Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

• Название: Жозеф Бальзамо. Том 1
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: МНПП «Сеймъ»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-85834-027-х (т. I); 5-85834-028-8

В авантюрном романе Александра Дюма (1849), основанном на подлинных исторических фактах, повествуется о событиях, предшествовавших Великой французской революции, о последних годах правления Людовика XV — начале царствования Людовика XVI и Марии-Антуанетты. В центре романа — образ таинственного графа Калиостро (он же — Жозеф Бальзамо), великого магистра, руководящего скрытыми силами французского общества. Это первый роман серии «Записки врача», в которую входят «Ожерелье королевы», «Анж Питу», «Графиня де Шарни».

---

— Ну, раз мадемуазель угодно, я скажу, — проговорила она.

— Начинай же.

— Я хочу выйти замуж, мадемуазель…

— Вот так так! Тебе нет еще и семнадцати, а ты уже думаешь о замужестве!

— Мадемуазель же тоже только шестнадцать…

— Ну и что?

— Разве в свои шестнадцать лет мадемуазель не подумывает о замужестве?

— Откуда вы это взяли? — строго спросила Андреа.

Николь собралась было сказать дерзость, но вовремя спохватилась: она хорошо знала Андреа и поняла, что разговор, еще не начавшись, может тут же и закончиться.

— Конечно, я не могу знать, о чем думает мадемуазель, но я простая крестьянка и поступаю, как велит природа.

— Вот интересно!

— Как! Разве это не естественно — любить и быть любимой?

— Допустим. Что ж дальше?

— Я люблю одного человека.

— А он вас любит?

— Думаю, да, мадемуазель.

Поняв, что слова ее прозвучали не очень-то убедительно, Николь исправилась:

— То есть я уверена в этом.

— Прекрасно, насколько я вижу, вы в Таверне не теряете времени зря.

— Нужно же подумать о будущем. Вы — знатная барышня и, конечно, получите наследство от какого-нибудь богатого родственника, а у меня даже родственников нет. У меня будет только то, что я добуду себе сама.

Все это казалось Андреа делом нехитрым; мало-помалу она перестала думать о тоне, в котором произнесены были не понравившиеся ей слова, и ее врожденная доброта взяла верх.

— Так за кого же ты хочешь выйти? — спросила она.

— Ах, мадемуазель его знает, — глядя своими хорошенькими глазками прямо в лицо Андреа, ответила девушка.

— Я его знаю?

— Прекрасно.

— Да не томи же — кто он?

— Я боюсь, мой выбор не понравится мадемуазель.

— Мне?

— Да, вам.

— Значит, ты сама не считаешь его удачным?

— Я этого не говорю.

— Ладно, назови его, не бойся. Господа должны принимать участие в людях, которые хорошо им служат, а я тобой довольна.

— Мадемуазель так добра!

— Да говори же и зашнуруй меня наконец!

Николь призвала на помощь всю свою проницательность, собралась с силами и проговорила:

— Это… это Жильбер!

К ее великому изумлению Андреа и бровью не повела.

— Жильбер! Маленький Жильбер, сын моей кормилицы?

— Он самый, мадемуазель.

— Как! Ты хочешь замуж за этого мальчика?

— Да, мадемуазель, за него.

— И он тебя любит?

Николь почувствовала, что решительный миг настал.

— Он сам сто раз говорил мне об этом, — ответила она.

— Ну что ж, выходи, — спокойно проговорила Андреа, — не вижу никаких препятствий. Твои родители умерли, он сирота, так что оба вы сами распоряжаетесь своей судьбой.

— Конечно, — пробормотала Николь, совершенно ошеломленная тем, что дело ее решилось вопреки всем ее предчувствиям. — Значит, мадемуазель не против?

— Вовсе нет. Только вот оба вы еще очень молоды.

— Значит, сможем дольше прожить вдвоем.

— Но вы ведь оба бедны.

— Мы будем работать.

— А где же будет работать он? Парень ведь ничего не умеет.

Устав от притворства, Николь внезапно перестала осторожничать:

— Если позволите, я хотела бы сказать, что мадемуазель плохо относится к бедному Жильберу.

— Вот как? Я отношусь к нему так, как он того заслуживает. Он же лентяй.

— Зато, мадемуазель, он много читает и хочет лишь одного — учиться.

— Он своеволен, — продолжала Андреа.

— Но только не с мадемуазель, — отозвалась Николь.

— Что ты имеешь в виду?

— Мадемуазель это известно лучше, чем кому бы то ни было. Вы же заставляете его приносить дичь к столу.

— Я?

— А ему порой приходится прошагать десять лье, прежде чем он что-нибудь найдет.

— Ей-богу, мне никогда и дела не было до…

— До дичи? — насмешливо подхватила Николь.

