Надежда Львова - Старая сказка. Стихотворения

• Название: Старая сказка. Стихотворения
• Автор: Надежда Львова
• Издательство: Альциона
• Жанр: Поэзия
• Год: 1914

Надежда Львова (1891-1913) – рано ушедшая из жизни, поэтесса Серебряного века. «Старая сказка» – первая и последняя ее книга. Данное издание - второе (посмертное) издание сборника "Старая сказка" (1914, Альциона), дополненное стихами, не вошедшими в первое издание. Поэзии Львовой присущи естественность и непосредственность. Ее стихи отличает глубина и острота переживаний, качества, за которые критика прощала автору технические огрехи. В отзыве на «Старую сказку» А. Ахматова писала: «Ее стихи, такие неумелые и трогательные, не достигают той степени просветленности, когда они могли бы быть близки каждому, но им просто веришь, как человеку, который плачет».

Примечание: все стихи приведены в соответствие с современными нормами орфографии.

---

НАДЕЖДА ЛЬВОВА. СТАРАЯ СКАЗКА. СТИХОТВОРЕНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Первое издание этой книги вышло осенью 1913 года. Тогда казалось, что дарование молодого автора сулит ему счастливую литературную будущность. Однако, судьбе угодно было иное, и вот, настоящее второе издание является уже посмертным.

Биография Надежды Григорьевны Львовой коротка, как коротка была ее жизнь. Она родилась 8 августа 1891 года в гор. Подольске, Московской губ. В 1908 г. с золотой медалью окончила в Москве курс Елисаветинской гимназии. 24 ноября 1913 года она скончалась.

Стихи Надежда Григорьевна, по собственным ее словам, начала писать очень недавно. Если не ошибаемся, первые опыты ее относятся к 1910 году; по крайней мере в бумагах ее более ранних стихов не нашлось.

Её дарование быстро крепло. Уже в 1911 году стихи Львовой печатаются в «Русской Мысли». Впоследствии они помещались в альманахе «Жатва», в журналах «Женское Дело», «Мезонин Поэзии», «Новая Жизнь». Конечно, как большинство молодых поэтов, Надежда Григорьевна более была известна в литературных кругах, нежели в широких кругах читающей публики.

В жизни Львовой не было значительных внешних событий. Тем примечательнее та напряженность лирического подъема, которым отмечена ее поэзия. В ваши дни, когда умение писать безукоризненные по форме стихи мало-помалу становится достоянием улицы, Надежда Григорьевна резко выделялась из толпы литературных своих сверстников редким, но ей несомненно присущим даром: внутренним правом на звание и труд поэта.

Голосом порой робким и срывчатым, говорила она о том, что действительно волновало ее. Не умение пользоваться теми или иными литературными приемами, а подлинная глубина и острота переживания подчас делали стихи ее выразительными и меткими. Мы не обидим, но почтим ее память, если скажем, что талант жить был в ней выше и замечательнее таланта литературного. Быть может, это и было причиной того, что волнения, скопившегося в ее душе, нашли себе разрешение не в поэтическом творчестве, а в трагической смерти.

* * *

Это издание «Старой сказки», которой суждено было быть первой и последней книгой Н. Г. Львовой, мы решились дополнить стихами, написанными после выхода первого издания, а также некоторыми стихотворениями, ранее не вошедшими в книгу по причине той несколько преувеличенной строгости, с какой Надежда Григорьевна относилась к своей поэзии.

Даты, поставленные под стихами, определены частью по сохранившимся рукописям, частью же (там, где указан лишь год и месяц) установлены по воспоминаниям друзей.

«Альциона».

СТАРАЯ СКАЗКА

Es isf alte Geschichte

H.Heine

Старая сказка

Сказка! Старая сказка — с ее огнецветными далями!
Сказка! Старая сказка: в задумчиво-темном бору
С нашей детскою радостью, с нашими снами-печалями,
Мы куда-то бредем, мы куда-то скользим поутру.

Далеко-далеко, за глухими, пустыми полянами
Обагренное солнце на землю не смеет взглянуть…
Мы стоим пред какими — еще неоткрытыми странами?
И направо, налево, иль прямо змеится наш путь?

Если вправо — один не вернется из леса сурового.
Если влево — другому навеки закроют глаза…
Ну так прямо! Пусть вихрем нежданного, вечного, нового,
Над обоими вспыхнет, обоих закружить гроза!

В эту даль! В эту мглу, где мы склонимся оба, пронзенные
Яркой молнией с крыльев невиданных нами Жар-Птиц…
Сказка! Старая сказка! Зачем же спешим мы, смущенные,
Если все уж известно из строк перечтенных страниц!

