Дан Маркович - ЛЧК (Записки старого человека)

• Название: ЛЧК (Записки старого человека)
• Автор: Дан Маркович
• Жанр: Русская классическая проза

---

Но это было не все. Все мы состояли в колхозе - Бляс главным свиноводом, Аугуст - бригадиром овощеводов... а председателем избрал себя Гертруда. И опять все хорошо - никакого тебе единоличного хозяйства... Но корыстолюбие расшатает любую сколь угодно прочную систему - Гертруда решил добиваться своей "десятины": "Анемподисту Анемподистово, а колхозу колхозное отдай..." Аугуст плюнул и стал платить овощами, а Бляс платить свининой отказался - "хватит дармоедам и того, что в жэк идет". Из-за этого между председателем Гертрудой и свиноводом Блясовым шел нескончаемый спор. Крылов считал, что основная причина противоречия в неотделении города от деревни; это отделение, по его расчетам, давным-давно должно было произойти. Он говорил, что двойной налог - варварство, и пора выработать принцип более прогрессивный, что-то вроде "колхозник подчиненного мне бригадира - не мой колхозник".

Кроме того, были мелкие налоги, о которых обычно сообщалось в листках на двери нашего подъезда. Эти листки клеились один на другой и со временем образовали слой проклеенной бумаги, утеплявшей ветхую дверь... Как-то раз я возвращался с прогулки и увидел новый листок, на этот раз объявлялось о налоге на котов. Речь, конечно, шла не о цельночерных и чернопятенных, а о маловредных светлых котах. Получалось, что платить придется двум официально зарегистрированным котоводам - Аугусту с его травмированным Серым и Коле с Люськой. У этой блондинки недавно обнаружили темные пятнышки, но Коля храбро доказывал в жэке, что пятна коричневые, а не черные... и вообще, это не пятна никакие, а было расцарапано, а потом зажило так... Райцентровский эксперт к нам ездил неохотно, да и накладно это стало для ЖЭКа самофинансирование теперь, так что все пока обходилось. И Коле пришлось платить. Аугуст ругал жэковцев самыми страшными эстонскими ругательствами, а Коля ругал по-русски, но почему-то не жэк, а тех, у кого коты запрещенные, и в результате отдуваться ему, честному. Так выражалась его жажда справедливости.

У Бляса и Аугуста были большие огороды, и они работали там вместе с Марией и Анной. А мы с Крыловым и Лариса с Антоном играли в огороды... нет, что-то и у нас росло, но не сравнить с серьезными людьми. У Ларисы был еще отдельный крошечный участок, где она выращивала особые травы, никого туда не пускала и возилась там почти все время. Мы таскали воду, поливали, пропалывали и вели разные разговоры. Крылов считал, что со временем человечество сможет прокормить себя на земле и пенсионного супа не понадобится. Мы с Антоном сомневались и даже удивлялись его оптимизму ведь историк, а он нас убеждал. Из-за малого количества людей, он считал, почвы отдохнут и снова будут давать большой урожай.

- Эт-то прекрасно, - обрадовался Антон.

- Не будет урожая, - категорически заявила Лариса, - никто не хочет больше улавливать азот из воздуха, а без этого - конец всему живому миру. Правда, Антоний?..

- О, да... - тут же согласился Антон, - эт-то проблэ-эма...

Крылов возразил, что микробы, улавливающие азот, еще живы, но зато погибли те, кто сбраживал спирт, преследуемые новым и страшным вирусом, а следовательно, становится невозможным пьянство... Ну что пустырник, что пустырник... ведь как пили! - могли выпить стакан почти чистого спирта...

- О-о-о... - Антон был потрясен, я тоже не помнил, чтобы так чудовищно пили, но Крылов стоял на своем и говорил убедительно:

- И если теперь не пьют - то какое очищение возможно для человечества...

- А как там, на Западе? - робко спросил Антон.

- Пьют, и еще как... - авторитетно заявил историк. - Пьют - и уже докатились до полного разложения...

- По-моему, пить - это ужасно, а не пить - трудно... если есть, что пить, а у нас проблемы нет. Так же обстоит дело с преступностью - проблемы уже нет...

Лариса, как всегда, завела разговор о котах. Она нападала на Крылова "бесчувственный вы человек..."

- Надо думать о людях, - убеждал историк, - у нас есть цивилизация, история, память, культура и многое другое, чего нет у котов, и эти ценности мы должны сохранить...

Лариса говорила, что коты - великие мудрецы и прорицатели, а черные коты обладают особой силой, которую человечество пока не может понять.

- Ну вот, вы сами говорите, только другими словами - о поле, которое излучают эти животные, а ведь с этого начался кошкизм...

- Я говорю о влиянии на судьбу... как можно их уничтожить, если они влияют на судьбу? Наступит полный хаос - и ничего, ничего нельзя будет предсказать...