Будь Андреа в обычном расположении духа, она, быть может, посмеялась бы шутке горничной и не заметила бы таящейся в ней горечи. Однако в это утро нервы у нее были натянуты как струны. Каждому слову Андреа, каждому ее движению предшествовала нервная дрожь. Даже малейшее мысленное усилие составляло для нее препятствие, которое всякий раз нужно было преодолевать; выражаясь современным языком, Андреа была раздражена. Слово это — удачное изобретение филологов: оно напоминает нам о дрожи, которая пронизывает нас, если мы откусим кусок какого-нибудь очень терпкого плода или прикоснемся к чему-либо шероховатому.

— Это что еще за шуточки? — внезапно придя в себя, осведомилась Андреа, к которой вдруг вернулась ее проницательность, исчезнувшая было из-за дурного самочувствия.

— Это не шуточки, мадемуазель, — отвечала Николь. — Шуточки хороши для знатных дам, а я — бедная девушка и честно говорю только то, что есть.

— Так что же ты говоришь?

— Мадемуазель клевещет на Жильбера, который к ней очень внимателен. Вот и все.

— Он лишь выполняет то, что должен делать слуга.

— Но Жильбер не слуга, ему денег не платят.

— Он сын наших бывших арендаторов, мы его кормим, даем ему кров, а он взамен ничего не делает. Тем хуже для него, потому что в таком случае он вор. Но к чему это вы клоните и почему с таким рвением защищаете мальчишку, на которого никто не нападает?

— О, я прекрасно знаю, что мадемуазель на него не нападает, — ответила Николь с улыбкой, хотя внутри вся ощетинилась.

— И сейчас я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

— Потому что мадемуазель просто не хочет понять.

— Довольно, — строго отрезала Андреа, — сию же минуту объясните, что вы хотите сказать.

— То, что я хочу сказать, мадемуазель знает получше моего.

— Ничего я не знаю и даже не догадываюсь, потому что у меня нет времени заниматься вашими загадками. Вы просите моего согласия на ваше замужество, не так ли?

— Да, мадемуазель, и прошу вас не сердиться на меня за то, что Жильбер меня любит.

— Да какое мне дело до того, любит вас Жильбер или нет? В самом деле, вы меня уже утомили.

Николь подскочила, словно молодой петушок. Гнев, так долго сдерживаемый, наконец прорвался:

— А может быть, мадемуазель говорила то же самое и Жильберу?

— Да разве я разговариваю с вашим Жильбером? Оставьте меня в покое, мадемуазель, вы просто спятили.

— Если вы с ним не разговариваете или больше не разговариваете, то, думаю, лишь с недавних пор.

Андреа подошла к Николь и окинула ее великолепным, полным презрения взглядом.

— Вы уже целый час собираетесь сказать мне какую-то дерзость. Говорите же, я требую.

— Но… — Николь запнулась, немного смутившись.

— Вы утверждаете, что я разговаривала с Жильбером?

— Да, мадемуазель.

Андреа внезапно пришла мысль, которую она раньше просто не допускала.

— Боже милостливый, бедняжка ревнует! — расхохотавшись, воскликнула она. — Успокойся, моя бедная Леге, я не смотрю на твоего Жильбера и даже не знаю, какого цвета у него глаза.

Андреа почувствовала, что уже готова простить девушку, которая, как оказалось, не надерзила ей, а просто вбила себе в голову невесть что. Николь же, напротив, сама выглядела оскорбленной и не собиралась ничего прощать.

— Я думаю, — сказала она, — этого и не узнаешь, если смотреть на человека ночью.

— Как ты сказала? — спросила Андреа, которая уже начала что-то понимать, но никак не могла в это поверить.

— Я сказала, что раз мадемуазель разговаривает с Жильбером лишь по ночам, как вчера, например, то хорошенько рассмотреть его лицо довольно трудно.

— Если вы сейчас же не объяснитесь, вам не сдобровать! — сильно побледнев, воскликнула Андреа.

— Нет ничего проще, мадемуазель, — забыв обо всякой осторожности, проговорила Николь. — Этой ночью я видела…

— Тише, меня кто-то зовет, — прервала служанку Андреа.

И действительно: снизу послышался крик:

— Андреа! Андреа!

— Это ваш батюшка, мадемуазель, и с ним гость, который у нас ночевал, — пояснила Николь.

— Спуститесь и скажите, что я не могу выйти, что мне дурно, что я чувствую себя разбитой, а потом возвращайтесь, чтобы мы могли закончить этот странный разговор.

— Андреа! — опять послышался голос барона. — Господин Бальзамо просто хочет пожелать тебе доброго утра.

— Ступайте же! — повторила Андреа, королевским жестом указывая Николь на дверь.

Николь повиновалась, как повиновались приказам Андреа все, — без возражений и недовольных мин. Но только Николь вышла, как Андреа охватило странное чувство: несмотря на свое нежелание показываться на люди, она ощутила, что какая-то мощная, непреодолимая сила тянет ее к окну, которое служанка оставила приоткрытым. Она подошла и увидела Бальзамо: глубоко поклонившись, он сверлил ее взглядом. Она покачнулась и, чтобы не упасть, схватилась за ставню.