Вера Бокова - Отроку благочестие блюсти...Как наставляли дворянских детей

• Название: Отроку благочестие блюсти...Как наставляли дворянских детей
• Автор: Вера Бокова
• Издательство: Ломоносов
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-026-0

Как вырастить своих детей? Как их надо воспитывать, чтобы они стали образованными, достойными, порядочными людьми? Этот вопрос всегда занимал родителей. Обычно о методах воспитания судят по плодам, которые они приносят. И если мы вспомним XIX столетие, «золотой век» России, ее лучших писателей, поэтов, воинов, дипломатов, нежных и преданных их спутниц, то можно сделать вывод, что, пожалуй, лучшего воспитания, чем дворянское, в нашей стране и не было.

---

К тому же состав воспитателей был непостоянным и в зависимости от обстоятельств мог заметно меняться.

После Великой французской революции в Россию устремилось множество образованных и нередко титулованных эмигрантов. Их оказалось так много, что даже провинциальный помещик средней руки, желающий, чтобы у детей был настоящий французский "прононс" и блестящие манеры, мог "выписать" за небольшие деньги хоть маркиза. Такой маркиз де Мельвиль жил, к примеру, в 1790-х годах в Пензенской губернии у помещика Жиздринского, скромного владетеля 300 душ.

Новая волна французских наставников прихлынула после Отечественной войны 1812 года, когда в России осело изрядное число пленных солдат и офицеров Великой армии Наполеона. Многие из них попали в армию по мобилизации и потому владели вполне мирными специальностями; иные были неплохо образованны и в общем для обучения языкам и манерам, что обычно требовалось от иностранного гувернера, вполне годились.

Имея возможность выбирать из наставников наилучшего, русская аристократия стала в эти годы отдавать предпочтение французским аббатам, которые, помимо хорошего происхождения (манеры! манеры!), все до единого считались людьми высокоучеными. "Если француз аббат, то он с ним (учеником) читает и толкует французский катехизис и, сверх всего, занимается еще выписками из писем г-жи Севинье и из Вольтерова "Века Людовика XIV", — упражнение для русского чрезвычайно полезное, ибо оно знакомит его с изящнейшими умами и любезнейшими людьми века, прославившего Францию", — язвительно замечал граф Ф. П. Толстой.

"В большинстве семейств высшего общества обеих столиц, — свидетельствовал М. Д. Бутурлин, — наставниками детей были французские аббаты… Почти не принято было в обществе звать их по фамилиям, а только по фамилии тех, у которых они проживали, например: "аббат Дивовых", "аббат Разумовских"".

Надо заметить, однако, что именно поколение французских эмигрантов, при всем своем блеске и "учености", изрядно подпортило реноме своей нации — может быть, больше, чем все "побродяжки" дореволюционных лет.

Яркий тип такого наставника-эмигранта представлен в записках Ф. Ф. Вигеля: "Шевалье де-Ролен-де-Бельвиль… не слишком молодой, умный и весьма осторожный, сей повеса старался со всеми быть любезен и умел всем нравиться… Обхождение его со мною с самой первой минуты меня пленило… Он начал давать мне дружеские советы и одну только неловкость мою исправлять тонкими насмешками; я чувствовал себя совсем на свободе. Во время наших прогулок он часто забавлял меня остроумною болтовней; об отечестве своем говорил, как все французы, без чувства, но с хвастовством, и с состраданием, более чем с презрением, о нашем варварстве. Мало-помалу приучил он меня видеть во Франции прекраснейшую из земель, вечно озаренную блеском солнца и ума, а в ее жителях избранный народ, над всеми другими поставленный…. При слове "религия" он с улыбкой потуплял глаза, не позволяя себе, однако же, ничего против нее говорить; как средством, видно, по мнению его, пренебрегать ею было нельзя. Он познакомил меня с именами (не с сочинениями) Расина, Мольера и Буало, о которых я, к стыду моему, дотоле не слыхивал, и возбудил во мне желание их прочесть.

Посреди сих разговоров вдруг начал он заводить со мною нескромные речи и рассказывать самые непристойные, даже отвратительные анекдоты…"

В итоге общения с этим очаровательным шевалье Филипп Вигель и втянулся в тот противоестественный порок, которым был впоследствии столь известен. И не он один: шевалье де-Ролен развратил и сыновей князя Голицына, в доме которого гувернерствовал.

Видимо, в результате подобных уроков, лишний раз подтвердивших пословицу, что не все то золото, что блестит, большинство родителей следующего поколения чаще старались найти в наставники для детей не столько ученых, сколько добрых людей с хорошей нравственностью. Не случайно А. О. Смирнова-Россет называла свою гувернантку, "добрую Амалию Ивановну", "идеалом иностранок, которые приезжали тогда в Россию и за весьма дешевую цену передавали иногда скудные познания, но вознаграждали недостаток знаний примером истинных скромных добродетелей, любви и преданности детям и дому".

