Петр Гнедич - Догмат искупления в русской богословской науке

• Название: Догмат искупления в русской богословской науке
• Автор: Петр Гнедич
• Издательство: Изд–во Сретенского монастыря
• Жанр: Религия
• Год: 2007

---

Но возможность — потенция — очищенного смертью естества к воскресению реализуется не сама собой, а только во Христе — «Первенце из мертвых». «Искупление и есть прежде всего победа над тлением и смертью, освобождение человека от рабства тлению… Исполнение искупления — в воскресении»[1055].

Оживление человека есть воссоединение его состава, но возможно оно лишь после воссоединения с Богом, только через воплощение. Автор следует в этом святому Иринею, и особенно святому Афанасию: «Слово воплощается ради принятия смерти во плоти», так как через смерть возможно было воскресение.

«И это не только богословское мнение святого Афанасия — это вера Церкви. В смертности человека нужно видеть домостроительную причину крестной смерти. Чрез смерть проходит Богочеловек и погашает тление, оживотворяет саму смерть. Своею смертью Он стирает силу и власть смерти»[1056].

В Послании к Евреям Искупитель изображается как Первосвященник, Своею Кровию очищающий грехи человечества. Чрез смерть Богочеловека человечеству открываются «силы и возможности будущего века… путь новый и живой».

Совершительная сила Христова жертвоприношения есть любовь в ее очищающем и освящающем действии. «Это смерть по человечеству, но смерть внутри Ипостаси Слова — Слова воплощенного»[1057]. В этом сила крестной жертвы, а не в том, что Жертва была невинна.

Это то Крещение, которым Христос должен был креститься (см.: Лк 12, 50). «Крещение есть всегда очищение. И крестное крещение есть некое очищение человеческого состава, человеческой природы, проходящей путь восстановления в Ипостаси Богочеловека. Очищение в уготование воскресения. И очищение всей человеческой природы (во Христе полнота человеческой природы) — очищение всего человечества в его начатке, всего человечества в его новом и таинственном Родоначальнике, во «Втором Адаме»»[1058].

Крестная смерть есть также крещение всей твари, очищение космоса через человека. И потому вся тварь таинственно соучаствует в смерти Богочеловека. Крестная смерть имеет не моральный, но сакраментальный смысл. С ней таинственно связана Евхаристия, как это объясняет автор, следуя святителю Григорию Нисскому.

Смерть Христова действительна, но она не подобна нашей. Как смерть Богочеловека, она вольная, она смерть «воипостасного человечества» в Ипостаси Слова. Потому, хотя в ней и разлучаются тело и душа, но не разделяется объединяющая их Ипостась Слова. Потому в ней побеждается тление и уже начинается воскресение.

Крест становится древом жизни. Он одновременно позор и слава, скорбь и радость. Все это уясняется особенно ярко в службе Великой Субботы. «Великое тридневие смерти, эти таинственные дни совершающегося воскресения»[1059].

Само тело Христово, тленное, но неистленное (по прп. Иоанну Дамаскину), находилось в лоне жизни — Ипостаси Слова. Душа же сходила во ад, что «означает, прежде всего, вступление, или проникновение, в область смертности и тления… Этот ад есть тьма и сень смертная — скорее место смертной тоски, нежели мучения, темный шеол, место неразрешимого развоплощения»[1060], царство диавола, князя смерти и духа небытия. Здесь Христос является как Свет жизни и «натиском жизни» (св. Иоанн Дамаскин) побеждает смерть, сообщает жизнь сущим во аде. Сошествие во ад — воскресение «всеродного Адама», упразднение смерти, торжество жизни.

В первом Адаме возможность смерти раскрывается, через преступление, в ее действительность. Во Втором Адаме возможность бессмертия раскрылась в невозможности умереть. Смерти… невозможно было удержать Его (Деян 2, 24).

В воскресении Христовом всему человечеству дается возможность воскресения. «Как начало смерти, возникшее в одном, перешло на весь род человеческий, так и начало воскресения чрез Единого распространяется на весь род человеческий», — приводит автор слова святителя Григория Нисского.

Но «в спасении нужно различать врачевание естества от врачевания воли. Естество врачуется и исцеляется непреложно, силою вседейственной милости Божией»[1061]. Но воля в человеке не может быть исцелена насильно, она исцеляется только в подвиге и свободе.

