу отступать.

Мило пах терпкой корицей, молоком и спокойствием.

Когда это началось? С какого мгновения начала отсчет новая эпоха, в которой он из мальчика, ученика, подопечного превратился в мужчину, защитника?

Где были мои глаза, когда я почти двадцать лет смотрела на него — и видела лишь бывшего воришку, еще вчера спасенного мною из вороньей клетки?

— Вы плакали, госпожа? — Авантюрин ласково провел по моим волосам. — Почему?

Я вздрогнула.

— Холо приходил.

Даже для меня в этой короткой фразе боли и сладкой тоски было многовато.

— Ваш наставник? — осторожно спросил Мило. — Вы… поговорили?

«Ты оставишь его. Бедная, бедная девочка…»

Мои пальцы впились в спину мальчишке с такой силой, что не будь на нем рубашки, то наверняка ногти расцарапали бы медовую кожу до крови. Я думала, что Авантюрин отшатнется, зашипит — но он лишь вздрогнул… и обнял меня еще крепче. Почти до боли.

И это дало мне силу прошептать побелевшими губами:

— О, да, поговорили… Но на сей раз я предпочла бы, чтобы он промолчал.

Мило ответил не сразу. Но когда он заговорил, его слова были наполнены тягучей, холодной яростью — той, что почти целиком идет от рассудка, и совсем немного — от чувств.

— Знаете, а я бы с удовольствием поколотил его, вашего наставника. Хорошенько так, до черных синяков.

От неожиданности я даже перестала трястись, словно в лихорадке.

— За что?

Сухие, холодные пальцы коснулись моих век, снимая соленую росу.

— За то, что играл с вашей жизнью. За то, что бросил вас, наигравшись. За то, что свел вас с ума…

Мои губы тронула улыбка. Да, когда-то я бы тоже все отдала, чтобы начистить своему наставнику его тоскливую физиономию, но теперь… Мне многое пришлось пережить, и в полотне судьбы темных нитей было гораздо больше, чем цветных, но эти короткие мгновения счастья стоили и помешательства, и целого моря пролитых слез.

Если бы Холо взял меня с собою, я никогда не услышала бы чудесных песен Суэло Аметиста, этого воплощения всех пороков с невинным и соблазнительным взглядом. Не увидела бы картин Тарло, что в одно мгновение переворачивают мир. Не впустила бы в свою душу Безумного шута, не спасла бы глупую девчонку Шалавису… и не встретила бы своего единственного, такого любимого ученика.

— Госпожа… А вы испытываете чувства к Холо… лишь как к наставнику?

Ревность в голосе Мило звучала просто чудесно.

— Как сказать, дорогой мой…

— Скажите прямо, — я услышала, как он скрипнул зубами. И рассмеялась — нервно, почти истерически.

Рыжая кошка с хитрым взглядом, что живет в каждой женщине, требовала запустить коготки поглубже в сердце мальчишке — как любим мы мучить других, когда сами страдаем от боли! Но слишком велика была благодарность к Мило, чтобы вот так издеваться над ним.

— Нет, мой светлый. Холо — отец, наставник и друг… А любила я другого. Лило… Встреча с ним была подобна встрече с пламенем на заледеневшей равнине.

Я замолчала, давая Мило возможность заполнить тишину словами. Внутри рождалось странное чувство. Казалось, еще немного — и воспоминания выплеснутся из меня, как закипевший металл.

— Тебе, наверное, интересно, каким он был — Лило-из-Грёз? Тот, кого я любила больше жизни?

И снова ответом мне было молчание, пронизанное таким напряженным вниманием, что держать слова в себе стало невозможно.

— Что же, я расскажу. Слушай.

Ночь. Одиночество. Гулкая стынь.
В воздухе — пепел, туман и полынь.
Синюю бездну — шелковый лед,
Росчерком острым звезда рассечет.

Взгляд — очарован. Вздох… Или крик?
Как неуклюж человечий язык!
Как описать ослепительный миг —
Тлеет звезда на ладонях моих?

Окоченевшего сердца надлом,
Словно росток, оживает в чужом
Ярком, волшебном, уютном тепле.
Снова — огонь на остывшей золе.

Это мгновение — счастья глоток.
Дальше — лишь жажда и горький урок:
Вспышка угаснет — станет горчей
Синяя бездна полынных ночей.

Я застываю… сердце в груди
Бьется, твердит мне: надейся и жди.
Если когда-то сломан был лед —
Солнце дорогу к небу найдет.

Я повстречала его на третий день пребывания во дворце. Помню, что возвращалась тогда, словно мертвая, в свою комнату — все еще пустую, неуютную, будто бы и нежилую. В горле стоял противный комок. Представление раскладу и принятие карты — не самая приятная процедура. Тебя словно выворачивает наизнанку, раздирает на части… а в душе поселяется кто-то чужой, толкающий на странные поступки. И до того мой разум нельзя было назвать ясным, а теперь я совсем потерялась в тоскливом, рвущем душу желании ощутить рядом простое человеческое тепло.

Когда из дворца пришло письмо, в котором меня жаловали титулом шута, когда во время личного разговора вдовствующая королева Ширле Сон-без-Сноведений сообщила, что я удостоилась чести стать картой… О, на мгновение в сердце зародилась надежда, что все изменится. «Уж теперь-то рядом со мною будут люди, которые смогут понять и принять Хранительницу», — тешила я себя наивными рассуждениями. Лишь позже пришло понимание, что ничего не изменилось. Карты слишком увлечены собою и делами расклада, чтобы тратить время на такие глупости, как дружба или любовь. Только немногие находят свое счастье — в супружестве или в приятельских отношениях.