Дан Маркович - Белый карлик

• Название: Белый карлик
• Автор: Дан Маркович
• Жанр: Русская классическая проза

---

Зря говорят, много думать вредно. Не вредно, а смертельно для любого дела. Начать не могу, что-то внутри сопротивляется. Хочется плана, чтобы от начала до конца Невским проспектом... Не получалось с планированием. А сгоряча начнешь чирикать, вдруг заткнется фонтан красноречия?..

Наконец, придумал - для начала самые простые записи вести, заметки. Чтобы потом вспомнить и по ним настоящую повесть написать. И сразу легче стало, пишу как пишется, говорю сам с собой. А писательскую работу отложил в долгий ящик.

Не знал простую истину - временные записи самые постоянные, никаким топором не вырубишь.

***

Иногда мы с Гришей шиковали, бутылку токайского и в гости. У него знакомых куча, весь авангард. Как-то пришли в одной даме, у нее салон, картинки продаются. Сам Лева Рубик выступал. Мальчик лет двадцати пяти, гений, они говорят. Я думал, будет рукопись читать, а он аккуратно сел, вытащил из кармана стопку карточек, на них в библиотеке записывают книжки, взял первую, прочитал, отложил, потом вторую, третью... На каждой одна фразочка, иногда неглупая, но чаще обычная, ничего особенного. Такие в воздухе летают и доступны каждому, простите, дураку, зачем их записывать...

Но все смотрят как на фокусника, зайцев из шляпы за уши вытаскивает, одного за другим.

Я сначала разозлился, а потом пригляделся - мне жаль его стало. Донельзя застегнутый, зашнурованный до последней дырки человек, ничего своего сказать не может, выкрикнуть не в силах, то ли страсти не хватает, то ли стесняется... И придумал себе цирк, его зрелище само по себе интересует, как все происходит, как устроено... На все искреннее и глубокое снаружи смотрит, а оттуда совсем другая картина, смешная даже.

Вышли мы с Гришей, тихая ночь, снег мягкими воланами прикрыл дневную грязь, кусочек луны подглядывает из-за голубых облаков... Идем, скрипим, он молчит, и я молчу. Мне неудобно высказываться, дурак дураком в этих делах. А потом в один момент сошлись - как захохочем оба, глядя на звезды зимние, на осколок луны...

- Во, бедняга... - Гриша мою мысль на пол-оборота вперед угадал.

И я так считаю:

- Не можешь простое слово, молчи в тряпочку!..

- Не-е, я не согласен, - Гриша говорит, он поддерживает, но не соглашается, - пусть себе наблюдает.

Лева, говорили, неплохой человек, рассеянный, тихий и печальный. Пробовал стихи писать, не получилось у него. Не женится, боится ответственность взять.

Тут я его понимаю.

***

Другой раз стихи читал толстый малый с рябыми щеками, завывал смешно. Мне запомнилось одно - Дверь! Дверь! С любовью написано, я к дверям тоже неравнодушен. Хотя веранда у меня вообще без двери была... Не забыл о ней, мечтаю. Хижину в песках помню, тоже без двери. Мы там два дня отсиживались без воды, пока песок не улегся, потом дальше пошли. Тот песок у меня в зубах навечно скрипит.

А про Леву Гриша еще сказал:

- Ни страсти, ни куража - придумки одни холодные. Прячутся за слова, макаки бесхвостые.

- А я могу?..

- Чего могу?

- Ну, написать толковое, умное...

- Не-е. Тебе умное никогда не написать. Но ты пиши, пиши, просто пиши как пишется. У тебя другое затруднение, слегка помяли тебя. Жизнь не хочешь любить. Просто так, ни за что. А писать - напишешь чего-нибудь, еще почитаем.

Я было обиделся на него, а потом вижу - прав. За что ее любить?.. Не люблю. Какие-то мелкие картинки остались от теплой жизни - их вижу, о них и пишу. А остальное пустыня, что о ней писать, только стоять и выть. Вот и стою посреди нее и вою хриплым своим жутким голосом. Оттого люблю волков, за этот вой бездомный, за дикую неприкаянность. В сильных словах не смысл, а именно вой слышу. Вой по жизни, по смерти, по страху своему... по любви, которой быть не может.

***

Потом Григория выгнали из магазина. А с ним и меня поперли, человек-невидимка, в кадрах не числится. Какие теперь кадры... Одним словом, оглоблей по воздуху, а угодили - мне по челюсти. Оба дома купил всем известный налетчик, решил открыть казино и элитный ресторан. Входишь, сто баксов швейцару в грудной кармашек, представляешь?..

Гриша тоже задумался о жизни, хоть и свобода, а кушать хочется. Сбили меня якобы демократы с панталыку, говорит.

- Тебе уехать надо, - он теперь считает, - говно плавает, а гениев кормить не хочет. Там хоть сытно и спокойно, в Германии-то. Пособие платят. Стоит только пожаловаться - жертва строя. Сразу кинутся помогать. А что?.. воевал против воли, ранен, болеешь вот. Ты же Россией рожденный заяц русак, у нас только больные не пьют.