Только через подвиг индивидуальный человек входит в вечную жизнь, соединяясь со Христом лично и свободно последованием Христу в Его смерти и воскресении. Отсюда значение крещения, в котором верующий становится членом Христовым, членом Его тела, с Ним умирает и воскресает.

Объяснением таинственного смысла крещения и его символов, вместе с указанием на необходимость личного подвига, заканчивается статья.

Таково ее содержание, богатство которого едва ли было передано в предложенном схематичном изложении. В этой передаче, прежде всего, не могло быть отражено огромное количество цитат и ссылок на творения святых отцов[1062], подтверждающих и прекрасно иллюстрирующих мысль автора. Помимо святоотеческих творений, автору, несомненно, были известны труды русских богословов последнего периода[1063]. Замечательно использование текста богослужебных книг, так несправедливо игнорируемых в большинстве богословских исследований недавнего прошлого.

Все это является несомненным достоинством изложенной статьи, по содержанию которой можно ограничиться немногими замечаниями.

Основная мысль рассматриваемой статьи, и в этом ее главное достоинство, — в раскрытии значения крестной смерти Христовой в искуплении, вернее, в домостроительстве нашего спасения. Значение это раньше рассматривалось так, что закрывало другие домостроительные действия (в «юридическом» понимании искупления) или преуменьшалось до значения простого примера для подражания и т. д.

И следует отдать автору должное: поставленная задача исполнена им с замечательной богословской эрудицией и убедительностью.

Статья Г. Флоровского — ценный вклад в русскую богословскую литературу о догмате искупления, и правильно понять ее значение, определить ее место в русской богословской науке можно лишь обратившись к предшествовавшим ей попыткам систематического изложения учения об искуплении. Недостаточное уяснение значения смерти Христовой в искуплении было основным недостатком почти всех этих попыток.

Сравнить статью Г. Флоровского следует с рассмотренной книгой Е. Трубецкого. Но если в теодицее Трубецкого искупительное значение смерти Христовой обосновано, так сказать, методом философским, методом анализа самих понятий греха, смерти и искупления, то в статье Флоровского аналогичные выводы сделаны с основательным богословским обоснованием.

Может быть, автору следовало бы еще более оттенить разрушительную силу греха по самой его природе[1064]. Автор, говоря об освобождении от греха в смерти Христовой, более заостряет внимание на очистительном ее действии, чем на прекращении действия греха — «тления». От его внимания как будто ускользнули слова апостола жало же смерти — грех (1 Кор 15, 56). В смерти Христовой притупляется это жало, разрушительная сила греха себя исчерпывает, доходит до предела и прекращается. И человеческая природа, мертвая, но свободная от действия греха, оживает, получая новые силы от соединенного с ней Божества Слова.

Но при всем богатстве содержания в статье нет полного изложения учения об искуплении, хотя все элементы для такого изложения имеются. Здесь явно выражена неудовлетворительность «юридического» и «морального» истолкования значения искупления. В статье приведен богатейший материал, устанавливающий онтологизм православного понимания искупления, так как без этого автор не смог бы говорить о значении самой смерти Христовой. Но не на все положения своей статьи автор обратил одинаковое внимание.

В статье замечено, что «Божественная любовь как бы связывает и ограничивает себя соблюдением тварной свободы»[1065]. В этом ключ для правильного понимания самого образа искупления человека[1066]. Но едва ли следует говорить об ограничении Божественной любви и тем более о «кенозисе любви»[1067]. В самом ограничении Божественной силы и, если можно так сказать, в самом кенозисе проявляется бесконечная неограниченная свобода любви Божественной, уважающей свободу своего образа.

Свободу любви Божией, проявившейся в искуплении, даже и в ограниченном смысле не следовало бы называть «необходимостью Божественной любви»[1068].

Но все эти и подобные замечания не могут умалить высокое значение статьи Г. Флоровского для уяснения православного учения об искуплении.

8. «ОЧЕРК МИСТИЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ» В. ЛОССКОГО

Последней в настоящем обзоре рассматривается глава из «Очерка мистического богословия Восточной Церкви» В. Н. Лосского[1069], представляющая собой последний по времени из известных автору опытов истолкования догмата искупления в русской богословской науке.

«Очерк» Аосского является сокращенным изложением его лекций в Православном богословском институте Святого Дионисия в Париже. Книга эта заслуживает полного внимания как своеобразное изложение догматики Православной Церкви в связи с ее духовным опытом, ее мистикой. Богословие и мистика тесно связаны в Предании Восточной Церкви. Они невозможны одно без другого.