Дан Маркович - Монолог о пути

• Название: Монолог о пути
• Автор: Дан Маркович
• Жанр: Русская классическая проза

---

Все это наши внутренние дела. А за окном бурлит и пенится жизнь, равнодушная и жестокая к личности: она стремится или отбросить нас, или закабалить. А если сознательно и не стремится, то всегда наготове Случай, который в 999 случаях и 1000 - НЕ ТО. Ошибка, каверза, соблазн, подвох, мина замедленного действия, угроза, ужас, насилие, смерть - все НЕ ТО! А ТО - в тысячу раз разбавлено, спрятано, недоступно, попадается редко-редко... Поэтому путь в реальном жизненном пространстве осуществляется такими типами, как я, только через увлечение, страсть, заблуждение - закабаление, и последующее освобождение.

Освобождение чаще всего - видимость, бегство от одной несвободы к другой. Но все же, чем ближе к цельности, тем больше возможности быть свободным - без насилия над собой и внутреннего подчинения.

8

Вернемся к "траектории", к ее направленности. Я вижу в ней внутреннюю закономерность - явное движение в сторону большего равновесия и цельности личности, пусть с ошибками, отклонениями, блужданиями, скачками из крайности в крайность. Я говорю только о направлении, хвалиться "попаданием в яблочке" не приходится: мой результат не назовешь сногсшибательным.

Путь пестрит пробами и ошибками: наука была слишком "умной" для меня, простая чувственность слишком примитивной, живопись слишком безгласной, нерассуждающей, а проза слишком многословной. Наконец, нашлось равновесие спонтанных довольно искренних картинок, небольших рассказиков, простой и замкнутой жизни.

Во мне, действительно, сильны два начала, но теперь не вижу в этом большой драмы. Просто, это моя сложность, моя проблема. Мне нужно было эти силы примирить и занять общим делом. И внутренним, и жизненным тоже, потому что я, несмотря на свою сосредоточенность на себе, был деятельным и энергичным. Внимание к себе было фоном. Если бы я был рациональным человеком, настолько же погруженным в свои проблемы, то мне пришлось бы тяжелей. Рациональная основа сильней мешала бы мне, чем нерассуждающее чувство, что ты в центре мира. В центре - и пусть себе!..

Итак, мой "путь", или "траектория" , или жизнь - отражали внутреннюю борьбу за равновесие и цельность. Она была нелегкой, потому что я боялся всего и был закабален. Сначала грузом детства: воспитанием, болезнями, ограничениями, нищетой и многим другим, что несло мое детство. Потом я был закабален уже собой - своей волей, внушениями себе самому, как надо и как не надо, своей постоянной борьбой со случайностью, своими страхами... Многое из того, что когда-то помогло выжить и встать на ноги, потом стало мешать, тормозить развитие. Я был закабален, узок - и постепенно освобождался от самого себя, своей неразумной воли, своего излишне судорожного внимания к себе. От своей собственной диктатуры.

Вот эти попытки найти союз и равновесие главных внутренних сил, и способ жизни, соответствующий внутреннему состоянию, - и есть моя жизнь.

9

Я не знаю, творческий ли я человек, потому что творчество мое не столько потребность, сама в себе, сколько наиболее подходящий для меня способ уйти от растерянности, страха... искать равновесия и цельности. По мере продвижения в живопись и прозу, круг моих интересов мало изменился. По-прежнему я занят тем, что делаю сам. Я мало интересуюсь чужими книгами и картинами. Часто они вызывают во мне раздражение.

Но иногда чужое прорывается ко мне. Тогда с большой силой я чувствую, что потрясен до своих основ. Так действуют очень простые, искренние, пусть неуклюжие истории, а вовсе не изысканное искусство. Простые, но искренние картинки. Рассказы о жизни творческих людей часто вызывают у меня слезы восторга. Мне мало интересны подробности личной жизни, меня глубоко волнует драматизм борьбы. Наследие матери, которая, ничего не понимая в живописи, обливалась слезами, читая биографию Ван Гога. Плохую биографию, но это не имеет значения. Главное - почувствовать в себе связи с этими людьми, с их жизнью. Прочней утверждаешься в том, что жизнь - не "реальность", не тухлые будни, - это удивительный сплав того, что "есть на самом деле", с тем, что чувствуем, придумываем, представляем себе и тоже считаем своим. Мы ее сами делаем, жизнь, сами за нее отвечаем. Наши миры умирают, а все, что остается - только в картинах, книгах и в памяти людей. Кому-то этого мало, и он верит в чудо. Я не верю. Я полагаюсь только на то, что могу сделать сам, а много это или мало?.. как получится.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОНЕМНОГУ О РАЗНОМ

