Василий (Кривошеин) - Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов

• Название: Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов
• Автор: Василий (Кривошеин)
• Жанр: Религия

---

6–е Нравственное Слово в большей своей части посвящено теме бесстрастия, причем вопрос рассматривается полемически. Это не столько описание духовного состояния бесстрастия или путей, к нему ведущих, сколько полемика против тех, кто отрицает возможность достичь его и в бесстрастии пребывать. Аргументация противников может быть сведена к следующему: «Что Бог бесстрастен, говорят они, мы знаем, но мы высказываем сомнения не о Боге, а о человеке» [1065]. Нужно признать, что такое возражение не лишено силы, но пр. Симеон, со всей присущей ему энергией, старается опровергнуть его. «Часто я разговаривал со многими мирскими людьми, — так начинает пр. Симеон свое Слово (подобно тому, что он говорил о тех, кто отрицает возможность плакать при каждом причащении) [1066], — и между нами возникали некоторые споры, я имею в виду — о страстности (εμπάθειας) и бесстрастии, причем я слышал, что почти все говорили, — не только несовершенные в смысле добродетели и благочестия, но и те, кто кажется совершенен в добродетели и обладает именем и большой известностью в мире, — что невозможно человеку взойти на такую высоту бесстрастия, чтобы беседовать и совместно есть с женщинами и не испытывать никакого вреда, ни какого–нибудь движения или осквернения потерпеть втайне. Когда я сам услышал об этом своими ушами, я наполнился большой печалью и вынуждаю себя рыдать и плакать из сочувствия к тем, кто так говорит, точно зная, что они не по какой другой причине это говорят, как по большому неведению благодатных дарований Божиих. Потому что, если бы они не были лишены подлинного бесстрастия и не покрывались бы тьмою страстей, и не были бы рабами удовольствий и плотских хотений, то они не были бы в неведении о животворящей мертвости Иисуса, даруемой членам Его святых, и не неверовали бы» [1067].

В этих полемических строчках, направленных против людей, лишенных подлинного духовного опыта, бесстрастие преимущественно понимается как совершенная неуязвимость для искушения, которая есть последствие живоносной смерти Иисуса, духовный плод ее. Бесстрастие есть, следовательно, благодатный дар, вручаемый святым. Пр. Симеон иронизирует поэтому над людьми, которые, «находясь в страстях, думают достичь бесстрастия, будучи всецело грехом и ставшие им, и которые убеждают себя, что одних человеческих похвал достаточно для добродетели и святости; таким же образом, отрекаясь от бесстрастия, они хотят быть и называться святыми без него, как приобретшие святость от человеческих похвал» [1068]. Пр. Симеон вновь утверждает возможность достижения абсолютного бесстрастия и даже видит в нем цель всякой аскезы: «Ибо что возможно кому бы то ни было из истинно подвизающихся прийти в такую свободу и ставшему однажды причастником благодати Божией достичь бесстрастия души и тела, так, чтобы не только, когда он ест совместно с женщинами и разговаривает с ними, оставаться несмущаемым и бесстрастным, но и когда вращается посреди городов и слышит поющих и играющих на гитарах, и видит смеющихся и танцующих и забавляющихся и не испытывает никакого вреда — об этом свидетельствует все Писание, и вся история и деяния святых приводят такого рода свидетельства, и ради этого совершается благочестивыми людьми всякое подвижническое действие и всякое злострадание» [1069]. Однако, несмотря на необходимость подвигов и умерщвления плоти, бесстрастие остается даруемой Богом благодатью.

Ссылаясь на жития святых, пр. Симеон стремится доказать, что то, что он говорит о бесстрастии святых, не является его личной выдумкой, но традиционным учением Церкви. Он называет, далее, пути, ведущие к бесстрастию, прежде всего отречение от мира и от собственной воли, вообще крайняя строгость жизни. Душа должна следовать заповедям Божиим, «как если бы она ходила в воздухе по канату» [1070]. Это как бы «преследование» Бога, завершающееся, после драматических потерь и новых обретений, бесстрастием, соединяющим с Богом и обожающим [1071]. Невозможность для бесстрастного впасть в искушение является только следствием его единения с Богом. «Как невозможно, — говорит пр. Симеон, — чтобы солнце, сияющее в грязи, осквернилось когда–либо в лучах, так (невозможно), чтобы душа или мысли Бога носящего, облагодатствованного человека могли оскверниться, даже если случится его чистейшему телу валяться, так сказать, в грязи тел, что несвойственно благочестивым людям; не только это, но даже, если он будет заключен вместе с тьмами неверных, и нечестивых, и оскверненных и, нагой телом, соединится с ними, нагими, он не повредится в вере, и не разлучится со своим Владыкой, и не забудет Его красоты. Подобные случаи часто бывали (во времена) мучеников и святых» [1072]. Отрицать это — все равно что говорить, что Христос, живущий в святых, становится сообщником греха. «Если ты еще не веришь, — говорит пр. Симеон, — и колеблешься, смотри, против Кого ты делаешь обвинения и Кого ты называешь соучастником греха? О, какая дерзость! Ты говоришь, что имущие Христа живущим и обитающим в себе окрадываются сердцем к наслаждению? Итак, по–твоему, Христос стал общником греха? Тот. Кто не сделал греха и лукавства не нашлось в Его устах, Тот. Кто берет на Себя грехи мира и очищает от всякой страсти соединившиеся с Ним души?» [1073]

Пр. Симеон говорит о человеке, ставшем действительно бесстрастным и освобожденным от мира и плоти и принадлежащем уже будущему веку: «Ставши таковым, ты не будешь уже жить для самого себя, но увидишь себя ставшим мертвым для мира, как носящий мертвую и совершенно не действуемую для греха плоть, живущим же одному Богу, как Им действуемый и движимый… И отныне ты не будешь делать разницы между мужчиной и женщиной, и не потерпишь вреда от этого, как уже получивший состояние, согласное с природой, и как не смотрящий противоестественно на создания Божий; но пребывая вместе и разговаривая с мужчинами и женщинами и обнимая их (άσπαζόμενος), пребудешь неповрежденным и неподвижным на твоем естественном пребывании и стоянии и будешь смотреть на них, как на ценных членов Христа и как на храмы Божий, и так внимать им» [1074].

