Василий (Кривошеин) - Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов

• Название: Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов
• Автор: Василий (Кривошеин)
• Жанр: Религия

---

Также и вино, и оно подобно свет, жизнь, огонь и вода живая есть. Следовательно, если, ядущий и пьющий Божественный хлеб и вино радости, ты не будешь знать, жил ли ты неуничтожимой жизнью, принял ли внутрь себя световидный этот и огненный хлеб, как пророк, пил ли ты Владычную Кровь, как скачущую и говорящую воду, если ты ничего из этого никоим образом не был в созерцании и причастии, каким образом ты воображаешь, что стал общником жизни? Каким образом ты считаешь, что ты прикоснулся к неприступному огню, и как полагаешь, что вообще причастился вечного огня? Никоим образом никак это с тобой не произошло, бесчувственно расположенным к таковым вещам. Но свет освещает тебя, сущего слепым, согревает тебя огонь, но не касается, жизнь осенила тебя, но не соединилась с тобою, живая вода прошла сквозь тебя, как через желоб твоей души, так как не нашла достойного себя приема» [337].

Причащение — это Пасха, переход из мира чувственного в мир умопостигаемый, чтобы там царствовать со Христом: «Если ты так празднуешь, — пишет пр. Симеон, — и так причащаешься Божественных тайн, вся жизнь да будет тебе одним праздником и даже не праздником, но поводом для праздника и одной Пасхой, переходом от видимых к умопостигаемым и выселением, где всякая тень и всякий образ и нынешние символы прекращаются, и, чистые, мы будем чисто наслаждаться вечно чистейшей жертвой в Отце Боге и Единосущном Духе, непрестанно видящие Христа и видимые Им, со Христом сопребывающие, со Христом соцарствующие, больше чего нет ничего в Царстве Небесном» [338].

В Гимнах пр. Симеон глубже раскрывает личную, экзистенциальную сторону причащения и служения Евхаристии. Он потрясен, как он, недостойный, был допущен стать, совершая таинство Евхаристии, служителем Пресвятой Троицы. «Как я … был удостоен, — спрашивает он сам себя, — … стать служителем Божественных тайн и священником Пречистой Троицы?» [339] Потому что это служение выше ангельского, так как оно дает прикасаться к недоступному Богу: «Ибо где полагается хлеб и льется вино во имя Твоей Плоти и Крови, Слове, там Ты Сам, Бог мой и Слово, и они становятся воистину Твоим Телом и Кровью, наитием Духа и силою Вышнего. И, дерзающе, мы касаемся неприступного Бога, вернее, Живущего в свете, неприступном не только этой тленной и человеческой природе, но и всем умным воинствам ангельским. Вот это несказанное, вот сверхъестественное дело и предприятие, которое я назначен совершать. Оно убеждает меня видеть смерть перед моими глазами. Вот почему, оставив радоваться, я был объят страхом, узнав, что невозможно мне и всем, я думаю, достойно совершать священное служение и иметь в теле такую ангельскую жизнь, вернее, жизнь выше ангелов, чтобы … стать по достоинству более близким, чем они, как касающийся руками и устами ядущий Того, около Которого они стоят кругом в страхе и с трепетом» [340].

Пр. Симеон прославляет поэтому таинство и полученный им дар — что он был удостоен держать существенно в руках своих Плоть Господа. В то же время он подчеркивает жертвенный характер Евхаристии. Все это в качестве личной исповеди: «Ты, неприступный серафимам, Творец всяческих, Создатель и Владыка, Ты не только видишь и говоришь со мною и питаешь, но и удостоил меня существенно Твою Плоть и держать и есть, и пить Твою всесвятую Кровь, излиянную для меня, когда Ты был заклан. И Ты соделал меня, которого Ты знаешь, служителем и литургом и таинником их» [341]. Причастие дает ему такую чистоту, такой свет, что он сам удивляется. Потому что мы не можем вынести видение Христа, «даже если веруем, что принимаем Тебя всего от Духа, Которого Ты даешь, о Боже мой, и пречистых Крови и Плоти Твоих, причащаясь которых, мы исповедуем, что нераздельно держим и едим Тебя, Боже, и неслиянно. Ибо Ты не приобщаешься тления или скверны, но преподаешь мне Твою нетленную чистоту, Слове, и омываешь скверну моих зол, и изгоняешь мрак моих грехов … и делаешь меня светом, прежде омраченного, и прекрасным меня двояко соделываешь, облистаешь меня сиянием бессмертия, и я поражаюсь и горю внутренне, желая поклониться Тебе Самому» [342].

