Петр Гнедич - Догмат искупления в русской богословской науке

• Название: Догмат искупления в русской богословской науке
• Автор: Петр Гнедич
• Издательство: Изд–во Сретенского монастыря
• Жанр: Религия
• Год: 2007

---

Поэтому и «домостроительство Божие направлено не к тому, чтобы как‑нибудь примирить образовавшееся в Боге раздвоение между любовью и правдой (раздвоение, с трудом мыслимое в Едином и всегда тождественном Себе Существе), а к тому, чтобы как‑нибудь спасти погибшую овцу, чтобы как‑нибудь устроить обращение человека на путь истины»[244] и возвратить нам ту вечную жизнь, которую мы потеряли.

Воплощение Сына Божия, Его крестные страдания и смерть были необходимы для того, чтобы потребить следствия греха, обновить естество человека, дать ему силы для новой жизни без нарушения его свободы. «Благодать, — говорит автор, — хотя и действует, хотя и совершает все, но непременно внутри свободы и сознания. Это основное православное начало, и его не нужно забывать, чтобы понять учение Православной Церкви о самом способе спасения человека»[245].

«Полагать в невменении сущность оправдания и следствие искупления (как это имеет место при «юридическом» понимании искупления) — значит говорить только о непременном предположении оправдания, о самом же последнем не говорить»[246]. «С православной точки зрения, можно говорить о невменении греха человеку лишь в качестве домирного предположения всего домостроительства Божия о нашем спасении, которое низвело на землю Сына Божия и возвело Его на Крест»[247].

В этих положениях заключено полное отрицание «юридической» теории искупления: «Господь наш этой теории не проповедовал, так как она привнесена в христианство со стороны, из римского права, из Аристотеля»[248].

Само появление труда патриарха Сергия явилось «большим событием в истории богословской науки»[249].

Достоинства его прежде всего были признаны Советом Московской духовной академии, где автору была присуждена ученая степень магистра богословия.

«Ваша книга, — говорил автору на диспуте архимандрит Антоний (Храповицкий), — как исповедь духовного разумения, не относится к интересам дня, не есть предмет внимания текущей минуты, она смотрит в будущее, давая нам еще одно подтверждение той светлой надежды, что мы избавимся, наконец, от влияния инославного богословия и сольемся своими умами с Преданием Церкви»[250].

Признание достоинств труда патриарха Сергия выразилось не только в присуждении автору ученой степени и в широком распространении его в последующие годы, — идеи, в нем выраженные, быстро становятся общим достоянием русской богословской науки. Нет в настоящее время почти ни одного сочинения по сотериологии, в котором не было бы ссылок на труд патриарха Сергия[251].

Верность автора учению святых отцов и последовательность в изложении основных принципов Православия явились тем новым словом, которого давно ждало русское богословие.

Выдающиеся достоинства книги и единодушное их признание не исключают, конечно, ее отдельных недостатков и ряда отмечающих эти недостатки отзывов.

Большая часть их относится к раскрытию основной темы диссертации, и они в настоящем исследовании не могут быть подробно рассмотрены[252]. Большее значение имеют отзывы, касающиеся общего направления труда и понимания догмата искупления, особенности которого не остались незамеченными.

Рассматривая книгу патриарха Сергия в своих «Письмах о русском богословии» и с полным основанием сближая ее с сочинениями митрополита Антония (Храповицкого) и других авторов, критически относящихся к русскому «школьному» богословию, П. Никольский замечает: «Этим мы не думаем устанавливать зависимость одних писателей от других, а хотим только отметить, что изучение святоотеческой письменности привело всех их к одному выводу, — знак, что вывод этот не выдумывается намеренно из головы, а следует сам собою из сравнительного изучения Православия и инославия»[253].

В том же смысле можно было бы еще указать на близость труда патриарха Сергия к богословскому направлению Хомякова и других славянофилов — не только по признаку отношения к западному и «школьному» богословию[254], но и в отношении «жизненности» богословствования[255], обращения к святоотеческим, особенно аскетическим, творениям и др.