Уже в 1820-х годах к личности гувернеров и гувернанток предъявляли совершенно определенные, довольно жесткие требования. Гувернера предпочитали брать немолодого и женатого; совершенно идеален был вариант, когда на службу удавалось нанять сразу мужа и жену — его к мальчикам, ее — к девочкам. Молодой и одинокий гувернер должен быть некрасив или, по меньшей мере, невзрачен. Очень пожилые гувернеры вообще шли вне конкуренции. К этому должны были прилагаться степенность и благородные манеры, корректный костюм, спокойная уверенность поведения и непременно хорошие рекомендации.

Среди гувернанток более всего ценились особы немолодые, а из молодых — некрасивые и даже уродливые (довольно часто гувернантками были горбуньи). Это (как и в случае с мужчинами), по мнению родителей, гарантировало серьезность, отсутствие матримониальных намерений и обеспечивало супружеский лад в доме (связь мужа с гувернанткой — ситуация, типичная не только для романа Льва Толстого "Анна Каренина": из-за подобной связи распался, в частности, брак родителей Лермонтова). Особенно высоко котировались гувернантки-вдовы со взрослыми детьми (живущими, естественно, самостоятельно). Одеваться гувернантка должна была консервативно и без претензий на кокетство, причесываться просто и строго; держать себя сдержанно и в то же время изысканно, но без особой претензии на светскость. Отступление от этих правил плохо сказывалось на карьере. Так, Л. А. Ростопчина вспоминала, как ее гувернантка, молодая девушка, хотя и была "доброй и благочестивой", лишилась у них места из-за своей страсти к нарядам. Весной "бедная Луиза провинилась окончательно: она осмелилась надеть розовое платье с полосками и длинной талией, как у осы! Эта парижская новость представилась бабушке опасной, как покушение на целомудрие и опасный пример для девочек. Она призвала своего сына, приказывая ему немедленно рассчитать эту опасную особу… Мы, дети, восхищались милой Луизочкой, не подозревая, что розовое платье скрывало погибшую душу!".

Вообще молодой, тем более хорошенькой гувернантке было крайне сложно пристроится на хорошее место; ей долго (пока не проходил главный недостаток — молодость) приходилось соглашаться на копеечное жалованье и почти неизбежно терпеть домогательство кого-нибудь из домашних. Спастись от этого можно было, только пожертвовав молодостью и миловидностью: некрасиво причесываться, нацепить на нос очки или пенсне, надеть невзрачное "старушечье" платье и т. п.

Гувернеры во многом воспитывали ребенка по собственному образцу, вот почему важны были и внешние признаки надежности и серьезности, и сама личность воспитателя, к которой наиболее разумные родители внимательно присматривались. Хорошие гувернеры не должны были быть ни излишне мечтательными, ни слишком набожными, должны были воплощать собой благоразумие и в то же время обладать хорошими манерами. "Ничего слишком" — этот девиз всего воспитания имел отношение и к личности воспитателя.

Чаще всего к гувернерам обоего пола относились как к домашним людям, сердечно и вполне уважительно. Если в Германии и Англии (вспомним "Джен Эйр") гувернантка занимала положение привилегированной прислуги (где-то наравне с экономкой), то в России она входила в число домочадцев. Такой статус в то время определялся прежде всего по тому, где именно полагалось человеку обедать: за общим столом (пусть и на последних, "нижних" местах), или в своей комнате, или вовсе в людской за одним столом с прочей прислугой. В России гувернеры и гувернантки обедали вместе с детьми — то есть либо на детской половине, либо за общим столом.

Статус гувернеров определялся и местом при переездах. Как вспоминал граф Н. Е. Комаровский, у них в семье, когда отправлялись из города в деревню на лето и обратно в город осенью, сами господа и их ближайшие родственники располагались в удобных рессорных экипажах впереди. Далее следовали менее удобные нерессорные экипажи, и вот в первом-то из них, в "тарантасе", "сидели по чину мосье и мадам, т. е. гувернер и гувернантка господских детей, за ними следовали в тарантасе все няньки, мамки и старшие домочадцы, вся же прочая дворня и сенные девушки довольствовались передвижением в повозках и бричках".

Многие гувернеры — особенно женщины — искренне привязывались к детям (а те к ним). По воспоминаниям Е. А. Сушковой, таким человеком была и ее гувернантка. "Ее метода, а еще более ее ласковое, учтивое и дружеское обращение со мною, ее искреннее участие ко мне много способствовали моим успехам и моему развитию. Она неусыпно старалась выказывать меня со всех лучших сторон; поворчит, бывало, когда мы с ней наедине, но при третьем лице всегда меня выхваляла и поощряла".