Пр. Симеон озабочен парадоксальной антитезой «держимого–недержимого» и «видимого–невидимого», выявляемой Богом в причастии Его Тела и Его Крови, подаваемом Им нам без какого–либо принуждения. «Господь сказал, — говорит он, — что ядущие Его Плоть и пиющие Его Кровь в Нем пребывают, но и что Сам Владыка обитает в них. Говоря это, я провозглашаю Недержимого (άληπτον) держимым, и что в держимом теле находится Недержимый, и что совершенно Недержимый является держимым и видимым. И я не знаю, о несчастный, что в тех, в которых Ты хочешь, Ты существуешь, как чувственный, держимый и вместимый, и видимый Создатель. Но в нечистых, как я, и недостойных, Ты вернее боготворишь Твое чувственное Тело и Кровь и изменяешь его неизменно неудержимое и совсем несхватываемое, вернее же воистину пересозидая его в духовное, невидимое» [343]. Следовательно, пр. Симеон утверждает здесь, что евхаристические Тело и Кровь становятся для недостойных всецело духовными и потому неудержимыми. И он объясняет: «Как некогда, когда двери были затворены, Ты вошел и вышел, и как Ты стал невидимым из глаз Твоих учеников при преломлении хлеба, так и теперь Ты совершаешь хлеб и соделываешь Твое духовное Тело. И я думаю обладать Тобою, хочешь ли Ты или не хочешь, и я считаю, причащаясь Твоей Плоти, что приобщаюсь и Тобою, и настроен бываю, как святой, о мой Христос, как наследник Бога и Твой сонаследник и брат, и причастник вечной славы. Из этого, однако, я показываю, что я совсем бесчувственный» [344]. Как раз духовный характер причащения не позволяет недостойным действительно причащаться, и они не получают от причастия никакой пользы. Напротив, человек, очищенный покаянием и слезами, причащается обоженного Тела как Самого Бога и всецело обожается сам: «Ибо очистившись покаянием и потоками слез, — говорит пр. Симеон, — причащаясь обоженного Тела, и я становлюсь Богом неизреченным соединением. Смотри, какая тайна! Душа таким образом и тело … единое в двух сущностях. Итак, эти оба, единое и двойственное, причастившись Христу и испивши Крови, обеими сущностями, а также природами соединившись с моим Богом, становятся Богом по причастию и называются одноименно по Его имени, Которому они причастились существенно» [345].

С другой стороны, Хлеб и Вино причащения — это Святой Дух, как утверждает пр. Симеон: «Какой готовый хлеб или вино в мире, — это говорит Христос, — как Моя благодать, как Божественный Дух, как Хлеб жизни, который Я подаю, Мое Тело и Кровь, ядущим и пиющим чистым сердцем и верою несомневающейся, со страхом и трепетом, Меня умственно и чувственно?» [346] Это Хлеб, дающий бессмертие: «Это есть и Хлеб, оттуда (с небес) нисходящий, так что ядущие его совершенно никогда не видят смерти, ибо, будучи бессмертными, они навсегда будут всецело разоблачившимися от тления, облачившимися же в нетление, отбросившими смерть и прилепившимися к жизни. Они становятся нетленными и бессмертными и вследствие этого называются небесными» [347].

В другом месте пр. Симеон, говоря о Пресвятой Троице, Которая в то же время и Единица, утверждает, что Она «хлеб и вино, новая приправа верных, пиршество, наслаждение, которым мы таинственно наслаждаемся» [348], — очевидный намек на причащение, которое таким образом связывается с видением Бога. Пр. Симеон обращается с молитвой к Богу, чтобы Его Небесный Хлеб был его спутником в момент смерти, его одеянием и его диадемою: «Этого мы просим и теперь, — говорит он, — об этом мы Тебя умоляем, это, мы припадаем, получить неотъемлемым, Спасе, дабы, как теперь мы питаемся, Всежалостливый, от этого хлеба, умственно нисшедшего с неба и преподающего жизнь всем причастникам, так и при отбытии и творяще путь к Тебе, мы имели бы его попутчиком, помощником и избавителем, и с ним и посредством его мы были бы приведены к Тебе, Спасе, и чтобы он, Владыка, покрыл бы на Страшном Суде наши грехи, чтобы они не открылись бы и не явились бы всем ангелам и людям, но чтобы он был бы нам светоносным одеянием и славою и диадемою во веки веков» [349].

Пр. Симеон как будто бы делает здесь известное различие между Хлебом, духовно сшедшим с неба, и Всежалостливым Спасителем, дающим его [350]. В другом месте пр. Симеон говорит о «Чаше Божественного пития и о бессмертном потоке» [351]. Еще в другом месте, в символическом истолковании Ветхого Завета, пр. Симеон говорит, что манна именовалась «хлебом и пищей ангелов», но что она не давала бессмертие, в то время как «Плоть Владыки моего, будучи обоженной и наполненная жизни, соделывает всех ядущих причастниками жизни и делает бессмертными» [352]. И это немедленно, без необходимости блуждать в пустынях: «И не повелевает нам Избавитель мира шествовать сорок лет … но сразу, крещеных в неколеблющейся вере и причастившихся Крови и Плоти Его, возводит прямо от смерти к жизни и в свет от тьмы и от земли на небеса» [353].