1

Иногда кажется, жизнь как камень, брошенный в воду: летел, упал, сначала какие-то круги... и тишина. Как будто ничего не случилось. Все забывается. Даже собственная история. Что осталось со мной? - то дерево, тот забор... трава у дома... вид из одного окна... запах выпечки из подвала на улице Пикк... несколько слов, несколько лиц... Перечислить - хватит странички, описать - не хватит толстого тома... передать - никак, никогда... Эти люди... они забыты всеми, кроме меня. Они знали то, что теперь знаю только я - один на свете. Как меня звала мать. Про кошку Нюшку, в которую я стрелял из рогатки. Не могу понять, как я мог это делать.... Про плиту в нашей кухне, как ее топили, какой в ней был бачок, в нем грелась вода... Какой был пол под столом у отца. Про Женю З. - несчастный заика, как он всего боялся... Люба... кто о ней помнит, кроме меня?.. Ее "пустая никчемная жизнь", как я тогда считал... Оказывается, помню - она была добра со мной. Мой брат... Никто, кроме меня, не помнит его крошечным, краснорожим существом... он умер уже...

Я бы мог рассказать много историй. Ничего особенного в этих рассказах. Это есть у каждого - какое-нибудь особенное дерево, окно, забытые всеми люди... Теперь они только во мне. Никто не может опровергнуть моего знания. Но и не поддержит его - оно никому не нужно. Меня охватывает ужас. И бешенство - так я устроен, никогда не примирюсь с темнотой, куда ушли те, кто дал мне жизнь или просто сказал доброе слово, улыбнулся... Ужас забытых жизней. Неужели все, что осталось от моего отца и матери, - это я? Ужасно.

Почему это пугает меня? Этим людям больше ничего не нужно - их нет. Боишься за себя, за свои дела?

Боюсь. Имеет смысл только то, что остается. Жизнь может быть прекрасной, увлекательной, забавной, умной - и бессмысленной, если ничего не останется. В конце концов, может, это естественно, и смысла просто не существует? С точки зрения науки, это бессмысленный вопрос - о смысле... А в басни о вечной жизни я не верю. Куда нам вечную, мы с этой едва-едва справляемся, к концу истощаем свои силы, сморщиваемся, стекленеют глаза, все становится безразличным, душа, или что у нас вместо нее... устает, стареет, изнашивается... Нет, мы не рассчитаны на большее, чем имеем. Я уважаю смерть, она нужна. Она сама ничего не делает бессмысленным, она просто прекращает. За бессмысленность отвечают люди.

Эти несколько человек, о которых я вспомнил... Нет, не только страх за себя. Я любил их и не могу понять, не могу... Находятся чудаки , которые жизнь посвящают многотомным историям империй, но кто ведет записи о каждом человеке? Возложили на небесную канцелярию?

2

Меня учили "бороться и преодолевать трудности". Какие дубовые слова... но они отражают суть дела! Я был жестким, упорным, ненавидел собственную слабость, а также не любил тех, кто слаб и не борется с собой. Я во всем винил себя и мало кого жалел тоже. Моя первоначальная жесткость, даже жестокость, во многом была от страха, слабости, неумения поступить мягко, но решительно, от моего нетерпения - мне нужно было сразу все изменить, оставить прошлое далеко позади, пусть на развалинах. Я боялся, что не хватит сил для медленного спокойного напора, ежедневной решительности... Однако "страсть к разрывам" имеет более глубокие корни, в ней не только моя нерешительность, унаследованная от отца. Глубже лежит мой страх "нецельности": все, что уже решено, понято, сформировано и отвердело, может помешать, отвлечь, наконец, противоречить, не дай Бог, новому... И вообще неинтересно. А интересно то, что будет впереди - тепло, свет, все самое-самое...

Теперь я теряю эту веру в будущее, и мое отношение к прошлому меняется. Я стремлюсь собрать вокруг себя все самое важное и сохранить... хотя в сущности, не понимаю, зачем это делаю. Просто мне так спокойней, а это немало.

Постепенно я стал мягче, путем незаметной подспудной работы. Я никогда не старался жить по заповедям. Просто увидел, как мало сумел изменить в себе, хотя долго и упорно трудился. Это постепенно склонило меня к снисходительности к людям - они слабы, а жизнь тяжела и сложна. Если что и можно сделать для другого человека, то это - сочувствие. И помощь в том, что он сам хотел бы сделать для себя.

С годами я полюбил зверей, нервной, даже какой-то горькой любовью. Может быть, потому, что я не сумел ничего путного сделать для своих детей?.. Воспитание человека вызывает во мне только ужас - я никого воспитывать не хочу. Ненавижу повторять то, что хорошо знаю, для меня это просто смерть. И я в растерянности перед собственной жизнью, которую плохо понимаю, хотя почти уже прожил. Я понял, как сложно, мучительно иметь дело с собой. Что результаты "самосовершенствования" часто непредсказуемы. Как я могу решиться изменить другого, "улучшить" его? Вспоминаю мать: она учила меня хорошим, полезным вещам... но сколько сил я потратил, чтобы освободиться от ее внушений, послушать, наконец, самого себя?.. Чего больше я принесу своим влиянием - пользы или вреда?.. С животными проще - я вижу, что полезен, могу спасти от голода, от страха, дать приют. Я чувствую, что, действительно, помогаю.