ЗОРИ

Ты помнишь первую любовь

И зори, зори, зори?

А. Блок

«Я оденусь невестой — в атласное белое платье …»

Я оденусь невестой — в атласное белое платье,
Серебристой фатой обовью темноту моих кос,
И кому-то, во мглу, протяну безнадежно объятья,
И покорно отдамся потоку стремительных грез.

Прислоняясь к окну, залитая сиянием лунным,
Буду ждать, буду звать в безысходной ночной тишине.
И аккордом усталым, печальным, томительным, струнным,
Пронесется мой зов к недостижной, холодной луне.

И луна мне шепнет, что бесцельно мое ожиданье,
Что надолго-надолго—навыки! мой сказочный плен,
Что напрасен порыв к неразгаданной тайне свиданья…
Я одна навсегда в многогранном кольце перемен.

На устах утомленных, не вспыхнув, погаснуть проклятья.
Бледный день, разгораясь, глаза мне начнет целовать.
…Ночью снова надену атласное белое платье
И кого-то во мгле буду ждать, буду ждать, буду ждать…

«Загорелись, заблестели яркой радугой снега…»

Загорелись, заблестели яркой радугой снега.
Заиграли, зазвенели в переливах жемчуга.
В легкой дымке онемели полусонно берега.

Кем-то брошены на щеки лепестки багряных роз.
В отдалении, за нами, цепь серебряных берез.
Нить неведомых мечтаний протянул, смеясь, мороз.

Руки вместе, взоры вместе, быстро-быстро мы скользим…
Что мы можем? Что мы смеем? Что так жадно мы хотим?
Над какой угрюмой бездной с нашей тайной мы летим?

Дальше! Дальше! Все забыто. Только взгляд горит тоской.
Только смех звучит так жутко. Только смех – совсем чужой.
В этот миг нас только двое. В этот миг – лишь ты со мной.

В чуждых далях распустился яркий рдеющий цветок.
Кто-то понял чей-то робкий, нежно брошенный намек.
Знаю, знаю, нас не минет страсти яростный поток!

Но пока, еще свободны, быстро мчимся в царстве грез.
След на льду змеится лентой. На щеках мерцанье роз.
И смеется еле слышно над бегущими мороз.

«Гаснут дни тревожные тающей зимы…»

Гаснут дни тревожные тающей зимы…
Грезы невозможны е! Снова вместе мы!

Снова плачем радостно, снова дерзко спорим.
Снова верим благостно предвесенним зорям.

И, сквозь мглу туманную призрачных ночей,
Видим долгожданную лестницу лучей.

Льются, раскаленные, яркими ручьями…
Мы скользим, пронзенные вечными мечами.

В высоте иль в бездне мы? В небе ль мы летим?
Над путями звездными вьется сказки дым.

Вьется, расстилается лаской влаги зыбкой…
Сладостно мечтается… плачется — с улыбкой.

Сердце беспокойное! В бездны загляни!
Слушай хоры стройные. Солнц впивай огни.

Трепещи томительно, счастья ожидая:
Вспыхнуть ослепительно сны святого рая!

«За каждый вздох безмерной радости…»

За каждый вздох безмерной радости
Готова месть.
Так краток миг кристальной сладости,
А слез — не счесть!

Как будто кто-то, злобно мстительный,
Глядит из туч…
Что это, Лук звенит губительный?
Иль счастья луч?

О, луч блаженства, сказка жгучая,
Ты рай даришь…
Но вот уже, стрелой певучею,
Меня разишь.

И я — в пыли… Я — раб склонившийся…
Чернеет тень.
А где-то день… В веках приснившийся
Безбрежный день!

«Вечер нежный, вечер грустный, странно-одинокий…»

Вечер нежный, вечер грустный, странно-одинокий,
Заглянул, с укором робким в мертвый взор Судьбе…

– Друг желанный, незабытый, друг, теперь далёкий!
Я боюсь в тиши вечерней думать о тебе!

Вечер плачет, затеняя яркие ступени.
Вечер бледными штрихами чертит чей-то лик…

– Я плету венок из хрупких детских сновидений.
Я люблю тебя, как прежде, в этот зыбкий миг.

Вечер гасить тихим плачем пламенным розы,
Утомленно надвигает синий дым теней…

– Наша страсть была, как листья трепетной мимозы:
Не завяла, но закрылась, чуть коснулись к ней.

Друг желанный, незабытый! Пусть в немые дали
Донесется зов мой страстный, мой последний зов!

Но звенят рыданья ночи, полные печали…
Нам не сбросить, нам не сбросить тягостных оков!

«Мгла обняла крылом усталым…»