В более позднем обзоре [протоиерея Георгия Флоровского] «Пути русского богословия» автор едва ли верно оценил эту замечательную книгу, уделив ей лишь одну страницу. Правильно отметив «значительность» ее в богословствовании из опыта духовной жизни[256], автор сделал поспешное обобщение, слишком сблизив ее с направлением «нравственного монизма». Если и есть основание заключить, что здесь «в тени остается объективная сторона процесса» спасения, то уже совсем неправильно говорить, хотя бы только по поводу этой книги: «Есть упадочные черты и в русской школе «нравственного монизма» »[257].

Ревниво следивший за всем появляющимся в печати по вопросам сотериологии, протоиерей П. Светлов в 1902 году назвал книгу патриарха Сергия «прекрасным исследованием»[258].

Но уже в 1907 году его «ревность» одержала верх над объективностью, и он указал, что эта книга «при обилии похвал осталась… все‑таки без компетентной научной оценки», и заявил о несамостоятельности автора в отношении критики «юридического» жизнепонимания[259]. Ложность этого утверждения уже была показана в настоящем исследовании. Но оба эти утверждения все же были использованы австрийским профессором–иезуитом А. Буковским.

В своем ранее уже цитированном исследовании[260] католический ученый, установив несомненную зависимость русского богословия XVIII и XIX веков от богословия католического и протестантского, отмечает, что «лишь в последнее время возникло стремление освободить православное учение как от римско–католической, так и от протестантской примеси (Beimischung) и восстановить его в первоначальной чистоте». Но все же автор приходит к заключению, что и у «новейших» (neusten), как и у «старших» (Altesten), богословов понимание собственно искупления как «первичного удовлетворения Искупителя» (die primare Genugtuung) не отличается от католического. Исключение составляет лишь труд патриарха Сергия, о котором А. Буковский дает критический отзыв[261].

Не представляет большого труда объяснить такие выводы автора и причины, их в известной степени предопределившие. Все исследование написано с прямой целью сгладить различия в учении русского Православия и римского католицизма ко времени очередного Ведеградского конгресса[262]. Автору нетрудно было указать признаки западного («юридического») понимания искупления в символических книгах, и особенно у «старших» русских богословов, после того как он сам, в подном согласии с выводами русской богословской науки, отметил непосредственное влияние на них систем западного богословия. Нетрудно оказалось ему найти ту же «юридическую» основу в книгах протоиерея П. Светлова и других рассмотренных им сочинениях. Но все это объясняет еще и то, почему автор или действительно не понял, или сознательно преуменьшил значение труда патриарха Сергия «в стремлении восстановить православное учение в его первоначальной чистоте»[263].

В известном отношении автор понял труд патриарха Сергия лучше, чем иные из его русских рецензентов: в этом сочинении, говорит он, «хотя непосредственно рассматривается только субъективное искупление, но встречаются высказывания и выясняются принципы, по которым объективное искупление, особенно в смысле заместительного удовлетворения, совершенно отрицается»[264].

Ход рассуждений автора о книге патриарха Сергия можно представить в такой последовательности: «Мысль о заместительном удовлетворении [патриархом Сергием] полностью отвергается». Искупительному делу «усвоено лишь значение учительства, запечатленного смертью… Эти утверждения… едва ли совместимы с позитивно–христианской точкой зрения»[265].

И поэтому автор считает возможным сделать заключение о «чисто рационалистических воззрениях на отношение человека к Богу» у патриарха Сергия[266].

Ход рассуждений автора и его выводы чрезвычайно характерны, они нуждаются в проверке и на них следует остановиться более подробно.

Приведя две цитаты из книги патриарха Сергия[267], автор рассуждает: «Это всеми принятое определение можно было бы понимать само по себе и в объективном смысле. Однако при ближайшем изображении способа (Art und Weise) нашего искупления оказывается (heisst es), что Христос искупил нас тем, что принес нам познание любви Отца. Сам человек в сознании своей греховности чувствовал бы себя отвергнутым от Бога и потому не мог бы достичь познания Его любви. Любовь Божия стала известна нам только через Сына Божия, Который отдал за нас Свою жизнь. А потому познать Божию любовь может только тот, кто верует, что Христос пострадавший и распятый действительно есть Сын Божий. Именно в том и состоит спасающая сила веры, что вера есть средство, чрез которое мы познаем Божию любовь и убеждаемся, что соделанные грехи не удаляют от нас Божией любви»[268].

На основании этого изложения, заимствованного из другого места книги, и не цитируя подлинных слов патриарха Сергия, автор счел возможным сделать приведенное заключение.