- Кошкисты тоже говорят о влиянии... они считают, что влияние дурное, наука подтверждает это. А значит, надо переделать природу - котов убрать, чтобы все шло хорошо...

Лариса была поражена - и замолчала. Крылов продолжал:

- Конечно, поле-ерунда, но в данной ситуации... пусть они лучше занимаются котами...

Опять он об этом... Я представил себе, что моего Феликса, который столько лет ждал меня, убьют и повесят на столбе. На что мне тогда вся ваша история и цивилизация...

С реки шел, загребая землю тяжелыми сапогами, Коля, за спиной деревянный ящик.

- Вот ты, скажи мне, - обращался он к историку, - почему это р-рыбы не стало? Раньше я... во-о-о... - он разводил руками, - а теперь... - он еле раздвигал пальцы, - во! - и все...

Крылов говорил ему о течении рек и глобальном изменении климата, но Коля не верил: "Не-е-е, это все коты..."

- Ну что за чушь! - не выдерживала Лариса.

- Женщина не могёт знать этого дела, - глубокомысленно говорил "дядя" и шел домой...

А после огорода, вечерами, мы с Феликсом смотрели на закат. Солнце садилось слева, и, чтобы увидеть его, мы выходили на балкон. Феликс сидел у меня на плече, и мы смотрели на медный шар, который по мере приближения к земле менял свою форму. Наконец они касались друг друга, и постепенно огромная тревожная темная земля поглощала маленькое бездумное светило... золотые и красные лучи кидались во все стороны, то высвечивали какое-то мертвое окно - и оно вспыхивало на миг, то дерево вспыхивало, горело и сгорало - съеживалось и темнело... то какое-то ничтожное стеклышко или обломок нужного прежде, а сейчас забытого и заброшенного предмета загорался с поразительной силой - жил и горел мгновение - и умирал... момент, в сущности, трагический, с которым ни одна трагедия не сравнится, если б мы не были так защищены верой - оно, это же солнце, скоро всплывет из-под земли, появится - и будет завтра...

Но чаще мы не выходили на балкон, а сидели в кухне и видели закат по отражению в стекле распахнутого окна - и окно освещало наши задумчивые лица: мое - бледное и морщинистое, и черное треугольное лицо кота, сидящего на столе... Исчезало солнце - и наступал краткий миг тишины и сосредоточенности, сумрак бесшумно мчался к нам огромными скачками, завоевывая притихшее пространство... еще тлели кое-где красные огоньки, еще светились верхушки деревьев и крыши домов... но то, что должно произойти, уже произошло - день сменился ночью... Скоро станет прохладно, мы прикроем окно, перейдем в комнату, я сяду в кресло и зажгу свет, возьму книгу, Феликс скажет "м-р-р-р" и прыгнет на колени, устроится привычными движениями...-и, не думая о прошлом и будущем, согревая друг друга своим теплом, мы помчимся куда-то вместе с темной разоренной землей... живы еще, живы, живы...

Конец лета

Кончилось лето, вот и наши летние радости позади. Какое спокойное было время - мне повезло. Впереди короткое тепло сентября и тихое умирание природы в октябре, прозрачные желтые листья - все еще будет, но приближается время темноты и тревоги, никуда не уйдешь от него. А может, взять большую корзину, посадить в нее Феликса и пойти на юг? Днем кота буду прятать, а ночью выпущу, и он бесшумно будет бежать рядом... Я пробовал ходить с ним подальше, за город, в поля. Сначала он шел за мной, потом останавливался и смотрел, как я ухожу. Пробежит еще немного - сядет и уже никуда не идет, смотрит мне вслед. Я не выдерживал этого взгляда, возвращался - он довольно урчал и поворачивал к дому, бежал теперь впереди, хвост поднят прямой ровной елочкой, оглядывался - иду ли...

Один раз я решил отнести его далеко, может быть, он все же пойдет? Нет, он стал сопротивляться, грозно рычал и наконец вырвался, пошел не оглядываясь назад, не выбирая дороги... хвост опущен, спина согнута - я обидел его. Он долго помнил этот случай и садился, как только мы достигали границ его владений... Нет, я не смогу его взять... и оставить не могу чтобы опустела эта квартира, и он бы снова ходил здесь и ждал, когда же его пустят домой, накормят и дадут посидеть в кресле, на коленях...

Мы сидели с Феликсом на кухне у окна и смотрели, как люди возвращаются с поля. Впереди шагал Бляс, размахивал ручищами и смеялся, за ним шли Аугуст, Мария с Анной. Остальные, в том числе и я, уже покончили со своими игрушечными огородами. Робко стучался, приходил Антон, брал Феликса на колени. Мы пили чай из зверобоя с мятой.

- А что писатели нынче, о чем пишут? - спрашивал Антон.