- Не-ет, все не так!.. Какого хрена бежать - моя страна. Язык, люди понятные... И меня при этом выпирают?.

***

За полгода до нашего изгнания мы заработали на овощах, разгрузили несколько вагонов. Не только мы, конечно, но всем неплохо заплатили. И нам одной стобаксовой бумажкой на двоих, она у Гриши под скатеркой спрятана. У него на столе скатерть, как у приличного. Всегда мечтал, говорит, надоело на клеенке, всю жизнь как свинья ел. Почему свинья, не знаю, на клеенке куда гигиеничней, протрешь грязь мокрой тряпочкой и снова порядок. Всего не протрешь, он считает, а скатерть признак уюта. Пусть серая от употребления, все равно не убедишь его.

Победовали неделю, две, пришлось вытащить бумажку. Гриша отправляется менять ее на рубли. Вечером прихожу, весь день искал подкалымить, а он молчит. Молчал, молчал, потом рассказал.

- Пошел менять где поближе, на угол в пиво-воды...

Я же говорил ему!.. Хозяин взял бумагу, вошел в свою будку и не возвращается. Окошко у него зашторено, не видно что творится внутри. Гриша ждал, ждал, решил постучаться. Долго стучал, наконец высунулась рожа, совсем другая, и говорит - твоя деньга фальшивая, иди отсюда. Окно захлопнулось, разговор окончен. Гриша постоял и вернулся.

- Что с ними сделаешь, как-нибудь проживем...

Будь я в нормальном настроении, повздыхал бы с ним и забыл. Сам виноват, шел бы на обменный пункт, ведь рядом, а с бандитами не связывайся. Но я был на взводе от всех этих дел, неустройства своего... Поэтому, ничего не сказав ему, на следующее утро пошел на угол.

***

Хозяин невысокий человек с узким лицом. Губы щелью, брови густые, он как раз вышел из будки, ставни снимает. Я подошел, говорю все, что думаю о нем. Он не глядит на меня, молчит, лицо ничего не выразило. Я закончил речь, он сунул голову в окошко и зовет:

- Мамед, к тебе человек по вчерашнему вопросу, разберись.

А мне:

- Зайди к нему, он разберется.

Или примерно так сказал, никакого акцента у него, нормальный русский голос. Я даже успокоился, все-таки напряжен был.

С торца небольшая узкая дверца. Домик из прочной жести, а дверь вообще бронебойная, толстый стальной лист. Ручки нет, я схватил за петлю для висячего замка, потянул, дверь легко подалась, мягко отворилась. И вижу, на полу, а это узкий проход между мешками у задней стенки и передней стеной, где окошко для торговли... там человек лежит, ботинками к двери, спиной к ящикам с пивом прислонился. Он полулежал, полусидел, в одной руке окурок, другая за пазухой свободно размещается. На нем длинное кожаное пальто, на голове ничего, волосы темно-русые, слегка вьются. Глаза у него карие, теплые, веселые... красивый малый лет тридцати пяти, с небольшой бородкой, усиками, вполне культурный вид.

- Мы все сказали старику, ты не понял?.. Деньги фальшивые.

- Верни тогда деньги, - говорю.

- А, вернуть... пожалуйста... - он отвечает, и рука, что за пазухой, понемногу выползает на свободу. И я вижу знакомую вещь перед собой, серьезный калибр...

Оказалось, ничего не забывается. Рывок вправо, упал на бок, откатился в сторону... теперь очередями, очередями, чтобы не высунулся!.. И гранату в окошко!..

Смех меня остановил. Ни автомата, ни гранат, я в грязи на тротуаре лежу. Передо мной стоит тот, первый, и негромко смеется:

- А ты, оказывается, солдат.

И второй, выглядывает из двери, в руках уже ничего, встал, потягивается, подходит и очень дружелюбно говорит:

- Шютка. Реакция у тебя... Но если б я хотел, понимаешь... Ты бы не успел дверь открыть!..

- А я бы не открывал, гранату в окошко...

Оба подошли вплотную, южные люди общаются на близком расстоянии, если доверяют.

- Слушай, зачем тебе фальшивая бумажка? Или не веришь?..

- Проверим?

- Пошли.

Вытаскивает бумажку, я вижу, та самая, один уголок помят и слева внизу небольшой надрыв.

Пошли на пункт обмена, он рядом. Оказалось, они правы.

Посмеялись они, а потом тот, кто на полу лежал, говорит:

- Тебе, солдат, мы готовы уступить, половину заплатим. Иди к нам, ты нужный человек.

- Ну, не-ет, - отвечаю, - я свое отвоевал.

Они снова посмеялись, ладно, подумай... И вообще, приходи, еще разменяем.

Мне это не понравилось. Не хочу войну в наш дом заносить. Долго старался забыть ее. Оказывается, не получилось. Тело помнит, тело...

***

Проели эти деньги, а дальше что?

Дальше еще хуже пошли времена. Полезли изо всех щелей уроды, глазенки выпучили... Этого - уби-ить, того - замочи-ить... Не помню такого, в забитости жили, но без кровопускания обходились. Пусть ругал, обвинял, смеялся над сказками, но такой свободы не ожидал...