Вениамин Федченков - Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский

• Название: Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский
• Автор: Вениамин Федченков
• Жанр: Религия
• Год: 1997
• ISBN: 5-89825-013-1

Имя преподобного Серафима Саровского знает каждый русский человек. О нем написаны десятки книг и снято множество фильмов. При жизни к нему стекались тысячи. После смерти - миллионы. Его молитвенное предстояние хранит наше Отечество, спасает и излечивает множество людей. Каждый человек должен знать жизнь святого старца Серафима, учась у него Вере и Любви, подражая ему в мудрости.

      Автор этой книги тоже удивительный человек - русский православный архиерей, Епископ Армии и Флота Белой Армии Врангеля, прекрасный проповедник, замечательный духовный писатель, дипломат и монах-аскет - митрополит Вениамин (Федченков). Господь даровал ему наполненную множеством событий жизнь. Он родился в бедной крестьянской семье в Тамбовской губернии. Родители своим трудом и терпением смогли дать всем трем детям прекрасное образование - будущий владыка окончил земскую школу, уездное училище, Тамбовское духовное училище и Семинарию, а в 1917 г. - Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Благодаря полученным знаниям, трудолюбию, твердости характера, личному мужеству, скромности и умению переносить лишения владыка снискал к себе уважение в разных слоях общества. Всю свою жизнь он трудился для сохранения мира и целостности разорванной гражданской войной Русской Православной Церкви, любовью и словом залечивая душевные раны, нанесенные братоубийственной бойней. Во время Второй мировой войны митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин делал все возможное для помощи Советской Родине в ее войне против фашизма. Вдали от России владыка служил Богу и людям с мечтой вернуться в любимое Отечество. В 1948 г. его мечта исполнилась. После 10 лет архиерейского служения в Латвии, Ростове-на-Дону и Саратове он ушел на покой, поселился в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре, где и почил о Господе.

---

Сам преподобный не дерзнул бы, по смирению своему, оставить пустынь и идти на проповедь, учительство и “служение. Не захотел бы он оставить и возлюбленного сладкого безмолвия пустыни. Но Промысл Божий сам руководит святыми своими.

“Знаю человека, – говорил великий пустынник древности Макарий Египетский, вероятно, про себя, – который ничего бы не хотел иного, как лишь сидеть в углу пещеры да наслаждаться блаженным созерцанием. Но Бог Сам на время оставляет его, чтобы хоть таким образом, придя в обычное состояние, он мог послужить еще и братиям своим”.

Так случилось и с преподобным Серафимом: созревший плод пустыни снимается с древа уединения и полагается пред глазами людей. Но и здесь дается ему еще некоторое время “долежаться”, чтобы, умягчившись совсем и достигши последней сладости, быть всецело угодным Господу и приятным для людей.

Таким образом, затвор был для преподобного, с одной стороны, итогом прошлого подвига, а еще более – приготовлением и вступлением в новый период жизни, во вторую половину монашества. А чтобы не было очень резкого перехода от уединения к служению, для этого Господь и выводит Своего любителя безмолвия из пустыни в монастырь, где он некоторое время, по-видимому, продолжает еще прежнюю жизнь, но в самом деле уже начинает исполнять новое служение.

Случилось же это так.

Как мы видели, о.Серафим с ухода своего в молчальничество все реже стал посещать монастырь и даже редко причащался святых Христовых Тайн.

Кто знает жизнь безмолвников, для того это не удивительно – так поступали многие из них, а преподобная Мария все 47 лет пустынничества ни разу не причащалась, после того как ушла из Иорданской обители святого Иоанна Предтечи, и лишь за час до смерти сподобилась Животворящих Тайн от старца Зосимы.

Сподобляет ли их Господь спасительной сладости Своего общения чрез молитву и созерцания, или они таинственно, неким “невидимым образом сподобляются причастий чрез Ангела Божия”, – как говорил о.Серафим вдове Еропкиной, – сие выше нашего обычного разума и опыта...

А потому не дивно, что братия монастыря стали смущаться... Люди часто недоумевают и даже возмущаются, когда другие поступают иначе, чем они... Стал на их сторону и новый игумен Нифонт... Уже отмечено было, что он был иного духа, чем о.Серафим. Он отличался способностями к управлению (административными) и опытностью в казначейских делах, наблюдал за точным исполнением богослужебного устава (между прочим, при нем поминальные записи о живых и усопших прочитывались на проскомидии неизменно еще до чтения часов); он оставил по себе память как способный строитель и украситель монастыря, строго хранил посты, был трудолюбив, нестяжателен, приветлив в обращении с посетителями обители, начитан в книгах, свободен в слове.

Но при всем этом есть данные думать, что он не был единодушен с о.Серафимом... Да и не он лишь один. Известный писатель-богомолец Муравьев, посетивший Саров вскоре после смерти святого старца, с благоговением расспрашивал о нем у братии. Каково же было его удивление, когда он в ответ услышал легкомысленно-дерзкие и горделивые слова: “У нас все – Серафимы”. Чтобы понять это, нужно глубоко уяснить и усвоить учение преподобного, а лучше сказать – Церкви или Самого Духа Святого, о сущности христианства и о смысле не только подвигов, но даже и добродетелей... И читатель дальше сам это увидит в дивной, богооткровенной беседе о.Серафима с Н.А.Мотовиловым...