Для пр. Симеона бесстрастие является естественным состоянием человека, такого, каким он был создан. Оно дает человеку видеть других согласно с природой. Но в непосредственно следующих строках видна мудрость и духовный реализм пр. Симеона, смягчающего максимализм своих утверждений. «Прежде же чем достигнуть такой меры, — говорит он, — и увидеть в твоих членах животворную мертвость Иисуса и Бога, ты поступишь хорошо, если будешь избегать причиняющих вред лиц, в которых нет никакой причины зла, но из–за живущего в нас прародительского греха мы увлекаемся и прельщаемся (ими) в неуместные желания» [1075]. Можно сказать, что пр. Симеон допускает здесь, что, кроме совершенных и грешников, существуют еще люди, добивающиеся совершенства, но не достигшие его, и что они тоже христиане, хотя иногда может показаться, что пр. Симеон отрицает это.

В Огласительных Словах пр. Симеон говорит, что бесстрастие является плодом молитвы и благочестивого чтения и что оно процветает благодаря слезам покаяния [1076]. Кроме того, показывает тесную связь бесстрастия с любовью [1077]. Только бесстрастный способен наставлять или духовно руководить, так как «никакой страстный (человек) никогда не сможет бесстрастно различать действия братьев, как слепой не может рассмотреть чувственные вещи, даже если он их держит в руках» [1078]. Однако тот, кто достиг степени совершенного бесстрастия, видит всех людей святыми, облеченными во Христа. «И не только они сами, — говорит о них пр. Симеон, — становятся святыми и находятся как бестелесные в теле, но и всех других верных видят как святых; и не только как святых, но как облеченных во Христа и ставших Христами… Потому что достигший такой меры видит … всех, как Христа, и любит, как Христа, почитает, как Христа, и не презирает никого из считающихся у нас ничтожными и маленькими, но и не ненавидит, не поносит, не злословит, не клевещет никого и не терпит слышать клеветников» [1079].

В Гимнах пр. Симеон говорит о бесстрастии не только как о полном освобождении от телесного порабощения, но и как о любви к небесной красоте, как о духовном хотении. «Вот он, — говорит он, — муж желаний Духа, он может, приближаясь телом к телам, духом быть святым, потому что вне мира и этих тел нет желания плотской страсти, но некое бесстрастие. Облобызавший его и приобретший от лобзания жизнь, если даже ты видишь его якобы безобразничающего и как бы самого устремляющегося к действию, знай, что это делает мертвое тело. Я не говорю, что без души, посредством которой оно движется, но вне дурного желания, ибо сладость доброго бесстрастия и из него неизреченно лобызающий меня свет восхищает, изводя из себя, весь мой ум и, держа его обнаженным невещественною рукою, не позволяет мне отпасть от его любви или помыслить страстную мысль, но обнимает непрестанно, и вожделение воспламеняет мою душу, и нет во мне другого чувства. Ибо насколько самый чистый хлеб более ценен и сладок, чем навоз, настолько несравненно более (сладки) для вкушающих здраво горняя нежели дольняя» [1080]. Здесь можно заметить своего рода олицетворение бесстрастия, о котором говорит пр. Симеон, и то, насколько его язык полон выражений божественной любви, как «обнимать», «лобзать», «вожделение» и т. д., любви, которую он отличает и противопоставляет земной любви. Можно также видеть, насколько его изображение христианского бесстрастия далеко от стоического понимания бесстрастия, т. е. отсутствия всякого чувства, чего–то чисто отрицательного. В другом гимне пр. Симеон пользуется подобными образами и выражениями для описания своего единения с бесстрастием [1081]. Наконец, чтобы показать, что его утверждения о возможности достижения совершенного бесстрастия не лишены реализма даже для нынешнего времени, пр. Симеон приводит в пример своего духовного наставника, пр. Симеона Благоговейного, то есть современника, осуществившего в своей жизни идеал бесстрастия, освобождения от страстей и нечувствительности к искушениям в их самом крайнем и явном выражении. «Таковым был, — говорит пр. Симеон, — и теперь, в последние времена, святой Симеон, Благоговейный Студит. Он не стыдился членов всякого человека, ни видеть нагих, ни быть видимым нагим, ибо он имел всего Христа, весь он сам был Христом, и он всегда видел, как Христа, все свои члены и члены всякого другого, по одному и все. И он оставался неподвижным, неповрежденным и бесстрастным, так как был весь Христом и видел Христом всех крещеных и облекшихся во всего Христа» [1082]. Пр. Симеон ополчается против тех, кто не понимает, что Христос дарует бесстрастие: «А если ты голый, и плоть прикоснется плоти, и ты становишься женонеистовым, как осел или жеребец, то как ты смеешь оклеветывать святого и кощунствовать на Христа, с нами соединившегося и давшего бесстрастие Своим святым рабам?» [1083]