А может быть, и враг зависти смущал игумена: он пришел на 20 лет позднее преподобного (1787 год) и выбран был в настоятели уже вследствие отказа от сей должности о.Серафима. Бог весть... Но не видим мы радости у о.Нифонта от общения с чудом, не только Саровским, но и всемирным, каковым был старец Серафим... Ни одной ласки, ни одного любовного факта...

Это же не случайно... Ведь предшественник его, о.Исаия, так нежно любил святого и чтил его, что даже на тележке возили его к угоднику... Здесь же совсем иное... А между тем старец при его игуменстве прожил 25 лет (с 1807 по 1832 г.), и притом наиболее славного своего подвига, чудес, прозорливости... Слава о нем шла уже по всей России, а в дому своем, по слову Писания, его далеко не все считали пророком (Мф.13,57) [9].

Но Господь все направляет во благо, и милость Его... к боящимся Его (Пс.102,11-13; Лк.1,50). Так случилось и здесь.

Уставный и закономерный игумен советуется со старейшими братиями монастыря по поводу особливого, но обычного жития пустынника, и они решают: предложить о.Серафиму, буде он здоров и крепок ногами, по-прежнему ходить в обитель по воскресным и праздничным дням и причащаться Св. Тайн; если же ноги его уже не служат, то возвратиться ему в монастырь на всегдашнее жительство в своей келье.

Это решение должен был передать ему брат, носивший пищу, при первом же приходе к нему в пустыньку. Отец Серафим молча выслушал и отпустил его, не промолвив ни единого слова... Решение монастырского собора было столь неожиданным, что оно застало молчальника как бы врасплох: он привык к послушанию, но есть ли на это и Божья воля? Должно ли оставлять святое и спасительное безмолвие, если и на него он пошел тоже по благословению святых отцов своих – Иосифа, Пахомия, Исаии? Да и легко ли ему теперь, после 16 лет, оторваться от сладкого безмолвия и возвратиться в обитель?

“У кого, – пишет позднейший безмолвник и затворник епископ Феофан, – образовались “влечение внутрь” и восхищение к Богу, и особенно у кого “начали действовать совершенное предание себя Богу и непрестанная молитва”, удержать такого в общежитии и сожительстве с другими невозможно”.

“Возлюбившие блаженное безмолвие проходят делание умных сил и подражают их образу жизни. Не насытятся они во веки веков, восхваляя Творца: так и восшедший на небо безмолвия не насытится, воспевая Создателя. Таким образом, все занятие безмолвника– быть с единым Господом, с Коим и беседует он лицом к лицу, как любимцы царя говорят ему на ухо”.

“При этом такое внутреннее безмолвное делание ограждается и охраняется другим – блюдением безмятежия помыслов”...

...И вот теперь отцу Серафиму предлагают оставить это “блаженное безмолвие”, насильно хотят возвратить его снова в “сожительство с другими”, поместить опять в молву многолюдного монастыря, посещаемого тысячами паломников...

Какой перелом жизни!.. Это теперь не менее важный или даже более важный и решительный момент для духа преподобного, чем оставление родного крова и любимой матери 32 года тому назад: там все светлое, высокое и увлекающее было впереди; теперь же его, кажется, влекут назад, к низшему, пройденному, почти уже забытому за 16 лет пустыньки... ...Что делать?

И становится понятным поведение святого молчальника: безмолвно он выслушал весть от брата, безмолвно и проводил его, без единого слова...

Значит, этого слова еще не было в душе преподобного.

...Послушник в недоумении ушел обратно. А старец, несомненно, обратился к Богу, “лицом к лицу, как любимцы царя говорят ему на ухо”. В этом прошла вся неделя...

Привыкший к безусловному послушанию, о.Серафим не мог сойти с этой спасительной для многих стези. Но еще меньше он мог оставить “блаженное безмолвие”. Выход он, подобно Григорию Богослову, нашел в среднем пути: он решил жить в монастыре, как бы в пустыни, быть вместе с другими телом, но безмолвствовать духом. Преподобный решил жить в обители – в затворе: так сочетаются и внешнее послушание и внутреннее безмолвие. Лишь увеличится сила подвига, ибо в монастыре хранить безмолвие духа, даже в затворе, будет труднее.

“Есть безмолвие внешнее, – говорит святой Иоанн Лествичник, – когда кто от всех отделившись живет один; и есть безмолвие внутреннее, когда кто в духе един с Богом пребывает не напряженно, а свободно, как свободно грудь дышит и глаз видит... Пусть келья безмолвника заключает в себе тело его, а сие последнее имеет в себе храмину разума”.

“Безмолвие, – говорит епископ Феофан Затворник, – не всегда есть уединенный образ жития, но непременно бывает состоянием, в коем внутрь собранный и углубленный дух, огнем Духа Божественного возводится к серафимской чистоте и пламенению к Богу и в Боге”.

Отец Серафим достиг уже этого состояния, и потому ему было безопасно возвратиться в обитель и идти дальше по пути живого богообщения... И казалось, будто в существе ничто не менялось. Но Бог усмотрел лучшее...

...Брат рассказал, как принял его батюшка. Отец-настоятель, может быть, узрел в этом молчании признак своей воли, велел послушнику в следующее воскресенье повторить ему решение собора. На этот раз о.Серафим благословил брата и вместе с ним пришел в монастырь. Это было 8 мая 1810 года, в день тайнозрителя и Апостола любви Иоанна Богослова, и в канун великого Чудотворца, Многомилостивого Святителя Николая. Первый сочетал в себе и высочайшее созерцание, и нежнейшую любовь к “деткам”, “чадцам”, людям (1Ин.2,1; 4,4; 5,21).